Духовная революция эпохи Возрождения

⇐ ПредыдущаяСтр 15 из 19Следующая ⇒

Если мы сравним мировоззрение какого-нибудь средневекового рыцаря и образ мыслей европейца Нового времени (письменные источники позволяют это сделать), ¾ мы вынуждены констатировать, что их разделяет глубокая пропасть. Что же заставило Запад перейти от религиозной экзальтации к трезвому практицизму, от созерцательности ¾ к действию, от веры в абсолютную силу авторитета ¾ к рационалистической критике любых догм, от поисков «града Небесного» ¾ к материальному достатку и разумному благоустройству на этой грешной Земле?

Прежде всего, появление сначала на внутрихозяйственной, а затем и на внутриполитической сцене человека нового типа ¾ представителя «третьего сословия», сформированного культурой возрождённого города. Именно горожане («бюргеры») стали той новой духовной силой, которая, разрушая одну за другой культовые и феодальные стереотипы мышления, стала пробивать себе дорогу к прогрессу. Орудием этих преобразований, наряду с переменами в хозяйственной жизни, стали образование и наука.

Ещё в первые, самые глухие столетия «средневековой ночи» тихую, но упорную просветительскую работу вели монастырские школы. Именно там теплился огонёк знания; правда, оно было доступно ещё немногим. Но уже пробивается к жизни философская мысль.

С течением времени ширится сеть светских школ. Наконец, возникают университеты, в которых, наряду с богословием, постепенно увеличивается влияние светских гуманитарных дисциплин. В просвещённом мышлении всё большее и большее значение приобретает схоластический метод, прогрессивный для того времени. Схоласты не довольствовались готовыми истинами: они ставили проблему, которая должна была решиться путём спора ¾ «диспута». В этом споре человек уже брал на себя риск суждения: в противовес ссылкам на авторитет большое значение уже приобретала практика логического обоснования аргумента. Кроме того, схоластика всё чаще ориентируется на труды античных мыслителей ¾ Платона и Аристотеля (по иронии судьбы с произведениями последнего европейцы познакомились благодаря мусульманским учёным, хорошо изучившим труды этого языческого философа). К философии Аристотеля католическая Церковь вначале относилась враждебно, но затем сумела ассимилировать его учение. Этому в большой степени способствовал философ-схоласт Фома Аквинский.

Труды схоластов редко выходили за пределы богословских проблем. Но именно в недрах схоластики европейская философия начинает борьбу за свою эмансипацию от оков заранее заданной догмы. Тогда это были лишь первые шаги. Схоластика в основном систематизировала теологические истины, ничуть не сомневаясь в их справедливости. Но мысль европейца уже пришла в движение, и это движение нельзя было остановить. В домах городских меценатов появились учёные люди, в кругу которых было принято о чём-то рассуждать, что-то доказывать, в чём-то сомневаться. Прививался вкус к образованности, интерес к культурным ценностям прошлого.

Всё вело к тому, чтобы на арене европейской жизни появился новый тип подвижника ¾ не подвижника веры, а подвижника рационального знания. В XIII в. это, наконец, произошло. Носители нового сознания получили имя гуманистов. Именно они и явились носителями мировоззренческих идей, послуживших «строительным материалом» для Возрождения.

Что это были за люди? Почему, не будучи сословием, не имея власти, не располагая даже популярностью среди массы обывателей, они в такой огромной степени повлияли на культурный облик всей европейской цивилизации?

Прежде всего, это были люди, жаждавшие самовыражения и самоутверждения. Центр внимания они перенесли от Творца ¾ к творению, причём к высшему Его творению ¾ человеку. Уже этот основной принцип, принцип антропоцентризма, возвращал их к заветам античной Греции с её протагоровским лозунгом: «Человек есть мера всех вещей». Гуманистов можно было найти среди людей самых разных профессий. Гуманизм не был специальностью ¾ это был лишь признак душевной склонности: в свободное от работы время гуманисты штудировали древние рукописи, вели учёную переписку, писали стихи на древних языках… Они были страстно влюблены в культуру. Для них было наслаждением находить собратьев по духу в любом уголке Европы, встречаться и долгими часами обсуждать какую-нибудь частность из «Анналов» Тацита или трудов Аверроэса. Как истинные аристократы духа, они усвоили свой особый стиль общения, свой круг занятий, свой способ мышления. Это была элитная группа образованных одиночек, живущих зачастую в разных городах Европы, но тесно между собою связанных. Собственно, они и не стремились выйти за пределы избранного круга себе подобных. Но случилось так, что они стали властителями дум: к их словам прислушивались монархи и папы, их почитали, их труды сделались популярными в высших слоях общества, гуманистическая образованность стала пользоваться огромным социальным престижем. Несколько веков назад учёные при дворе Карла Великого не могли об этом даже мечтать!

Такой огромный социальный резонанс деятельности гуманистов не мог бы иметь места, если бы на исторической арене Запада не появилось упомянутое уже здесь «третье сословие», ¾ люди, знающие цену материальному достатку и умеющие добиваться его. Это они, развернув торговлю с православным и мусульманским миром, привезли на купеческих кораблях забытые греческие манускрипты. Это они возродили интерес к изящным метафорам светской поэзии и телесной красоте античных статуй. Это, наконец, они оказались способны накопить достаточно денег, чтобы оплачивать труд скульпторов и художников, поэтов и учёных.

Поворот к материальному в сфере жизни шёл рука об руку с поворотом к эстетическому в сфере духа. Предметом искусства становилось то, что до сих пор им не было (и не должно было быть): икона, гимн, церковная проповедь. Гуманисты совершенно изменили (для самих себя, конечно) средневековую систему ценностей. Они оставались верующими католиками, но их настоящим богом была культура. Спасения они искали не в иной жизни, а на «пиршествах разума» ¾ в кругу своих учёных друзей. Само понятие благородства рассматривалось ими уже не как сословная, а как элитарная принадлежность: не по крови, а по духу. По сути дела, это были первые европейские интеллигенты: с полным правом они ощущали себя наследниками всей великой европейской культуры.

Родиной гуманизма по праву считается Флоренция. Богатейший город, который не зря называют «Афинами Возрождения», дал первых великих представителей этого направления: Данте Алигьери, Франческо Петрарку, Джованни Бокаччо. Гуманисты продолжали свою деятельность по крайней мере на протяжение трёх веков. Они были наставниками нескольких поколений образованных людей сначала в Италии, а затем ¾ и во всей Западной Европе.

Гуманизм выдвинул на авансцену европейской культуры новый тип личности, утверждающий человеческие ценности в первую очередь: личные дарования, трудолюбие, эрудицию, тонкий вкус, способность ценить изящное и прекрасное. Эта самоутверждающаяся личность в высокой степени замкнута на себе, на своих учёных занятиях: её ренессансный индивидуализм станет впоследствии устойчивым свойством новой европейской ментальности. Сила религиозной веры если и участвует здесь, то очевидным образом отодвигается на второй (если не на третий) план.

Надо признать естественным, что антропоцентризм, т.е., в сущности, поклонение человека самому себе возвращает помыслы гуманистов к античной древности. Собственно, сам термин «Возрождение» именно это и имеет в виду: возрождение античных традиций в искусстве, античного рационализма в философии, античного язычества в миросозерцании.

Здесь нам важно не просто констатировать факт, что это произошло. Нам важно знать, почему это произошло. Неужели христианская этика, христианские идеалы в такой степени утратили свою привлекательность? Нет. Посмотрите на полотна Рафаэля, Тициана, Леонардо, послушайте музыку Палестрины и Орландо Лассо, почитайте стихи Данте, и вы увидите, что христианские темы волновали художников этого времени ничуть не меньше, чем их европейских предков несколько веков назад. Но слишком долго человек Запада подавлял в себе естественные влечения, слишком безрадостным было его земное служение Богу. Средневековая аскеза явилась, за редким исключением, не результатом гармонического приближения человека к высшей цели, поддержанным многовековой духовной традицией (как это имело место, например, в Индии), ¾ нет, это был экзальтированный, насильственный, варварский аскетизм, лишённый внутреннего покоя и тайно распаляющий плоть вместо того, чтобы её усмирить. Достаточно вспомнить о секте так называемых флагеллянтов ¾ людей, публично бичующих себя на глазах у публики, орошающих кровью улицы городов во время показательных истязаний своей плоти; достаточно вспомнить о страшных карах, которыми постоянно грозили священники прихожанам во время проповедей, чтобы убедиться в этом. Естественная жизнь, придавленная многовековыми запретами и угрозами вечных мук в геенне огненной, теперь брала реванш: людей стали волновать проблемы земного воздаяния, земного счастья и земной справедливости. Этот бунт плоти не мог не затронуть и самых глубоких сторон жизни человека: чем дальше, тем больше запреты теряли свою силу.

Жизнь людей стала необратимо меняться. Всё, что до сих пор на равнинах Запада было сковано оцепенением, будто бы разом пришло в движение: техника, наука, личная жизнь, деловая инициатива, интерес к иным цивилизациям, жажда путешествий и открытий, поиски новых выразительных средств в искусстве… Прогресс теперь не считался предосудительным. Новизна уже не пугала, она притягивала. Деловая предприимчивость никому не казалась теперь суетным занятием; именно это и был реальный путь к успеху.

В конечном счёте, «третье сословие» сумело доказать всему остальному миру, что радости земной жизни не так уж иллюзорны, как об этом твердят святые отцы. Мало помалу в душе европейца, втянутого в ритм деловой жизни, происходит поворот к ценностям материального свойства.

Какое же место в этих резко изменившихся условиях горожане отводили Господу Богу? Пришлось ли Ему потесниться, и если да, то в какой степени?

Надо сказать, что сомневаться в существовании Творца тогда ещё вряд ли кому-нибудь приходило в голову. Самые смелые дерзания художников сплошь и рядом сочетались с глубокой набожностью. Но представления о Боге и служении Ему в среде законодателей интеллектуальной моды претерпели некоторые существенные изменения.

Марсилио Фичино, создатель Платоновской академии во Флоренции, переводчик и толкователь Платона и Прокла, заложивший основы философии гуманизма, считал, что человек мог бы создать всё, что создал Сам Господь, имей он под руками соответствующий инструмент и материал. Бог, таким образом, выступает здесь как старший собрат человека по ремеслу, Высший Мастер, с которым человек, в принципе, мог бы соперничать! Как видим, самообожение человека идёт здесь рука об руку с умалением Бога.

Другой философ-гуманист, Пико Делла Мирандола, призывает подчинить веру контролю разума, т.е. применить человеческую меру к Божественному. Несколько позже другой гуманист, Томмазо Кампанелла, пойдёт ещё дальше, предложив в своей книге «Город Солнца» новый культ: поклонение «Разуму-Солнцу». Это уже ¾ откровенная подмена; реминисценция язычества обнаруживается здесь с полной очевидностью.

Вообще различные формы пантеизма (т.е. поклонение творению, а не Творцу) так или иначе, оживают в эту эпоху. Само пробуждение интереса к человеческому телу, к обнажённой натуре, к совершенной красоте пластических форм в скульптуре и живописи говорит о пантеистической радости реального чувственного бытия. Это телесно-осязаемое бытие взывает не только к чувственным радостям. Оно нуждается в хорошо устроенной жизни и, стало быть, в установлении разумного порядка. Мыслители эпохи Возрождения пытались объяснить мир, исходя из логики причинно-следственных связей. Причину движения они видели в самой материи, в которой ими признавалось некое разумное начало.

Итак, идеологи Возрождения произвели огромный по своей значимости внутренний поворот в мирочувствии европейца: поворот к рационализму. Человек впервые был признан способным познать окружающий мир самостоятельно, без помощи Свыше, опираясь на свой разум, свои ощущения, свои способности и возможности. Познание истины уже не было равнозначно простому затверживанию евангельских прописей. Истина нуждалась в разумном суждении, ищущем опору не в метафизически-неизменном и вечном, не в суждении богословского «авторитета», а в причинно-следственной связи, удостоверенной опытом.

Это было очень важным условием для возобновления научной мысли. В многочисленных трактатах и опытах были подготовлены важнейшие открытия в области медицины, математики, механики, астрономии. Вместе с отказом от догматических форм мышления, в учёных кабинетах и мастерских возобладал дух эксперимента. Появились технические новшества: порох, ветряная мельница, самопрялка, печатный станок. Последнее открытие, сделанное Иоганном Гуттенбергом в 1440 г., дало мощный толчок книжному производству и распространению научных знаний. Изобретение механических часов дало возможность для более совершенной организации труда и рациональному отношению к рабочему времени. Революционные открытия были сделаны также в области астрономии (Г. Галиллей, Н. Каперник, И. Кеплер), и особенно ¾ в области географии: экспериментально было доказано шарообразное строение Земли, открыты новые континенты, острова, океаны.

Эпоха Возрождения, таким образом, дала мощный импульс к движению научной и технической мысли; отсюда начинается прогресс, в немногие последующие столетия совершенно изменивший не только жизнь Европы, но и всего остального мира.

Возрождение и Церковь

Уже говорилось о том, что католицизм в ту эпоху не устоял перед главным соблазном, которым сатана, согласно Евангелию, искушал Христа в пустыне: соблазном власти. Западная Церковь добивалась не только влияния на души своей паствы, но и политического господства. К этому примешивался ещё один могучий соблазн ¾ соблазн собственности. Благодаря специальным налогам, доходам от церковных земель, продаже выгодных должностей и индульгенций папский двор накопил такие богатства, что с ними не мог соперничать ни один королевский дом в Европе. Такая алчность к деньгам, прямо игнорирующая заповеди Христа, приводила в негодование нищую паству. Сверх того, поведение высшего духовенства (пап в том числе) оказывалось во многих случаях весьма предосудительным, и это также не способствовало укреплению его авторитета.

Реакцией прихожан на произвол церковных иерархов было глубокое недовольство и как результат ¾ стремление найти свой путь веры, порвать с официальным католичеством. По всей Европе возникают еретические течения и секты... Церковная власть ответила на это именно так, как и подобает власти, претендующей на абсолютное господство: она развернула репрессии. В 1022 г. в Орлеане запылали первые костры, на которых заживо сжигались люди, отнесённые Церковью к разряду «еретиков». Если учесть, что ересью в те времена считалось всё, что не было общепринято или, во всяком случае, не соответствовало официальным церковным установлениям, поводов для обвинений можно было найти более чем достаточно.

Еретиками людей объявляли не только по подозрению. Еретические движения, т.е. секты, отвергающие официальную догматику, существовали в христианском мире издавна (самыми значительными среди них были гностики, ариане и монофизиты). Но в первые века нашей эры еретичество было вызвано главным образом тем, что христианство как система канонических принципов ещё не устоялось, ещё не приняло полностью догматических норм, ещё не сложилось окончательно как социальный институт. После XI в. еретические движения возникают уже совсем по другой причине и на другой почве.

Это была борьба за «чистоту» веры (разумеется, в том смысле, как это понимали вдохновители еретических движений), борьба против лицемерия, мздоимства и дел неправедных, которыми запятнал себя католический клир. Мирян не могла не возмущать, например, практика индульгенций. Индульгенция (грамота, отпускающая грехи за деньги) профанировала церковное таинство, превращала его в банальное средство наживы. Вызывала недовольство и чрезмерная роскошь облачений священников, избыточная пышность церковных обрядов. Латинский язык, используемый при богослужении, был непонятен широким массам верующих.

По всем этим причинам в рассматриваемую нами эпоху всё чаще стали раздаваться голоса, призывающие вернуться к чистоте и искренности веры первых веков христианства. Эта идея вдохновляла и английских «бедных священников» во главе с Джоном Виклифом, и сторонников Яна Гуса в Чехии. Одна из наиболее мощных еретических сект ¾ катары ¾ вообще отказывалась признавать официальное духовенство.

Протестантские движения во втором тысячелетии множатся и ширятся, местами они принимают форму социального бунта. Не случайно основную массу в еретических сектах составляли мелкие ремесленники и торговцы: третьему сословию пришлось вести борьбу за место под солнцем не только со светскими, но и с церковными феодалами.

Ответ иерархов Церкви был сокрушающе жесток: против еретиков была организована серия крестовых походов. Все они кончались погромами, поджогами и резнёй; инаковерующих десятками тысяч убивали, сжигали на кострах, их имущество конфисковывалось. Особенно ужасным было усмирение альбигойцев (катаров, группировавшихся вокруг города Альби на юге Франции). Со всех концов Франции, по призыву папы Иннокентия III, туда устремились жадные до грабежа рыцари, толпы католических фанатиков и просто люмпенов. Богатейшие города и селения были разгромлены крестоносцами. В один день в церкви Магдалины в Безье было перебито семь тысяч человек ¾ в основном женщин, стариков и детей.

Для борьбы с ересями Рим стал учреждать специальные ордена. Так, в 1215 г. в Тулузе был создан Орден доминиканцев (им руководил монах Доминик из Испании). Этот орден пользовался особым покровительством папского престола и был настолько могущественным, что мог осуществлять цензуру всего церковного образования и даже контролировать деятельность епископов. В XIII в. был создан специальный трибунал католической Церкви ¾ инквизиция. С этой организацией связаны столь многочисленные казни и пытки людей, обвинявшихся в ереси и колдовстве, что слово «инквизиция» стало нарицательным для обозначения изуверской жестокости. Первым полем деятельности инквизиции было как раз уничтожение катаров на юге Франции. Очень быстро суды инквизиции распространились по всей Западной Европе. Несколько веков подряд они крушили врагов «истинной веры» с неослабевающей свирепостью.

К концу XV в. костры инквизиции уже пылали по всей Западной Европе. Таким образом, расцвет Возрождения почти совпадает по времени с самой изуверской в Истории формой массового насилия над людьми. Местами «охота на ведьм» приобретала размеры коллективного безумия. Были города, где эпидемия этих ритуальных убийств унесла жизни большинства взрослого женского населения.

Церковь не обошла своим вниманием и учёных-исследователей: астроном Джордано Бруно был сожжён на костре, Галилея заставили публично отказаться от своей гипотезы вращения Земли, Николай Коперник, создатель гелиоцентрической системы, избежал расправы инквизиции лишь потому, что вовремя умер, но его книги были запрещены и преданы огню.

Всё это, конечно, усиливало атмосферу страха. Однако такими методами невозможно было сохранить ни уважения к Церкви, ни приумножить любовь паствы к своим пастырям. Произошло обратное: в католическом мире зрело недовольство политикой папского Рима.

Кажется странным, что вся эта дикая вакханалия изуверства происходила именно в те годы, когда Ренессансная Европа представила миру столько светлых умов, прославивших себя прекрасными скульптурами, картинами, стихами и научными открытиями! На самом же деле драматизм этой эпохи вполне объясним: языческий дух Ренессанса закономерно вёл христианский Запад к кризису.

Облагораживающее влияние ренессансной интеллигенции было не так уж велико; основная масса простых людей (особенно крестьянства) всё ещё пребывала в темноте невежества и суеверий. Время перемен вносило смуту в души этих людей, не случайно именно в ренессансную эпоху распространилась практика магов, чернокнижников, алхимиков и т.п. Знаменательно, что большинство жертв инквизиции пало жертвой обвинений в колдовстве (в основном ложных, ибо признания жертв вырывались с помощью пыток). Люди, жадно глазеющие на аутодафе, ¾ т.е. казнь путём сожжения, ¾ ничуть не сомневались, что казнимый действительно провинился в сношении с дьяволом. Известны предсмертные слова, сказанные Яном Гусом, который увидел набожную старушку, с усердием положившую охапку хвороста в его костёр: «Святая простота!..»

⇐ Предыдущая 10 11 12 13 141516 17 18 19 Следующая ⇒