Квартира № 12 / Излияния Лаврентия Блищева

Лаврентий Блищев сидит на кухне, склонившись над стаканом с чаем и монотонно бормочет.

Ныне моё обыкновенное состояние – это прострация.

Вот… Я сижу на кухне за одиноким столом и мусолю остатки иссохшихся, но всё ещё актуальных для меня вопросов – что происходит и почему, и как это могло произойти?

И как случилось, что?..

Занятие в высшей степени бессмысленное столь же, сколь и бесполезное.

Потому что, как утверждает профессор Беррэ, любой личный вопрос сводится, в конце концов, к беспомощному риторическому вопрошанию – что и за что?

Которую ночь я блуждаю своим замусоленным и осоловевшим взглядом по черному квадрату окна, за которым простирается ночь, и в сумеречных натисках крадется притихший город.

Будто там, за этим окном в расслаивающихся черно-фиолетовых наплывах ищу ответа.

И рассеянно бренчу ложечкой о края остывшего стакана, взметая рой чаинок в этой искусственной буре. Почему-то мне вспомнилась Катерина из " Грозы" с её истерикой - " Ах, почему я не птица? ".

А я вот и не сожалею нисколько, что никакая я не птица.

Да и какая я к черту птица, а тем более и важная?!

Я обыкновенная чаинка в таком вот стакане.

Кто-то неведомый взмахнет ложечкой, и я выплываю на поверхность, кружа и взметаясь в своих липовых волнениях и страстишках.

Забудется неведомый некто, и чувствую, как иду ко дну, поднимая безмолвные вопли на всю вселенную – караул! беда!

Утешаюсь лишь тем, что не я один такой. Наш брат российский так называемый, тво-орческий человечек, любит понадорвать пупочек свой в таких вот исступленных мазохистических бдениях.

Так удобно. Ты кричишь о мировой скорби или людском безумии, и никто не заподозрит, что ты, милый мой, немножечко не в своем уме. Просто сочтут, что у тебя " платформа такая", а, быть может, еще и присвоят почетное звание правдоискателя и истинопоклонника.

Моя ситуация банальнее, а тем, следовательно, и мучительнее для меня.

Просто моя жизнь оборвалась.

Оборвалась и полетела по инерции в какую-то пустоту. Я живу по инерции. Будто случайная и брошенная вагонетка-малолитражка, которую просто так, без злого умысла, да и вообще без всякого умысла, пнул подгулявший верзила стрелочник. И едет себе эта вагонетка, едет безмозглая, пока не воткнется в тупик.

Телефон, друг мой, враг мой, предал меня. Замолчал намертво. Несколько дней сидел, не отходя – вдруг объявится кто-нибудь. Никого.

А ведь были, были времена… телефон чихал, плевался, стонал, распираемый жданными и нежданными абонентами.

А теперь – обрыв.

Жизнь сорвалась с накатанной колеи и плавно заскользила в какой-то немыслимой пустоте.

Ах, как хочется кого-нибудь полюбить!

Но кого?

Есть два варианта – либо Хариту Андреевну, либо Анжелу Гаврюкову. Гм… гм… кого же? Харита Андреевна кажется неприступной. Да и муж у неё, Псой Лукич, говорят, сильный мыслитель. Опасно. Может убить силой мысли…

Можно, конечно, полюбить Марью Удакову. Но она совершенно странная особа. Сидит все время взаперти в своей квартире и никому не открывает, кроме мужа Феди.

Влада Тарелкина? Нет, она трансперсональный психолог и, стало быть, странненькая. Хотя, со странненькими интересно… ладно, посмотрим…

А пока решено – надо полюбить Анжелу Гаврюкову. Как-нибудь подкараулю её у подъезда и во всём ей признаюсь.

Да, а что делать с Лерой Пахилкиной?

Бесшумная снежинка залетает в полуоткрытую форточку кухни и растворяется в сизых табачных наплывах, скопившихся под потолком.

В комнате за стеной, поскрипывая кроватью, в полусонном бормотанье ворочается Лера Пахилкина из квартиры № 9.

…Сейчас, сейчас, родная, душечка моя воздушная, додумаю свою очередную неврастеническую горькую думку и приду к тебе, к твоему смазливому и томно-самовлюблённому взгляду, к твоему тёплому ротику и влажному дыханию.

Одиночество заползло ко мне за пазуху и свернулось там клубком. Мир отвернулся от меня и радует теперь других. Ну и пусть радует… А я вылью остатки чая в свою иссушенную сигаретами глотку и подкрадусь к тебе, чья вялая фантазия дает себе сейчас волю в таинственных лабиринтах сновидения.

Лаврентий на цыпочках подходит к скомканной фигурке, прикрытой полунаброшенными тенями и одеялом, осторожно касаясь коленом низкой кровати, и нависает над ней.

На мгновенье ее дыхание притихает, словно повисает на невидимом волоске, но тут же ее растопыренный ротик издаёт тонкопохрапывающий дискант.

Он приближается к ее лицу, обрамленному в оправу нежных кудряшек. Тут Лера Пахилкина открывает вспыхнувшие изумлением глаза.

Ее зрачки, подернутые лунным блеском, в этот момент просочившимся сквозь тьму, устремляются на Лаврентия.

Она изумленно бормочет:

- Ты что, Лаврентий?

- Любви хочу.

- Ты, что, Лаврентий, какая любовь в три часа ночи?

Он пожимает плечами и идёт на диван.

Утром она объявляет:

- Я ухожу жить обратно в свою квартиру.

- Зачем? – Вяло спрашивает Лаврентий.

- Мне необходимо самоопределиться… И, кроме того… кроме того, я полюбила юношу. С длинными волосами. Вот так. Мы с ним ещё только эсэмэсками обменивались. Но у него такой слог… такой слог…

- Откуда же ты знаешь, что он с длинными волосами?

- Он сам написал об этом. Так, что прощай, Лаврентий.

- Прощай…

Лаврентий остаётся один. Он бесцельно блуждает по квартире и мечтает о том, как встретится с Анжелой Гаврюковой.

Особенный день

Сегодня необычный день, который она, должно быть, запомнит на всю жизнь.

Сегодня ей сделали подарок.

Грусть

Как всегда она открывает глаза и смотрит из своего окна на улицу, на тот удивительный, манящий, фантастический, но и немного пугающий мир, в котором ей никогда еще не приходилось бывать – ведь она еще такая маленькая.

А мир дразнит ее, зовёт к себе, заигрывает с ней.

И она, широко раскрыв свои синие глаза, глядит из своего окна на проносящуюся перед ней кутерьму. Звонкие гудки автомобилей радостно оглашают воздух, и сам воздух звенит, насыщенный звуками, возгласами, птичьими переливами, шумом большой оживленной улицы.

Она догадывается, что за пределами ее одиночества летит стремительная, пестрая, бурлящая жизнь, и в этой жизни смеются, разговаривают, называют друг друга по имени, гладят друг друга. А она уже и забыла, когда гладили ее, когда ее прижимали и гладили – тихо, ласково и при этом напевали какую-то песенку.

Она (разговаривая сама с собой).

Это была моя мама. А папу я совершенно не помню. А, вернее, даже и не знаю.

Мама что-то о нем говорила, но я позабыла. Да и говорила ли мама о нем? Может, мама о нем пела?

Нет, песня была о чем-то другом – о луне, о добром принце, о долгой счастливой жизни, о звездах, тех самых звездах, которые высыпали в ясные тихие ночи, когда, убаюкиваемая теплой, заботливой, нежной мамой, я обращала взор своих чистых синих глаз вверх, к расстилающемуся надо мной небесному покрывалу.

При этом добрая и заботливая мама не только нежно укачивала меня, но и легонько гладила меня по лицу, и эти поглаживания успокаивали еще больше, и навевали сладостную дрему, в которую я погружалась, безмятежная и беззаботная.

А мама, после того, как меня усыпляла, и я это успевала заметить в тот последний миг, пока мои ресницы еще не смыкались окончательно, укладывала меня в уютную колыбельку и начинала шить.

За окном раздаётся звонкий автомобильный гудок.

Так за несколько вечеров мама сшила мне платьице, смастерила изящные легкие туфельки с серебристыми пряжечками на кожаных ремешках и шелковый платок со звездным узором, который так был похож на узор небесный…

И, когда я просыпалась, то первое, что видела – это глаза мамы, наполненные любовью и радостью. И мама брала меня на руки и снова прижимала к себе, а потом одевала, и мы спускались во двор, и там, во дворе я впервые услышала шум мира, который приветствовал меня шелестом листвы на больших деревьях, и там, во дворе я ощутила, как заигрывает со мной мягкий свежий ветерок.

Смотрит куда-то вдаль.

А потом я проснулась и обнаружила, что мамы нет рядом. Наверное, я проснулась раньше обычного, подумала я тогда.

Однако время шло, а мама не появлялась.

Стемнело, а мама так и не пришла.

Так я и пролежала в своей колыбельке до того самого часа, когда на небе рассыпались звезды. А потом незаметно для себя уснула.

В тот день я с удивлением для себя обнаружила, что не могу плакать.

Я ТАК НИКОГДА И НЕ ПЛАКАЛА В СВОЕЙ ЖИЗНИ. НИ РАЗУ.

⇐ Предыдущая 1 2 345 6 7 8 9 10 Следующая ⇒