Социальная структура раннесредневекового общества

⇐ ПредыдущаяСтр 13 из 19Следующая ⇒

В то время общество делилось на три основных класса: священники, воины (феодалы), крестьяне. Причём эти классы резко отличались по условиям жизни и были максимально изолированы друг от друга: раздробленность средневекового общества сказывалась и здесь. Среди трудового населения люди одной профессии не смешивались и редко общались с людьми другой профессии. В семьях поколениями занимались одним и тем же ремеслом: сын продолжал дело отца.

Взаимоотношения разных классов и разных слоёв общества не были ни дружественными, ни уважительными. Феодалы-рыцари откровенно презирали «вилланов» (крестьян) и обращались с ними настолько бесцеремонно, что все рыцарские понятия о чести и благородстве здесь теряли силу. Словом «виллания» в среде рыцарей обозначались дикость, подлость и всяческие моральные уродства. Неудивительно, что крестьянские восстания были довольно частым явлением в то время, и заканчивались они изуверским уничтожением целых деревень.

Особенно же сказывалась на жизни общества и даже на судьбах целых народов яростная борьба за гегемонию между высшей светской и высшей духовной властью. Папство, с одной стороны, стремилось к абсолютному господству не только в духовной, но и в хозяйственной и политической жизни, и после Х в. оно превратилось в сильную наднациональную монархию. Папы по своей прихоти могли назначать угодных или смещать неугодных им императоров. С другой стороны, императоры и короли яростно сопротивлялись такой экспансии папской власти, и когда одерживали верх, то, в свою очередь, самовольно назначали и смещали пап. Доходило до курьёзных случаев, когда разные короли «назначали» на папский престол своих людей (они назывались антипапами) и одновременно в разных концах Европы действовало несколько антипап. Коронация была религиозной церемонией, в ходе которой правитель превращался в помазанника Божия: как и священник, он был помазан святым елеем. Это давало основания королям на дополнительные притязания: некоторые из них, подобно церковным патриархам, брали на себя исполнение сакральных функций.

Феодалы считались воинским сословием ¾ рыцарями. Каждый мужчина дворянского звания, способный держать оружие и достигший совершеннолетия, обязан был учиться воинскому искусству. Рыцарскую конницу впервые сформировал знаменитый франкский полководец Карл Мартелл, который прославился тем, что разбил полчища арабов в битве при Пуатье (732 г.) и тем самым остановил военную экспансию мусульман на Европу. Карл Мартелл осуществил военную реформу: крестьяне большей частью были отстранены от военной службы, основой войска стала конница, которую составляли крупные и мелкие феодалы. Это было первое в истории профессиональное рыцарское войско. За свою службу рыцари награждались поместьями. Крестьяне, жившие в этих поместьях, обязаны были содержать своих господ-рыцарей, основной «работой» которых отныне стала война.

Рыцарей отличала сословная замкнутость, особый образ жизни (кроме военных походов и турниров они, в сущности, ничем другим не занимались) и кодекс чести, который, друг по отношению к другу, они старались соблюдать. В почёте были: личная отвага, верность своему сюзерену и тщательно соблюдение обетов (если таковые принимались). До эпохи крестовых походов рыцари вовсе не походили на тех учтивых, образованных и романтически устремлённых героев куртуазных романов, какими их описывают рыцарские сказания. Они были почти сплошь неграмотными, примитивными в быту, владевшими лишь воинской сноровкой; на них лежало бремя сословной спеси и множества предрассудков. Но уже к XIII в., познакомившись во время крестовых походов с жизнью цветущих сопредельных цивилизаций (таких как Византия), научившись у арабов искусству лирической поэзии, ¾ они усвоили и грамоту, и светскую учтивость, и даже умение играть на музыкальных инструментах…

Феодальный мир держался на принципе договора. Мелкий феодал состоял на службе в войске какого-нибудь герцога или принца; он считался вассалом своего старшего партнёра, а тот ¾ его сеньором или сюзереном. Историк Ле Гофф справедливо определяет феодализм как «систему личных связей, объединяющих членов высшего общества». Будущий вассал вкладывал свои сомкнутые руки в руки сеньора и говорил: «Сир, я становлюсь Вашим человеком! » ¾ и произносил клятву верности. Сеньор торжественно передавал вассалу какой-нибудь символический предмет ¾ штандарт, жезл, кольцо, перчатки и т.д. Кроме того, и это было самое главное, он передавал во владение своего нового вассала землю ¾ феод ¾ (отсюда и само слово «феодал»), жаловал его определёнными правами и привилегиями в обмен на службу и клятву верности. При этом вассал мог отказать в верности сеньору, если тот не выполнял своих обязательств.

К сеньории постепенно отходили все формы власти: экономическая, судебная и политическая. Центром сеньории был замок ¾ крупное укреплённое поселение, окружённое толстыми стенами с высокими башнями и бойницами, способное выдерживать длительную осаду.

Рыцари просуществовали до XV в., то есть до появления огнестрельного оружия, но почти сразу вслед за этим рыцарское войско, плохо дисциплинированное, обременённое громоздким снаряжением, державшееся лишь на личной отваге, стало ненужным анахронизмом. Последние из обедневших рыцарей кое-как пробивались грабежом на больших дорогах; аристократия же в целом кардинально изменила стиль жизни и воинские обычаи.

Сильная власть и относительная независимость феодалов, конечно, не способствовали единству феодальных государств. В Западной Европе, пожалуй, не было такой страны, где государям не приходилось бы бороться со своими собственными вассалами ¾ не на жизнь, а на смерть, отстаивая единство государства. В Италии и Германии эта борьба складывалась не в пользу верховной власти, и вплоть до XIX в. эти страны оставались жертвами политической раздробленности.

Основы духовной жизни

Центром духовной жизни для абсолютного большинства жителей Западной Европы в средние века была христианская вера. Но необходимо представить себе характер общества того времени, да и характер самой католической Церкви, чтобы понять хотя бы основные черты мировоззрения, резко отличающего человека средневековой эпохи от наших современников.

Как бы ни были безусловны догматы христианства, как бы ни было этически непреложно и свято учение Самого Христа, ¾ нельзя забывать, что люди, воспринявшие это учение, были вчерашними варварами, только что разрушившими великую культуру, но ещё не создавшими ничего взамен, почти сплошь безграмотными, находящимися всецело во власти своих прежних магических представлений и суеверий. Среди множества племён сохранялся ещё обычай кровной мести. Целые группы людей считались париями (иноверцы, нищие, прокажённые и т.д.). Совершение человеком дурного поступка связывалось с наличием у него «дурной крови», т.е. крови, испорченной болезнями, колдовством или кознями дьявола. В порядке вещей были еврейские погромы; абсолютно всех евреев считали виновными в смерти Христа; в годы массовых эпидемий их убивали, обвиняя в отравлении колодцев. Публичная казнь для этих людей была наиболее лакомым зрелищем, ¾ чтобы её посмотреть, на городскую площадь стекались люди из окрестных деревень…

Такова была паства. А что можно сказать о пастырях?

Варваризация общественной жизни Запада не могла не сказаться и на Церкви. Дело было не только в том, что варварские обычаи («Божьи суды», суеверные табу, культ мощей и т.д.) стали санкционироваться Церковью, не только в том, что сами священники были большей частью малограмотны, невежественны и не отличались высокоморальным поведением, и даже не только в том, что, стремясь накопить богатства, Церковь стала, по существу, соучастницей феодального гнёта, но в том, главным образом, что она забыла одну из главных заповедей Христа: «Власть Моя не от мира сего». Высшему клиру захотелось земной власти. Наставники духа стали политиками, врачеватели скорбей сделались вдохновителями чудовищных и кровопролитных войн; именем Христа людей пытали, убивали, сжигали заживо. Религиозные войны, наряду с чумой, сделались одной из главных причин массовой гибели людей.

Было бы, однако, неверным представлять Церковь (пусть даже средневековую) сплошным вместилищем алчности, лицемерия, ханжества и прочих пороков, как это любят живописать противники христианской веры. Картина представляется неизмеримо более сложной: по существу, шёл многовековой процесс самоочищения христианства. Идеи Христа с огромным трудом прокладывали себе дорогу сквозь авгиевы конюшни варварских традиций и почти абсолютного невежества. Человек мог подняться до этих идей, если он чувствовал в себе достаточно сил: и среди мрака средневековой ночи вдруг вспыхивали яркими факелами мысли и дела святых отшельников, мистиков, философов и христианских подвижников.

В любом городе и любом селении храм был не только очагом духовной жизни общины, но и главным центром общения людей. Помещение церкви, таким образом, выполняло отчасти ту же роль, что агора в античной Греции или форум в античном Риме. Церковь посещали не только для совершения молитв и таинств: она сделалась обычным местом для свиданий и пересудов; модницы ходили туда покрасоваться своими нарядами, молодые люди ¾ поглазеть на девиц… Проповедь и литургия служили чем-то вроде театрального спектакля, за неимением самих театров. Кое-кто и вёл себя в церкви, как в театре. Переговариваться и слоняться по храму во время мессы почти вошло в привычку.

Такой стиль поведения господствовал отнюдь не потому, что средневековый человек неуважительно относился к церкви. Наоборот, люди в массе своей были религиозны и набожны, ¾ настолько, что церковь сделалась как бы частью их обыденной жизни. Человеку того времени не свойственно было разграничивать религиозную и бытовую сферы: всё это смешивалось, существовало рядом друг с другом и одно внутри другого. Например, светские мелодии сплошь и рядом использовались в церковных песнопениях. Во время церковных праздников царило прямо-таки уличное карнавальное веселье, с игрой в карты, сквернословием и непристойными песенками. От прихожан не отставали и священники: во время ночных бдений не раз замечалось, что они играют в кости, в азарте осыпая друг друга проклятиями…

Значит ли это, опять-таки, что они не были крепки в своей вере? Вовсе нет. Те же самые люди могли истово молиться, со слезами на глазах произнося имя девы Марии и, воспламенённые проповедью какого-нибудь нищенствующего монаха, способны были на неслыханные жертвы и подвиги.

До какой степени эпоха раннего средневековья была пронизана религиозным мироощущением, видно хотя бы из того факта, что это было время многочисленных «искателей правды» и Божьих скитальцев. По дорогам Западной Европы передвигалось огромное количество людей, чаще всего пешком, сумой за плечами, ¾ монахи, пилигримы, бродяги, школяры. Время от времени их перегоняли, верхом на лошадях, в сопровождении слуг и в полном боевом облачении, странствующие рыцари. Это было время неутомимых и отважных монахов-проповедников, которые с огненной верой несли слово Христа всюду, где они находились. Ничто: ни забота о собственности, ни привязанность к своему родному очагу, своим близким, ¾ не держало этих людей у себя дома (этого дома чаще всего у них не было), ничто вообще не привязывало их к земному миру, ¾ они жаждали иного пристанища.

Вера в Христа действительно целиком владела умами людей. Но каков был характер этой веры?

Очень важно это понять, чтобы представить себе, что же на самом деле руководило мыслями и поступками средневекового человека. Вера эта, как правило, ещё не могла быть ни «просвещённой», ни «гуманной», скорее, она была исступлённо-страстной, нередко принимая характер огненного фанатизма. Соответственно этому многие заповеди христианства воспринимались в гиперболически искажённой форме, ¾ отсюда, например, такая важная черта средневековой ментальности, как презрение ко всему земному, материальному, телесному. Результатом этого было уничижительное отношение к миру и самой жизни. Всё, что в античности считалось естественным и радостным: обильная еда, физическое здоровье, нагое тело, плотская любовь, ¾ стало предосудительным. Человек теперь воспринимал себя как изначально греховное существо, обязанное относиться к своей плоти, как к ленивому и лукавому рабу, которого следует вразумлять непрестанными побоями. Изнурение плоти вошло в обиход не только религиозных аскетов: власяницу носили под панцирем многие рыцари. Всё естественно природное и плотское усиленно изгонялось из сознания людей. Сама радость жизни оказалась как бы под запретом, ¾ отсюда тот глубочайший пессимизм, которым было проникнуто средневековое чувствование и мышление. Человек должен был помнить: мир лежит во зле. Мир стареет. Мир стоит на пороге смерти. Всё телесное ¾ низменно и греховно, всё тленно, всё преходяще. Единственно достойное, единственно светлое и вечное начало лежит ВНЕ этого мира.

С другой стороны, духовный максимализм, разорванность сознания на две непримиримые оппозиции: грех ¾ святость, ад ¾ рай, земное ¾ небесное, смертное ¾ вечное, ¾ породили тот гипер-идеализм, который также представляет собою неотъемлемую черту ментальности человека раннего средневековья.

Одним из следствий этого была крайняя религиозная нетерпимость. Карл Великий положил начало завоеваниям, в которых истребление людей перемежалось с их обращением в «истинную веру». Христианизация силой оружия сделалась на долгие века устойчивой традицией: то же делали среди восточных славян германские императоры и потом среди индейцев ¾ испанские конкистадоры. Весьма красноречивой с этой точки зрения выглядит история кровавых расправ католиков с еретиками (например, с катарами и альбигойцами в Южной Франции). Еретиками с 1054 г. стали считать также и византийцев. А что касается магометан ¾ они вообще не считались за людей. В средневековых хрониках Магомет упоминается не иначе, как в связи с антихристом. В конце концов, борьба против «неверных» становится конечной целью рыцарского идеала и вдохновляет разрушительные крестовые походы. Естественно в этих условиях, что такая важнейшая для христианства идея, как тема спасения, становится неотъемлемой частью сознания и занимает огромное место в повседневных переживаниях людей, а в некоторых случаях всецело руководит их поступками.

Стремление к потустороннему, запредельному было тогда одной из важнейших черт характера западного европейца. В частности, это стремление выразилось в бурном росте числа монашеских общин и отшельников-пустынножителей. Отшельник считался образцом праведности, духовным наставником. Нередко отшельники превращались в странствующих проповедников. Иногда они становились возмутителями общественного спокойствия и даже предводителями народных восстаний.

В служении Богу подвизались и христианские мистики, одержимые идеей нравственного совершенства. Непрестанно в уединении они предавались своим благочестивым занятиям. Обыденно-полнокровная радостная земная жизнь ими полностью отвергалась.

Пессимизм в отношении земной жизни имел, конечно, реальные основания, ¾ если иметь в виду тяжелейшие условия средневекового быта. Но он находил постоянную поддержку и в средневековых проповедях: людей беспрестанно уличали в грехах, фрески на стенах храмов предлагали взору бесконечные живописания адских мучений; образы Страшного Суда особенно настойчиво преследовали воображение человека; многие всерьёз верили в близкий конец света.

Способствовало ли всё это чистоте нравов?

То, что мы знаем о средневековье, убеждает нас, что ответ на этот вопрос скорее должен быть отрицательным. Страх Страшного суда и вечных адских мук гораздо больше воздействовал на психику людей, чем на их нравственность. Сознание человека было вечно раздвоенным, разорванным между «миром греха», в котором реально приходилось жить, и «Божьим царством», о котором можно было только мечтать. Наиболее чистые чувства были устремлены в религиозную сферу и носили характер пламенной экзальтации, тогда как естественные чувственные влечения (составляющие, собственно, основы реальной жизни) снижались до уровня чего-то недостойного и греховного. При таком положении дел вряд ли стоит удивляться, что всё мирское как бы передавалось «в распоряжение» дьявола: ущемлённая, униженная жизнь мстила за себя мощными вспышками самых тёмных страстей. Набожность сплошь и рядом сочеталась с разнузданностью.

Нетерпимость и ханжество были естественным следствием такого положения вещей. Человечество как бы разделено было общественным мнением на две противоположные части: на осуждённых и спасшихся. Чёрное и белое, божественное и дьявольское. Никакой середины.

Всё это, конечно, говорило о фундаментальном внутреннем неблагополучии, о вечном смятении и неустроенности психического мира людей. От благородной сдержанности, свойственной когда-то античному идеалу, не осталось и следа. Страстная импульсивность, противоречивость во всём, болезненная эмоциональность, возбуждённая фантазия, хронически тревожное состояние ¾ вот что определяло менталитет человека в раннем средневековье. Вечно раздираемый противоположными страстями, он едва ли отдавал себе отчёт в подлинных причинах своих треволнений и бед. Надо ли удивляться, что в те времена было столько одержимых, бесноватых, подверженных странным галлюцинациям людей и что «изгнание бесов» было едва ли не самой важной функцией католического святого?

Но и поведение психически нормальных, здоровых людей, живших в те времена, показалось бы современному человеку довольно странным. Возьмём, к примеру, рыцарей. Жажда чести и поиски славы приводили их к навязчивому желанию подражать героям из популярных сказаний… Они то и дело рисковали жизнью из-за романтических представлений о рыцарской доблести: например, считали для себя позорным прятаться от обстрела на виду у неприятеля. Вдохновенно увечили друг друга на рыцарских турнирах, чтобы получить хотя бы лёгкий знак одобрения со стороны одной из прекрасных дам. Отправляясь в дальний путь, рыцарь, в знак своей преданности, давал даме своего сердца какой-нибудь торжественный обет: например, не ложиться в постель по субботам, есть только стоя, смотреть только правым глазом и т.д. Само собой разумеется, что ко всему этому солдаты «святого воинства» относились абсолютно серьёзно.

Уже приведённых выше сведений достаточно, чтобы заключить, что мышление средневекового человека почти никак не напоминало мышление современного европейца. Некоторые особенности этого мышления мы здесь отметим дополнительно.

Прежде всего, оно было предметно-образным, ему нужна была наглядность. В силу этого многие образы и предметы приобретали символический смысл. Например, символом девственности была белая роза, яблоко было символом зла, а сам дневной свет считался символом спасения…

Весь мир этим людям казался живым; всё было населено духами, привидениями, хранило благословение или проклятие. Особо почитаемые вещи получали собственные имена: меч, рог, щит, драгоценный камень могли таким образом считаться живыми существами, ¾ это, в частности, указывает на следы древнего, магического взгляда на мир. Рыцарь Роланд, чтобы позвать на помощь войска короля Карла, трубит в рог по имени Олифант. Меч легендарного Зигфрида назывался Нотунг. Назвать вещь уже почти значило объяснить её. Люди средневековья, как их дикие предки, продолжали одушевлять неживую природу.

Было ли их мышление критически рассуждающим, логичным? Нет, оно в принципе не могло быть таковым. Сама Церковь приучала людей доверять авторитетам, а не выводам собственного разума. Естественно поэтому, что все вещи, все события воспринимались как отдельные данности, не связанные между собой причинной связью. Мнение признавалось истинным, если оно могло быть подтверждено Священным Писанием или поучениями отцов Церкви. То есть, критерием правильности мысли было её соответствие уже провозглашённым когда-то истинам. Это имело прямое и далеко идущее следствие: боязнь новизны. Новизна считалась опасной. Её осуждали наравне с грехом. Никакой технический прогресс в этих условиях, конечно, не мог состояться, не говоря уже о прогрессе научном или философском.

Для этих людей само время как бы остановилось: следить за его течением не было смысла. Любой его промежуток принадлежал не человеку, а вечности. В сущности, человек к времени был равнодушен. В разных странах Новый год праздновался в разное время и сутки делились на «часы» неодинаковой протяжённости. Для простых людей основным средством определить, хотя бы приблизительно, время суток, был перезвон колоколов.

Что же могло разнообразить эту унылую, неблагополучную, ничем не защищённую жизнь, на века выпавшую из времени? Конечно, зрелища и праздники. Им придавалось огромное значение. При убогости повседневной жизни праздники были просто психологически необходимы. Праздником мог быть, например, торжественный выезд короля, во время которого на показ зевакам выставлялась варварская монаршья роскошь. Простодушное сознание обывателя поражал блеск золота и серебра, многоцветье богатых одежд. Всё разноцветное и блестящее признавалось красивым. Это было и единственным, в сущности, средством хоть ненадолго отвлечься от проклятых будней. Праздники не только тешили эстетическое чувство, ¾ они давали эмоциональную разрядку. В них принимали участие все, от мала до велика.

Литература и искусство раннего средневековья

Мы уже говорили о том, что на западе Европы, в отличие, например, от Византии, античная культура была разрушена до основания и во многом забыта. Долгие века не возобновлялись: каменная скульптура, городская каменная архитектура, светская музыка и поэзия, светская живопись, театр. Ушли в далёкое прошлое античные философские диспуты. Естественен вопрос: где же таились те интеллектуальные и многообразные творческие силы, которые вышли на поверхность общественной жизни после XI в. и полностью раскрыли себя лишь в эпоху Ренессанса? Неужели наука и просвещение нигде до того времени не могли найти себе приюта?

К счастью, движение мысли не совсем остановилось в эти века: приют был, и этим приютом, как ни странно, сделался христианский монастырь. В каждом епископстве и каждом монастыре учили письму, пению, счёту, грамматике. Вне стен монастырей рукописи преставали быть источником знания, они становились скорее предметами роскоши: их не столько читали, сколько рассматривали, но в монастырях их изучали, переписывали и переводили на современный язык. Вот почему большая часть рукописей античных писателей пришла к нам из монастырских библиотек. В тиши монастырских келий трудились такие выдающиеся учёные, как Боэций (480 ¾ 524) и Кассиодор (480 ¾ 573).

Если не считать монашества и высшего духовенства, то можно сказать, что период раннего средневековья в Западной Европе ¾ это долгие столетия почти сплошной безграмотности. Этот факт усугублялся тем обстоятельством, что письменным языком во всём регионе была латынь ¾ язык, уже вышедший из живого употребления. Не только рыцари и крестьяне, но и короли зачастую не владели грамотой. Известно, например, что Карл Великий, знаменитый государь Империи франков, проявлявший большой интерес к просвещению, попытавшийся в своей столице возродить науку и искусства, из-за чего эпоха его правления (768 ¾ 814 гг.) получила у историков название «Каролингского ренессанса», кое-как научился читать, но науку письма так и не освоил до конца жизни. Во времена его правления на некоторое время оживилась придворная поэзия (Алкуин, Теодульф, Павел Диакон). Но преобладающим жанром литературы были всё-таки устные эпические сказания. Среди самых известных ¾ «Песнь о Роланде», «Старшая Эдда», «Песнь о нибелунгах», скандинавские саги. Письменная же литература практически вся была сосредоточена вокруг церковной тематики: евангельские сказания (в т.ч. «апокрифы», ¾ не вошедшие в канон предания об Иисусе Христе) и многочисленные жития святых.

В архитектуре, живописи и музыке почти всё подчинялось задачам христианского культа. Тем же задачам служила и символика художественных произведений. Можно сказать, что символы не только наполняют средневековое искусство, но и являются главным его содержанием. Например, в архитектуре христианского храма три главные его части: нартекс, наос и алтарь предназначались соответственно для «оглашенных» (еще не принявших христианство), верующих мирян и священников. Наос символизировал земной мир; алтарь ¾ мир Небесный. Здание храма в плане напоминало крест: продольное помещение базилики пересекалось так называемым «трансептом», а над местом пересечения (сакральным центром, где стоял алтарь) надстраивался купол с крестом над ним.

В изобразительном искусстве раннего средневековья главное место занимают икона, мозаика, фреска и книжная миниатюра. Их главная задача ¾ «немая проповедь», необходимость которой была тем насущней и очевидней, чем меньше прихожан умели читать Священное Писание. Существовали канонические изображения Христа и Девы Марии, отличающиеся друг от друга символикой поз и одеяний. Существовали «книги образцов», которые служили как бы каноном для многочисленных иконописцев. Эти книги переходили из рук в руки, к ученикам и наследникам иконописцев. Само собой разумеется, что работы (в сущности, варианты копий «образцов») были анонимными: художник не подписывал своё имя под изображением на иконе, так же как, например, переписчику Библии не пришло бы в голову украсить этот труд своим именем.

Важно отметить ещё одно обстоятельство: церковное искусство раннего средневековья лишь в исключительных случаях ставит перед собой чисто эстетические задачи. Основной смысл иконы ¾ быть центром молитвенного предстояния: мирская красота не могла быть целью творчества иконописца. Действительно, стоит лишь хотя бы мысленно поставить рядом, к примеру, мраморную статую античной богини и средневековую икону Девы Марии, чтобы понять разительный контраст сакральных изображений в античности и в средневековом каноне. С одной стороны ¾ роскошное тело, но абсолютно невыразительное (хотя и по-античному «правильное») лицо с пустыми глазами; с другой ¾ огромные, излучающие свет глаза ¾ и никакого тела; только складки глухих одежд, скупо открывающие кисти молитвенно сложенных рук. Полный контраст! И он весьма красноречиво говорит о сущностном отличии античной и христианской эпох.

Западноевропейская профессиональная музыка вплоть до XI в. была сосредоточена главным образом в стенах церквей и монастырей. Священнослужители хорошо понимали, какую огромную силу эмоционального воздействия таит в себе это искусство.

Примерно к середине первого тысячелетия был сформирован единый, обязательный для всех церквей литургический ритуал. Главным компонентом церковной музыки всегда было (и остаётся до сих пор) пение хора. Человеческий голос ¾ самое выразительное, чем может располагать музыка. Кроме того, использование человеческого голоса позволяет совмещать музыку с произнесением молитв. Отчасти поэтому инструментальная музыка в стенах католической церкви не прижилась, за исключением органа, сопровождающего хор. В церковной музыке существовал свой канон ¾ сборник песнопений, оформление которых приписывается папе Григорию I; отсюда его название: григорианский хорал. Песни-молитвы этого цикла исполнялись исключительно хором мужских голосов в унисон.

Для гимнов, месс и хоралов церковные музыканты использовали не какой-то отвлечённый материал, а мелодии народных песен. Тем самым церковная музыка становилась близкой и понятной сердцу рядового прихожанина. Но шли века, и к концу первого тысячелетия мелодии хорала стали уже архаичными, чуждыми современной музыкальной практике народного быта. Их надо было как-то разнообразить и обновить. Появились музыканты-новаторы, которые стали расцвечивать отдельные ноты хорала всевозможными мелодическими узорами (вокализами). Такие вокализы получили название юбиляций. Затем на музыку юбиляций стали сочинять новый текст, ¾ таким образом, в григорианском хорале возникли как бы новые музыкально-поэтические «вставки», не соответствующие каноническому тексту. Они получили название секвенций.

Другим видом добавлений к хоралу были диалогические сценки ¾ тропы. Из них впоследствии вырос жанр литургической драмы. Это было музыкально-театральное представление на сюжеты, заимствованные из Евангелий. Самыми зрелищными были драмы, повествующие о последних днях Иисуса Христа. Из них впоследствии сформировался особый ораториальный жанр ¾ «страсти».

Современной нотной записи тогда не существовало. Вся исполняемая музыка записывалась над молитвенным текстом в виде особых значков, условно обозначающих направление движения мелодии. Эти значки назывались невмами.

Нецерковная (светская) музыка существовала главным образом в виде народного творчества ¾ песен и танцев. Исполнялись они странствующими актёрами, которые у немцев назывались шпильманами, а у французов ¾ жонглёрами. Такой актёр, в сущности, был исполнителем-универсалом, он умел делать всё: петь, играть на различных инструментах, исполнять акробатические трюки, изображать пантомиму, показывать фокусы. Эти люди были, как правило, разорившимися крестьянами или ремесленниками, их занятие было для них единственным способом заработать себе на кусок хлеба. Они вечно странствовали по проезжим дорогам, выступая везде, где только можно: на улицах и площадях городов, на ярмарках и у церковных папертей. Выступали они иногда и в замках, дворцах и монастырях, несмотря на то, что священство относилось к ним с откровенной враждебностью, расценивая из выступления, как «бесовские игрища». Так рождалась особая форма зрелищного искусства: уличный театр, заменивший запрещённые церковью официальные театральные представления.

Summary

1. Раннее западноевропейское средневековье связано с появлением цивилизации особого типа, родившейся на развалинах императорского Рима. По многим признакам эта цивилизация явилась прямой противоположностью античности: рационализм сменяется эмоциональной экзальтацией; эстетическое мировосприятие ¾ символическим; высшей ценностью становится не личный достаток, а религиозная вера; в центре космоса ¾ не человек, а Бог.

2. Экономический регресс, связанный с суровыми испытаниями (неурожаи, эпидемии, голод) полностью соответствует представлениям той эпохи о земной жизни как обители скорби и зла.

3. Упадок научных знаний объясняется сменой самого типа мышления, когда критерием истины становится только авторитет Священного Писания.

Контрольные вопросы

1. Какие классы существовали на Западе во времена раннего средневековья?

2. Каков был характер отношений между церковной и светской властью?

3. В чём состояли признаки хозяйственного регресса по сравнению с античностью?

4. Какова была господствующая ментальность раннесредневекового общества?

5. Что представляло собою сословие рыцарей?

6. Почему в эпоху раннего средневековья был невозможен прогресс технических и научных знаний?

7. Какова была специфика искусства раннего средневековья?

8. Что такое григорианский хорал?

9. Каковы особенности средневекового католицизма?

Т Е С Т Ы

1. Феод ― это:

а) надел земли, пожалованный вассалу за службу;

б) начальник королевской гвардии;

в) каменный идол;

г) рыцарский обет верности сюзерену.

2. Отношения между вассалом и сеньором:

а) отношения крепостной зависимости;

б) родственные отношения;

в) отношения светского знакомства;

г) вассал несёт военную службу под знаменем сеньора.

3. Значение, которое рыцари придавали слову «виллания»:

а) доброжелательность;

б) верность данному обету;

в) эстетическое наслаждение;

г) низость, подлость, крайняя степень невежества.

4. Экспансию арабов в Европе, в битве при Пуатье остановил:

а) Карл Великий;

б) Карл Мартелл;

в) Фридрих Барбаросса;

г) король Артур.

5. Исчезновению рыцарства способствовало изобретение:

а) компаса;

б) огнестрельного оружия;

в) печатного станка;

г) ветряной мельницы.

6. Два стиля архитектуры, преобладающие в эпоху средневековья:

а) дорический, ионийский;

б) романский, готический;

в) ионийский, коринфский;

г) барокко, рококо.

7. Григорианский хорал ― это:

а) тип храма в средневековой архитектуре;

б) хоровое пение на арабском востоке;

в) канонические песнопения в католическом богослужении;

г) праздничная месса.

Тема 10. ЕВРОПЕЙСКОЕ ВОЗРОЖДЕНИЕ

⇐ Предыдущая 8 9 10 11 121314 15 16 17 Следующая ⇒