Лекция, прочитанная Алексом Подолинским на ежегодном общем собрании Биодинамической сельскохозяйственной ассоциации Австралии в 1988 г.

⇐ ПредыдущаяСтр 6 из 6

Одна ферма, на которой мне нужно было побывать в прошлом году, находилась в нескольких милях от Седуны. 10-12 дюймов годовых осадков. Довольно большой участок с крупнозернистым песком. Я пробыл там недолго, по пути в Западную Австралию.

Только начинало вечереть. Поле было засеяно злаками, как и всё в округе. Я попробовал отыскать под старой изгородью такой хорошо знакомый всем участок изначальной земли. Ничего подобного там не было! Нет, что-то такое там, конечно, было, но структурной почвы я не увидел. На других фермах такого никогда не случалось.

То, что я выкопал под старой изгородью, было, пожалуй, немного серее остального песка, но и это можно было сдуть всё сразу одним махом.

Тогда я посоветовал владельцу приобрести первый том моих лекций. Он в течение трёх лет применял удобрения из горных минералов и — понятное дело — безрезультатно. В конце концов он написал, очень просто, кратко обозначив своё видение положения, сложившегося на ферме, и упомянув, что хотел бы перейти на биодинамику.

Теперь, учитывая его обстоятельства, я возьмусь за дело, но не знаю, смогу ли чем-нибудь ему помочь. Постараюсь объяснить.

После посещения его фермы, а в особенности получив от него письмо, я мысленно возвращался к его проблеме.

Конечно, ему не стоило засевать такую землю, т.е. попадаться на росказни «экономистов» о выращивании сельскохозяйственных культур. Если бы он оставил нетронутым всё, что росло там с самого начала, то мог с успехом заниматься овцеводством. Но всё это пропало вместе с первым дискованием грунта.

Песок на его участке уже давно перестал смачиваться водой: её капли просто скатываются по его поверхности. Только продолжительные, постоянные ливни в конце концов меняют ситуацию. Кроме того, это открытая всем ветрам местность, — собственно, как всё на двух полуостровах на западе шт. Южная Австралия, — практически там никогда не выпадает 12 дюймов осадков — только один или два.

Есть ли какой-то выход из такого положения вещей?

Продолжая анализировать, я вынужден был признать, что в почвенных условиях Седуны отсутствует даже микробная деятельность. В лучшем случае в почве развивается грибковая активность. И не более того.

Что это означает? Если вы пройдётесь по лесопосадке, густо засаженной высокими соснами, то ничего, кроме грибковой активности в почве не обнаружите; можете перекопать всё вокруг и не найти ничего, что может служить в качестве связующего фактора. Грибковые культуры просто на это не способны. Наоборот, грибковая активность разрыхляет почву в результате особенностей усвоения грибками органики. Более того, в силу самой своей природы, они создают условия, которые приводят к «несмачиваемости».

Возьмите, например, хвою сосны. Дождь может её намочить и стечь подниз, но когда это всё измельчено донельзя и представляет собой то, во что превратились частички малочисленного органического вещества на седунских песках, смачивание становится весьма проблематичным.

Ничего хуже этого я не видел ни в Западной Австралии, ни где-либо в другом месте.

Мне пришлось много об этом думать и, пытаясь во всём разобраться, я вспомнил о компосте, который мы часто видим в маленьких приусадебных садиках и который изготавливают исключительно из домашних растительных отходов. Зачастую кучи такого компоста имеют лишь вид относительно переработанной, но очень рыхлой «лесной почвы». И чем больше использовалось дроблёных древесных остатков, тем больше они на неё похожи.

Такой компост далёк от нашего идеала коллоидного компоста.

Конечно, горожанам, владеющим приусадебными участками, нелегко достать коровий навоз. Они в конце концов останавливаются на неплотном компостном ящике, что определённо полезно, но не способствует получению компоста высшего сорта.

В таком компосте фактически не происходит ничего иного, кроме основных грибковых процессов. То же происходит, если вы закладываете в компостную кучу на своей ферме немного животного навоза и много-много сена, соломы или скошенной травы. Вначале в компостной куче происходит грибковый процесс. Обычно он длится от шести до восьми недель.

Когда владельцы молочных ферм делают компост, они могут и не заметить этой первой стадии микробиологической активности внутри компостной кучи. Они хранили свой навоз молочных коров в одном и том же месте годами, и место это кишело червями, по меньшей мере на ярд[3] вглубь в подлежащую почву, полную микробов. К тому времени, как навоз собран и уложен в кучу, он уже давно прошёл первичные стадии компостирования, как внутри пищеварительного тракта коровы, так и во время хранения.

Но, если вы начнёте кучу с нуля, применив только органическое вещество — листья, траву, дроблёные ветки деревьев — и всё это хорошенько уплотните, то куча легко разогреется до такой степени, что черви могут не выдержать. Представьте себе: вначале за дело принимаются грибки. И только спустя много недель, когда первоначальная высокая температура немного уляжется, простейшие виды микробов могут начать свою работу. Они перерабатывают всё, что произвели грибки, да и их самих впридачу. Потом, если правильно ухаживать за такой кучей (я имею в виду необходимую температуру, аэрацию, соотношение углерода и азота), этот процесс может продолжаться ещё порядка шести недель, причём микробная активность усложняется. Непрерывный процесс поглощения и переработки живых организмов и прочего материала.

Если открыть кучу на этой стадии, то можно увидеть, что она потемнела благодаря высокой степени разложения органики и присутствия тел мёртвых микробов. Однако, даже несмотря на это, по-настоящему коллоидного компоста на данной стадии нет. Компост, каким бы он ни был тёмным и переработанным, всё ещё остаётся довольно волокнистым и совершенно не связанным воедино. Он совсем не похож на тот «облагороженный» компост, который выглядит практически как «пятисотый».

В течение этих вторых шести недель в куче всё ещё не видно червей.

Конечно, если кучу начинать с перепревшего навоза молочных коров (несмотря на правильное его хранение), черви появятся в ней с самого начала. Такая куча либо не проходит, либо проходит весьма частично — в зависимости от процентного содержания углеродистых добавок — I стадию и немного II стадию. Подобным же образом будет наивно полагать, что в куче после того, как собранный навоз слежится, произойдёт процесс разогрева, без которого не обходится стадия грибковой активности. От этого могут погибнуть все черви.

Почва в Седуне подтолкнула меня к таким размышлениям. Даже в худших — с точки зрения возделывания сельскохозяйственных культур — почвах Виктории и Нового Южного Уэльса присутствуют признаки по меньшей мере микробной активности, хотя бы и исключительно по периметру старых оград. Практически то же самое имеем в Западной Австралии. Там, как и в лучших областях на востоке страны, очень часто компост проходит все три стадии формирования, причём третья — это заключительная червячно-коллоидная стадия на специально отведенных для этого площадках.

Это только подчёркивает проблему, которую я усматриваю в состоянии почв Седуны. Меня это не пугает, но я действительно не представляю, как с ними поступать, так что мне было бы весьма любопытно поглядеть.

Мне известно, что никто ни разу не потерял и копейки после перехода на биодинамику. В данном же случае я приговариваю владельца фермы к покупке необходимого оборудования (с его площадями в конечном счёте понадобится примерно 8 машин для размешивания в тандеме) для обработки незасеянной земли, у которой нет никакой почвенной предыстории и на которой ничего не растёт. Нам остаётся полагаться на люцерну и какой-нибудь исключительно дождливый год, чтобы хоть как-то расшевелить эту несмачиваемый грунт. Грант Инверарити сумел добиться этого на практически девственных, неразработанных песках, но его земля не была настолько несмачиваемой, да и дождей у него было побольше.

Всё это я расскажу герою нашего рассказа и посоветую ему немного потратиться на необходимое базовое оборудование. Ведь он понимает, что биодинамика — это его последний шанс. Всё остальное он уже испробовал.

Кстати, есть ли здесь люди, которые достаточно знакомы с районом Седуны, чтобы сказать, можно ли выявить какие-нибудь признаки микробной активности в тамошней почве?

Я не проверял налларборский грунт — если там и есть та красивая дикая растительность, на которой можно пасти овец — на биологическую активность. Количество атмосферных осадков там обычно не превышает седунских 12 дюймов. И мне точно не удалось заметить ничего более того, что может быть отнесено к грибковой активности вдоль дороги через Наллаброр. Но не исключено, что обе её обочины могли быть задеты дорожными работами.

Я не знаю, можем ли мы в биогеографии Седуны, демонстрирующей только грибковую активность, применять биодинамику. Одной грибковой активности, боюсь, недостаточно.

Хозяйства, в которых третья стадия компостирования — червячно-коллоидная, когда черви перерабатывают всё, что подготовили микробы, да и самих микробов заодно, и когда образуется коллоидная структура — происходит естественным путём — для Австралии большая редкость. Это может произойти на богатейшей речной долине с аллювиальными отложениями, если её ещё не успели испортить. Но река должна быть большой с широкими долинами и богатыми горами, с которых в долины смывается грунт, и долины эти должны находиться в соответствующем биогеографическом регионе.

Йиннарские низины в Виктории — до того, как добыча каменного угля уничтожила всё вокруг — были лучшими из тех, что мне довелось видеть в Австралии.

Так вот, в компостной куче происходят три основных процесса и все они длятся примерно одинаковый промежуток времени. Все они имеют отношение к почве. «Пятисотый» и приготовленный «пятисотый» могут их вызывать даже без применения компоста.

Ценность компостной кучи, которая прошла только I стадию своего формирования, ограничена соответственно; это ещё не компост и, хотя он «разрыхляет» и обогащает содержание органического вещества в почве, саму почву он не структурирует. Но в торговом саду и огороде, в которых почву постоянно возделывают, структурирующее воздействие компоста III стадии — это необходимое условие, иначе земля превратится в «песок».

К сожалению, компост, который мне чаще всего попадался, — причём повсеместно, в разных уголках планеты, — это был преимущественно компост I и I-II стадии. По общему признанию часто в этих кучах находят червей, поскольку часть кучи всё-таки подвергается воздействию III стадии формирования компоста, но присутствие червей само по себе вовсе не указывает на завершение III стадии — об этом свидетельствует только коллоидность.

Когда компост оценивается главным образом по уровню содержания азота-фосфора-калия или уровню нитратов и аммония, но во внимание не принимается способность к коллоидизации и структурированию почвы, которую он приобретает на III стадии, то в этом случае «компост» оценивается по типу «удобрения». Поэтому я лучше потеряю немного азота, фосфора и калия на завершённой III стадии приготовления компоста, зато моя почва обретёт способность к структурированию, которая обеспечит её динамическое развитие на годы вперёд.

Мой опыт подсказывает, что, если немного переборщить с коллоидностью компоста, то в первый год от большого количества этого удобрения будет мало проку, но — без дальнейших добавок — он обязательно сослужит хорошую службу на второй, третий и последующие годы при условии хорошей обработки почвы и чередования культур, а также, естественно, поверхностного компостирования «пятисотым». Сам по себе препарат 500 в торговых садах и огородах не может достаточно хорошо структурировать почву.

По завершении III стадии производства компоста черви — наши активные маленькие красные биодинамические компостные черви — пропускают через себя весь материал.

Что касается этих трёх стадий, — а здесь присутствует несколько наших изготовителей «пятисотого», и только они имеют достаточный опыт наблюдений, — то если бы всё, чего мы хотели добиться от «пятисотого», было это красивое коллоидное вещество, то мы закапывали бы «пятисотый» весной, когда в почве развивается бурная биологическая активность, и сырой навоз в два счёта превращался бы в коллоидное вещество коричневого цвета. Но Штайнер рекомендовал зарывать заполненные навозом рога на всю зиму. В Европе земля в это время года промерзает на метр вглубь.

У нас в Пауэллтауне температура почвы зимой равняется примерно 42°F[4], т.е. ни о какой микробной активности не может быть и речи — вот тогда-то с навозом и должны происходить перемены. Превращение должно происходить в очень суровых условиях.

Тревор Хатч и я заметили, что во время наполнения рогов у нас иногда проливается немного навоза. Там, где навоз, который пролился, непосредственно соприкасался с особо плодородной почвой, когда рог достают из земли в начале весны, он превращается в твёрдое зелёное удобрение (его приходится соскребать ножом), т.е. никакого превращения в тёмный коллоидный «пятисотый» не произошло — тогда как внутри рога мы получаем абсолютно новое вещество тёмного «пятисотого».

Но скажите, когда вы доставали такой рог из земли, вы когда-нибудь видели в нём червя?

Тревор Хатч: Только какого-нибудь случайного на краю ямы. Да, именно так. Подчас попадается один червяк на 10 000 рогов.

— Эльфрида, что ты хочешь сказать?

Эльфрида: Я ни разу не видела. Если и попадается, то это большой голубоватый червяк, а не компостный червь; и в таком роге от «пятисотого» ничего не остаётся. Так, немного воды на кончике рога.

— Недавно один американский гость привёз с собой образец так сказать его собственного «пятисотого». Для сравнения я продемонстрировал ему мой, и он мог убедиться, что его образец наполовину состоял из почвы. Если допустить, что рог наполняли навозом правильно, то почвенная часть его так называемого препарата 500 могла быть привнесена любыми обитателями нижнего слоя почвы; не исключено также, что половину навоза могли пропустить через себя черви, а потом запрессовать в рог почву; либо, вытаскивая рог из земли и открывая его, мой гость мог случайно сам занести в него почву. Но даже самая лучшая почва по своему составу отличается от коллоидного «пятисотого» (который в физическом смысле скорее похож на резиновый шарик — его можно сжать, и он опять примет прежнюю форму).

Черви — это, конечно, не то, что превращает навоз в препарат 500. Традиционная наука не может дать ответа на вопрос, каким образом сырой навоз превращается в тёмный, коллоидный «пятисотый» при температуре примерно 42°F, а то и в напрочь промёрзшей почве.

В зимнюю пору раньше меня так и подмывало каждые несколько недель вскрыть кучу и взглянуть, что же там происходит.

Эльфрида и я как раз зарыли 160 тысяч рогов, и я уверен, что с ними ничего не происходит вообще и ничего не произойдёт вплоть до наступления холодов. В прошлые годы как-то один из наших псов случайно выкопал рог с самого низа ямы; так вот, пролежав в земле несколько недель, навоз совсем не изменился, только разве что немножко больше позеленел.

Поэтому меня больше не тянет заглядывать в яму зимой. Вот и Тревор кивает головой. Причина проста — нам всем нужен «пятисотый». Это было бы вмешательством, как если бы я вскрыл кому-нибудь из вас грудную клетку, чтобы посмотреть, как там бьётся сердце. Яма с «пятисотым» — это целостный организм, и если его потревожить, то многие из вас рискуют не получить качественный препарат.

И если бы я закопал несколько рогов в отдельной яме, то всё равно не получил бы «пятисотого» — опыт это подтверждает предельно ясно. Это как со слишком маленькой компостной кучей — от неё тоже мало проку. Любому организму нужен определённый минимальный размер.

Чтобы в яме началось превращение в «пятисотый», там должно быть очень холодно. Простите меня, если я говорю, что могу видеть это извне, со стороны — я имею в виду направленный внутрь холод.

Таким образом превращение «пятисотого» — это абсолютно иной процесс, непохожий на те три стадии превращений, что происходят в компостной куче.

В этом смысле кое-что ценное мы недавно узнали от Криса Берда. Он познакомился с человеком по имени Альберт Шатц, который исследовал так называемый процесс хелирования в почве.

Однако прежде чем более детально на этом остановиться, я хотел бы обратиться к Тревору и остальным опытным изготовителям препарата 500, присутствующим в этом зале: когда мы только достаём «пятисотый» из рогов, он определённо представляет собой гумусное вещество, он меняет свой цвет, он полностью трансформируется и имеет нейтральный запах (коровы больше не узнают в нём собственный навоз и могут пить коричневую воду с «пятисотым»), он обретает форму рога и мы сохраняем эту форму, когда загружаем «пятисотый» в баки, он влажный, и разгладить его простым надавливанием не получается; тем не менее, он более волокнистый, чем станет через несколько месяцев. И действительно многие из вас, получив «пятисотый» на этой ранней стадии, могут ошибочно подумать, что его качество отличается от обычного. И это будет довольно-таки грубой ошибкой. Потому что такой «пятисотый» может обладать даже большей силой, чем после того, как в него попадёт червяк.

Тревор Хатч: Согласен, я тоже так думаю.

— При хранении «пятисотого» в баках в течение нескольких месяцев (этот срок может меняться от бака к баку) появляются черви, и вещество «пятисотого» измельчается и перерабатывается до состояния, которое вы обычно получаете на выходе. «Пятисотый» при этом делается более «прочным» и способен лучше переносить герметизацию во время переходной фазы.

Так называемый ранний, но полностью эффективный «пятисотый» выглядит более грубоизмельчённым, и в нём вообще нет никаких червяков. Некоторая микробная активность обязательно будет иметь место — раньше или позже — когда рога зарывают в землю. При этом вещество «пятисотого», несмотря на некоторую волокнистость, уже абсолютно коллоидно — его можно скатать в этакий «резиновый» пружинящий шарик. Исключительно микробной деятельностью, даже если бы температура это позволяла в течение зимы, такого добиться невозможно.

Но несмотря на то, что в «пятисотом», полученном в самом начале весны, не порылись никакие червяки, — а ведь именно черви обеспечивают окончательную коллоидизацию почвы и помогают «пятисотому» приобрести по-настоящему коллоидную структуру, — когда этот «пятисотый» впервые достают из земли, коллоидность в нём уже присутствует. В нём нет вяжущего материала, и если его немного сжать, вы вскоре обнаружите, что он не липнет к руке. Ибо всё ещё крупнозернистое вещество, в котором не порылись червяки, — это и есть гумус, несмотря на некоторую крупнозернистость. И это совершенно противоречит тому, что я сказал относительно компоста (допуская, что частично I и II стадии формирования компоста происходили в организме коровы, в особенности, если речь идёт о ценном биодинамическом навозе). Свежий «пятисотый» в известной мере выглядит так, как будто он подвергся только процессу, характерному для II стадии компостирования. И несмотря на эту внешнюю крупнозернистость органической массы на незавершённой II стадии формирования и практически без воздействия процессов, характерных для III стадии полной переработки, в нём появляется какая-то желатинообразность. Такую желатинообразность обычно можно ожидать только в результате полного завершения III стадии превращения с участием червей.

Я не в состоянии сказать, со всем своим сорокалетним опытом производства препарата 500, когда мне предлагают оценить продукт из коровьего навоза, который приготовлен только из коровьего навоза и без добавления почвы (как упоминавшийся уже образец так называемого «пятисотого» из Америки), — а мне приходилось видеть за границей «пятисотый», который делали только из коровьего навоза (без добавления почвы), — является ли данный образец «пятисотого» качественным или нет, особенно если мне его показывают спустя полгода после того, как его вытащили из земли весной. Любой коровий навоз в таком случае будет похож на гумус. Я видел компост, сделанный исключительно из навоза молочных коров, когда вся куча по завершении процесса выглядела при ближайшем рассмотрении как «пятисотый». Только немногим из присутствующих удастся отличить этот компост от «пятисотого». Но безусловно он не делает то, что делает препарат 500.

Чтобы судить о «пятисотом», мне нужно видеть его, когда его впервые достают из компостной ямы в самом начале весны.

Штайнеру просто не хватало опыта, когда он предположил, что рога с препаратом 500 можно оставлять в земле ещё на несколько месяцев. Во-первых, «пятисотый» может подвергаться превращению — и то очень слабо — только тёплой весной или летом; а во-вторых, корни растений могут захватить «пятисотый» — и тогда вообще ничего не получится. Штайнер дал обший совет: «попробуйте! »

Я хочу видеть «пятисотый», когда его вытаскивают из земли, иначе я не могу быть уверенным в его эффективности.

Но вернёмся к остудневанию нашего препарата 500. Где бы мне не доводилось иметь дело с подлинным «пятисотым», он всегда имел необычную жидковатую желатинообразность. Такого вы не увидите даже в высококачественном компосте из коровьего навоза. И именно эта особая желатиноподобность придаёт волокнистому «пятисотому», который ранней весной прошёл частично III стадию, непредсказуемую коллоидность резинового шарика. То же самое заметил и Тревор Хатч.

Этот самый Альберт Шатц, которого упомянул Крис Берд, открыл так называемый процесс хелирования в почве. В организме человека хелирование применяют, чтобы вызвать очень интенсивный процесс растворения. Побочным эффектом растворения нежелательных тромбов является то, что минералы также вымываются из организма и их требуется замещать.

Я ответил Крису Берду (и надеюсь, он меня правильно истолкует), что вполне в о з м о ж н о, что процесс «остудневания и увлажнения» в «пятисотом», преобразующая растворяемость его (что происходит без участия червей) имеет к а к о е-т о отношение к тому, что Шатц называет процессом хелирования. Он пользуется примерами, похожими на те, что приводятся в лекциях в моём первом томе относительно лишайников и мхов на горных породах, которые буквально вгрызаются в породу в самом начале почвообразования. Шатц проверяет это с помощью химического анализа. То, что открыл Шатц, имеет очень важное значение. Мы же с Тревором просто были с в и д е т е л я м и этого особого остудневания подлинного «пятисотого».

Будет в высшей степени неверно заявлять, что «в основе препарата 500 лежал процесс хелирования». Но я втайне надеюсь, что процесс хелирования играет в этом свою роль. Нужно изучить этот вопрос.

Единственная, как для меня, реально значимая форма оценки качества препарата 500 рассматривается в моей книге «Активное восприятие». Однако я не забываю и о такой — ставшей уже обычной — опасности сверхценных «тестов». Ведь не оцениваем же мы какого-нибудь особо талантливого художника на основании его теста Роршаха, а потому что он производит на нас впечатление как современник? И не оцениваем же мы великого живописца Ван Гога на основании анализа его предполагаемого психического состояния, который сделали психологи, жившие намного позже?

Ничто не может быть лучше непосредственного осмотра взятого в целом и наполненного жизнью вещества «пятисотого» опытным наблюдателем.

⇐ Предыдущая 1 2 3 4 56