ЖИЗНЬ В МИРНОЕ ВРЕМЯ СЛАВНЫЕ ДНИ

[Виола]

¾ Послушай! – говорит Брэдли. Хотя мы далеко от города. Рёв жителей и армии так громок, что Брэдли вынужден его перекрикивать. – В кои-то веки радуются чему-то хорошему.

– Интересно, снег будет? – спрашиваю я, сидя на Желуде и глядя в небо, которое затянуло серыми тучами. До сих пор было ясно и морозно. – Я никогда не видела снега.

Брэдли улыбается.

– Я тоже. – Он улыбается и в Шуме: над неуместностью моих слов.

– Извини. Это все лихорадка.

¾ Мы почти на месте, – говорит он. – Скоро будешь в тепле.

Мы спускаемся по разбитому зигзагу дороги, ведущей с холма на главную площадь города.

Возвращаемся домой после вчерашней артиллерийской атаки.

Сегодня утром мы заключили мир. На сей раз по- настоящему

Мы смогли. Не без помощи мэра – чему госпожа Койл уж точно не обрадуется, – но мы действительно заключили мир. Через два дня состоится первое заседание совета спэклов и людей, на котором мы обсудим все нерешенные вопросы. Пока человеческую половину совета представляют Брэдли. Симона, я. Тодд, мэр и госпожа Койл. Вшестером мы попытаемся каким-то образом договориться со спэклами об устройстве нового мира.

Где будем жить бок о бок, вместе.

Жаль только, моя болезнь все портит. Мы добились мира, настоящего мира, сбылась моя мечта, а у меня раскалывается голова и кашель никак не отпускает…

– Виола? – с тревогой окликает Брэдли.

И тут в конце дороги появляется Тодд – он бежит нам навстречу. Меня бьет такой жар. что, кажется, Тодда выносит из города на волне радостных криков. Потом мир вдруг ослепительно вспыхивает, я зажмуриваюсь, а Тодд уже рядом, тянет ко мне руки…

– Я тебя не слышу, – говорю я.

И падаю из седла прямо в его объятья.

[Тодд]

– Славный новый день! – грохочет над площадью голос мэра. – День, когда мы разбили врага и вступили в новую эру!

Толпа под нами радостно ревет. – Надоел хуже горькой редьки, – ворчу я, придерживая Виолу, чтобы она не свалилась со скамьи. Мы трое – Брэдли, Виола и я – сидим в телеге перед забит0й людьми площадью. Лицо мэра висит не только в воздухе на огромной проекции за нашими спинами, но и на стенах двух зданий. Это он тоже сам научился делать. Брэдли хмурится, а мэр поет соловьем, как ни в чем не бывало. Госпожа Койл и Симона стоят по обе стороны от нас и хмурятся еще пуще.

Виола поворачивает голову.

¾ Очнулась! – говорю я.

¾ Я спала? А почему я не в постели?

– Вот и я хотел бы узнать! – сердито цежу я. – Мэр сказал, сначала тебе надо побыть здесь, но еще две секунды этого трепа, и я…

– Наша миротворица пришла в себя! – объявляет мэр, глядя на нас. Перед ним стоит микрофон, но ему он похоже без надобности. – Так давайте же воздадим ей хвалу за то, что она спасла наши жизни и положила конец войне!

Внезапно нас окатывает гигантская волна РЁВА.

– Что происходит? – спрашивает Виола. – Почему он меня расхваливает?

– Потомушто ему нужен герой, а я на эту роль никак не гожусь, – шипит госпожа Койл.

– И разумеется, я должен поблагодарить нашу грозную госпожу Койл! – добавляет мэр. – Она оказала неоценимую поддержку моей кампании.

– Поддержку?! – выплевывает госпожа Койл.

Но ее почти не слышно, потомушто мэр вещает Дальше:

¾ Однако, прежде чем она обратится к вам с речью, я должен сделать еще одно объявление. Мне хотелось, чтобы Виола непременно его услышала.

¾ Какое еще объявление? – спрашивает меня Виола.

¾ Понятия не имею.

И это действительно так.

– Мы совершили прорыв! – возглашает мэр. В этот самый день мы совершили прорыв в борьбе с ужасным недугом, который вызывали удостоверен личности!

Сам того не замечая, я крепко вцепляюсь в Виолу Толпа погрузилась в абсолютное молчание. Зонды передают речь мэра и на холм. Ему внимает весь мир.

– Мы нашли лекарство!

– ЧТО?! – вскрикиваю я, но меня уже заглушает ликующий рев толпы.

– Как же кстати эта добрая весть именно севодня, когда мы заключили мир! – продолжает мэр. – Как чудесно и отрадно, что на пороге новой эры я могу объявить: с болезнью железных лент покончено!

Мэр обращается к зондам, то есть прямо к больным женщинам, которых не смогли вылечить целительницы.

– Не будем терять времени, – говорит он, – и при-ступим к раздаче лекарства. – Он снова поворачивается к нам с Виолой: – Пусть первой будет наша маленькая миротворица.

[Виола]

– Да он приписал себе все заслуги! – орет госпожа Койл, топая по палате на корабле-разведчике. Мы летим обратно на холм. – Теперь они все запляшут под его дудочку!

– Вы не хотите испытать лекарство? – спрашивает Брэдли.

Госпожа Койл бросает на него такой взгляд, будто ее попросили раздеться.

– Неужели вы думаете, что он его изобрел? Да ничего подобного! Оно было у него с самого начала! Если это вообще лекарство, а не очередная бомба замедленного действия.

– Но зачем ему подкладывать такую бомбу, если можно заручиться любовью и поддержкой всех женщин Нового света?

– Он гений, – кивает госпожа Койл, все еще сходя с ума от злости. – Даже я вынуждена это признать. Кровавый, жестокий, сумасшедший гений.

– Что думаешь. Виола? – спрашивает меня Ли с соседней койки.

Ответить я могу только кашлем. Госпожа Койл загородила меня собой, когда мэр хотел дать мне лекарство, и заявила, что сперва они с целительницами должны тщательно его изучить.

Толпа ее освистала – честное слово, не вру.

Особенно громкий свист поднялся, когда мэр вывел на площадь трех женщин с такими же обручами, как у меня. Они были совершенно здоровы.

– Мы пока не нашли способа безопасно снять ленты, – сказал мэр. – Но первые результаты обнадеживают.

После этого толпа окончательно разбушевалась, и госпоже Койл даже не дали сказать речь – хотя если б и дали, подозреваю, люди бы не позволили ей договорить. Потом мы слезли с телеги, и Тодд признался, что знает о лекарстве не больше нашего.

¾ Пусть госпожа Койл проведет испытания, а я попробую что-нибудь разузнать.

Но все это время он крепко держался за мои руки – от страха или радости, не знаю.

Потому что я его не слышала.

В конце концов мы вернулись на корабль, и госпожа Лоусон тоже полетела с нами – испытывать лекарство мэра.

– Не знаю, чему верить. – отвечаю я Ли. – Но спасти нас – в его интересах.

– Прикажешь принимать решения исходя из его интересов? – огрызается госпожа Койл. – Отлично, просто великолепно.

– Заходим на посадку, – объявляет Симона по внутренней связи.

– Вот что я вам скажу, – говорит госпожа Койл. – Когда я попаду в совет, его хитростям конец. – Толчок: мы приземляемся. – Ну, а теперь мне пора произносить свою речь! – с жаром заявляет она.

Не успевает Симона толком выключить двигатели, как госпожа Койл уже выходит на улицу, к толпе, которую я вижу на мониторах.

Навстречу ей поднимается лишь несколько радостных криков.

Большинство людей молчит.

Ужасно холодный прием – по сравнению с тем, как встретили мэра в городе.

А потом эта толпа – вслед за Иваном и еще несколькими людьми – тоже начинает свистеть.

[Тодд]

– Зачем мне причинять вред женщинам? – спрашивает мэр. Мы сидим у костра: день его славы подходит к концу. – Допустим, ты до сих пор веришь, что я хотел их убить, но зачем мне это сейчас, в миг моего величайшего триумфа?

– А что же ты ничего мне не говорил? Про лекарство?

– Не хотел тебя расстраивать. Испытания ведь могли провалиться.

Он долго смотрит на меня, пытаясь прочесть мои мысли, но я за последнее время здорово навострился их скрывать. Сдается, даже он их больше не слышит.

– Можно я попробую угадать, о чем ты думаешь? – наконец произносит мэр. – Ты хочешь как можно скорее дать Виоле мое лекарство. Ты боишься, что госпожа Койл протянет время и опоздает.

Я действительно так думаю. Это правда.

Я едва не задыхаюсь от надежды.

Но ведь это же мэр.

Да, его лекарство может спасти Виолу.

Но это мэр…

– А еще ты всем сердцем хочешь мне верить, – говорит он. – Что я способен на это – если не ради нее, то ради тебя.

– Ради меня?

– Кажется, я понял, в чем заключается твой особый дар, Тодд Хьюитт. Я мог бы догадаться и раньше – по поведению моего сына.

Внутри у меня все сжимается от гнева и боли, как всегда при упоминании Дейви.

– Ты сделал его лучше, – мягко продолжает мэр. – Он подобрел и поумнел, стал понимать мир и свое место в нем. Нравится мне это или нет, то же самое ты сделал со мной.

Я опять слышу этот тихий гул…

Соединяющий нас…

(но раз я знаю о нем, он на меня не действует…)

(не действует)

¾ Я искренне сожалею о том, что случилось с Дэвидом, – продолжает мэр.

¾ Ничего с ним не случилось, ты сам его застрелил.

Он кивает.

¾ С каждым днем я все больше жалею о содеянном. И с каждым днем рядом с тобой я становлюсь лучше. Всегда, во всех своих поступках, я оглядываюсь на тебя. – Он вздыхает. – Даже севодня – возможно, в день моей величайшей победы – я первым делом подумал: а что скажет Тодд?

Он показывает на темнеющее небо над нашими головами.

– Этот мир, Тодд… Этот мир такой громкий, он умеет говорить. – Его взгляд немного затуманивается, мысли куда-то уплывают. – Иногда кроме него ты больше ничего не слышишь, растворяешься в нем, становишься ничем. – Он уже почти шепчет. – Но тогда я слышу твой голос, Тодд, и он возвращает меня к жизни.

Я вапще не понимаю, что он несет, поэтому просто спрашиваю:

– Ты знал про лекарство с самого начала? Нарочно приберегал для севодняшней речи?

– Нет, – отвечает мэр. – Мои люди работали круглые сутки, чтобы я мог спасти для тебя Виолу. Чтобы я мог показать, как много ты для меня значишь. – Он говорит с напором, почти… с чувством. – Ты спас мою душу, Тодд Хьюитт. Я исправился, когда никто не верил, что это возможно. – Он улыбается. – Чего уж там, никто и не хотел.

Я все еще молчу. Потомушто спасти его нельзя. Даже Виола так говорит.

Но…

– Они испытают лекарство и поймут, что оно действует. И тогда ты убедишься, что я говорил правду. Это очень важно, так важно, что я даже не стану просить тебя о доверии.

Мэр ждет от меня ответа. Я все молчу.

– А теперь, – хлопнув себя по ногам, говорит он, – пора готовиться к завтрашнему заседанию совета!

Он напоследок заглядывает мне в глаза и уходит в свою палатку. Я тоже скоро встаю и иду к Ангаррад – они вместе с Радостью Джульетты привязаны возле моей палатки и с удовольствием уплетают сено и яблоки.

Там, на холме, Ангаррад спасла Виоле жизнь. Я никогда этого не забуду.

Теперь то же самое предлагает сделать и мэр.

Я бы очень хотел ему верить. Очень.

(исправился…)

(но насколько? …)

Жеребенок, – приветствует меня Ангаррад.

Сдавайся! – выпучив глаза, обрывает ее Радость Джульетты.

И, не успеваю я ответить, как Ангаррад сама оборачивается и еще громче приказывает: СДАВАЙСЯ!

Радость Джульетты сразу поникает.

– Вот молодчина! – удивленно вскрикиваю я. – Вот это моя девочка!

Жеребенок, ласково приговаривает Ангаррад, и я обнимаю ее, вдыхаю тепло, и в носу щекочет от ее крепкого лошадиного запаха.

Я обнимаю ее и думаю о спасении души.

[Виола]

¾ Тебя не возьмут в совет, Иван, – говорит госпожа Койл, когда он вваливается за ней на корабль. – И сюда тебе тоже нельзя.

Наступил новый день, а я по-прежнему валяюсь в постели, чувствуя себя еще хуже. Болезнь никак не среагировала на новое сочетание антибиотиков, которое дала мне госпожа Лоусон.

Минуту Иван стоит на месте, молча и с вызовом глядя на госпожу Койл. Ли и госпожу Лоусон, которая снимает с его лица последние повязки.

– Что-то вы много на себя берете, – наконец произносит Иван. – Можно подумать, вы до сих пор тут главная!

– Я и есть главная, мистер Фарроу, – шипит в ответ госпожа Койл. – Насколько мне известно, новой госпожой тебя не назначали.

– Почему же тогда люди десятками возвращаются в город? – спрашивает он. – И почему половина женщин уже принимает лекарство мэра?

Госпожа Койл резко разворачивается к госпоже Лоусон:

– Что?!

– Я дала его только умирающим, – чуть оробев, отвечает та. – Когда выбор стоит между верной смертью и возможной смертью, выбирать не приходится.

– Теперь лекарство принимают не только умирающие. Остальные увидели, как хорошо оно действует, и тоже начали курс.

Госпожа Койл пропускает его слова мимо ушей:

– И вы молчали?

– Я знала, что вы расстроитесь… – Опустив глаза, отвечает ей целительница. – Я пыталась отговорить остальных, но…

– Даже целительницы поставили под сомнение ваш авторитет! – заявляет Иван.

– А ну заткните рот, мистер Фарроу, – рявкает на него госпожа Койл.

Иван облизывает губы, снова обводит нас оценивающим взглядом и уходит к людям на холме.

Госпожа Лоусон тотчас начинает извиняться:

– Никола, мне так неловко…

– Нет, – останавливает ее госпожа Койл. – Ты все правильно сделала. Они умирали, им было нечего терять… – Она потирает лоб. – Это правда? Что люди возвращаются в город?

– Он, конечно, преувеличил, но некоторые возвращаются.

Госпожа Койл качает головой:

– Он выигрывает…

И мы все знаем, что под «ним» она имеет в виду мэра.

– Вы по-прежнему член совета, – говорю я. – И вы сделаете для мира гораздо больше, чем мэр.

Она снова качает головой:

– Да он уже снова плетет козни!

Вдохнув и выдохнув через нос, госпожа Койл тоже разворачивается и уходит.

– Можно подумать. Президент один плетет козни, – замечает Ли.

– И мы уже видели, как ее козни приносят плоды, – киваю я.

– А ну замолчите! – прикрикивает на нас госпожа Лоусон. – Многие здесь живы только благодаря ей.

Последний слой повязки она сдирает с лица Ли чуть резче, чем стоило, прикусывает губу и украдкой косится на меня. По обе стороны от переносицы Ли, на месте ярких голубых глаз, – только розовая рубцовая ткань.

Ли слышит, как мы притихли.

– Что, так ужасно?

– Ли… – начинаю я, но понимаю по его Шуму, что он еще не готов об этом говорить.

– Ты будешь принимать лекарство? – спрашивает он, меняя тему.

И я вижу его глубокие чувства ко мне, вижу себя в его Шуме – такой красивой мне никогда не стать.

Но именно такой я отныне буду для него.

– Не знаю.

Это правда. Мне становится только хуже, а до прибытия каравана еще несколько недель, да и не факт, что наши врачи смогут помочь. Инфекция смертельна.

снова и снова вспоминаю я слова госпожи Койл. Почему-то мне больше не кажется, что она пыталась меня напугать. Неужели я тоже из тех, кому, по словам госпожи Лоусон. пора выбирать между верной и возможной смертью?

– Не знаю, – повторяю я.

– Виола? – В дверях появляется Уилф.

– О… – Ли невольно заглядывает в его Шум и видит там себя…

Без повязок…

– Фух! Не так уж страшно я выгляжу. А то вы так замолчали. будто спэкла увидели.

– Я тут Желудя из города привел, – говорит Уилф. – Поставил его вместе с быками.

– Спасибо!

Он кивает.

– А ты. малыш Ли, не стесняйся, если захочешь на что-нить посмотреть. Я завсегда рад, ты только попроси.

В Шуме Ли так ярко вспыхивает радость, удивление и благодарность, что отвечать вслух уже не нужно.

Мне в голову вдруг приходит отличная мысль:

– Послушай, Уилф!

– Ась?

– Не хочешь ли ты войти в наш новый совет?

[Тодд]

– Молодец, Виола! Отличная идея, – говорю я, разглядывая ее лицо на экранчике комма. – Стоит им удумать какую-нибудь глупость, Уилф даже возражать не станет, просто сразу предложит, что лучше сделать.

¾ Вот и я так подумала, – отвечает она, сгибаясь пополам от кашля.

¾ Что там с испытаниями?

¾ У женщин, которые его принимали, пока никаких посторонних симптомов не появилось, все выздоравливают. Но госпожа Койл хочет провести еще несколько экспериментов.

¾ Она никогда его не одобрит, верно?

Виола не возражает.

– А ты что думаешь?

Я делаю глубокий вдох.

– Я не доверяю мэру… пусть сколько влезет рассказывает о своей спасенной душе.

– Он такое говорил?

Киваю.

– Что ж, я не удивлена. Примерно таких слов от него и стоило ждать.

– Угу.

Виола ждет пояснений.

– Но?

Я пытаюсь заглянуть ей в глаза – моей, настоящей Виоле, которая сидит сейчас на холме, в том же мире, но так далеко.

– Я как бутто нужен ему, Виола. Не знаю зачем, но у меня такое чувство.

– Однажды он уже назвал тебя своим сыном. Сказал, что в тебе есть сила.

Снова киваю.

¾ Конечно, я не верю, что он делает это по доброте душевной – в нем ни грамма добра нет. – Я сглатываю слюну. – Но он мог бы спасти тебя, чтобы добиться моего расположения.

¾ Этой причины достаточно, чтобы рискнуть?

¾ Ты умираешь, – говорю я и сразу продолжаю, потомушто Виола уже пытается мне возразить. – Ты умираешь – и врешь мне, что все хорошо, но если с тобой случится беда. Виола, если что-нибудь случится…

Мне спирает горло – да так, что не продохнуть.

Секунду-другую я не могу выдавить ни слова.

(Я -круг…)

– Тодд? – Виола впервые не отрицает, что серьезно больна. – Тодд, если ты попросишь меня принять лекарство, я приму. И не стану ждать разрешения госпожи Койл.

– Но я сам не знаю, надо ли! – со слезами на глаз; отвечаю я.

– Завтра утром мы прилетим в город, – говорит она. – И оттуда все поедем на заседание совета.

– И? …

– Если ты хочешь, чтобы я это сделала, наложи мне повязки. Сам.

– Виола…

– Тодд, все будет хорошо, – перебивает она. – Если это сделаешь ты, ничего плохого не случится. С тобой мне ничего не грозит.

Я надолго замолкаю.

Потомушто не знаю, что сказать.

И не знаю, что делать.

[Виола]

– Стало быть, ты тоже будешь принимать лекарство? – спрашивает госпожа Койл. как только я нажимаю отбой.

Мне хочется заявить, что подслушивать чужие разговоры невежливо, но она делала это столько раз, что я уже привыкла и не злюсь. – Мы пока не решили.

Кроме нас с госпожой Койл в палате никого нет. Симона с Брэдли готовятся к завтрашнему заседанию, а Ли ушел с Уилфом и учится смотреть за быками.

– Как испытания?

– Отлично, – отвечает она, скрестив руки на груди. – Благодаря соку алоэ, который Прентисс якобы обнаружил в оружии спэклов. сильный антибиотик действует в десять – пятнадцать раз быстрее и бьет по бактериям так стремительно, что те не успевают перегруппироваться. Гениальное решение. – Она смотрит мне прямо в глаза и, клянусь, в ее взгляде я вижу печаль. – Настоящий прорыв.

– Но вы все равно ему не доверяете?

Госпожа Койл тяжело вздыхает и садится рядом со мной.

– А как я могу ему доверять? После всего, что он натворил? Как мне не отчаиваться, видя, что все эти женщины с готовностью принимают лекарство – и, возможно, загоняют себя в ловушку? – Она прикусывает губу. – Вот теперь и ты…

– Еще не факт.

Она делает глубокий вдох и медленно выдыхает.

– Не все женщины поверили мэру. Многие еще ждут, что я изобрету для них другое лекарство. И я изобрету, вот увидишь.

– Верю. Но когда?

На лице госпожи Койл появляется настолько необычное для нее выражение, что я не сразу его узнаю.

Это лицо проигравшего.

¾ Ты так больна, сидишь в своей каморке и даже не догадываешься, какую из тебя сделали героиню.

– Я не героиня, – удивленно отвечаю я.

– Брось, Виола. Ты встретилась со спэклами лицом к лицу и победила. Ты теперь образец для подражания.

Символ нового будущего. – Она отводит взгляд. – Не то что остальные, кто остался в прошлом…

– Неправда…

– Ты поднялась на холм девчонкой, а спустилась взрослой женщиной. Меня по пятьсот раз на дню спрашивают, как себя чувствует Миротворица.

Только тут я понимаю, куда клонит госпожа Койл.

– Если я приму лекарство, по-вашему, его примут все остальные?

Она не отвечает.

– И тогда он победит окончательно, – продолжаю я. – Так вы думаете.

Госпожа Койл по-прежнему смотрит в пол. Через некоторое время она все же заговаривает, но тему выбирает неожиданную.

– Как я скучаю по океану… На быстром коне туда можно добраться за полдня, но я не была на побережье с тех пор, как мы забросили затею с рыбацкой деревней. Я уехала в Хейвен и больше не возвращалась.

Никогда не слышала, чтобы госпожа Койл так тихо разговаривала.

– Тогда я знала: в Хейвене еще есть за что бороться.

– И сейчас есть! Ничего не изменилось.

– Сдается, я проиграла, Виола…

¾ Но…

– Не спорь, дитя. У меня и раньше отбирали власть, но я всегда знала, что вернусь. Теперь не то. – Она поворачивается ко мне, в глазах только печаль, все остальные чувства надежно скрыты. – А вот ты еще можешь побороться, дитя.

Она кивает, словно бы сама себе, потом кивает еще раз и встает.

– Куда вы? – спрашиваю я вдогонку.

Но она уходит, так и не оглянувшись.

[Тодд]

Я показываю ему мамин дневник:

¾ Хочу прочитать конец.

Мэр отрывается от донесений:

¾ Правда?

¾ Хочу узнать, что случилось. С ее слов.

Мэр выпрямляется:

– И ты думаешь, что я боюсь открыть тебе правду?

– А боишься?

– Только потомушто не хочу тебя расстраивать, Тодд.

– Расстраивать меня?

– Времена были страшные, тяжелые. Та история за-кончилась одинаково плохо по всем трем версиям – моей, Бена и твоей мамы.

Я продолжаю сверлить его взглядом.

– Ну хорошо, – со вздохом говорит мэр. – Открывай последнюю страницу.

Я смотрю на него еще секунду, а потом с замиранием сердца раскрываю мамин дневник на последней записи – что же я там увижу? Строчки сливаются в привычную лавину черных камней (хотя некоторые слова я уже узнаю), но я нахожу глазами последние абзацы, последние слова моей мамы…

И внезапно, не успеваю я подготовиться…

Я ненавижу эту войну, сынок…

(вот она, моя мама…)

Я ненавижу эту войну, сынок, потомушто она угрожает твоему будущему. Бороться со спэклами и так было очень тяжело, а теперь еще в наших рядах намечается раскол: между Дэвидом Прентиссом, главнокомандующим нашей маленькой армии, и Джессикой Элизабет, мэром города. Многие мужчины и женщины, включая Бена и Киллиана, разделяют ее взгляды на то, как нужно вести войну.

– Ты поссорил горожан? – спрашиваю я.

– Не я один.

Боже, как больно мне на это смотреть, Тодд, как больно видеть эти распри, а ведь мы еще даже не успели заключить мир со спэклами! Боюсь, нам никогда не построить здесь настоящий Новый свет, если мы не оставим позади старые разногласия.

Мэр дышит легко и почти не напрягается – с прошлыми разами не сравнить.

(и этот тихий гул…)

(я знаю, он соединяет нас…)

Но зато теперь у нас есть ты, сынок, самый юный житель города, а может, и всего света. Уж ты-то обязательно все исправишь, правда? Ты родился в Новом свете, и тебе не придется повторять наших ошибок. Ты стряхнешь прошлое и, быть может, построишь настоящий рай на этой планете.

У меня внутри все сжимается, потомушто именно этого она желала мне с самых первых страниц.

Пожалуй, на севодня с тебя хватит ответственности. А мне пора идти на тайное собрание, которое устраивает мэр Элизабет.

Знал бы ты, мой красавец, как я боюсь услышать, что она задумала.

И все. На этом дневник заканчивается.

Дальше – пусто.

Больше ни слова.

Я поднимаю глаза на мэра:

– И что задумала мэр Элизабет?

– Напасть на меня и мою армию, Тодд. Атаку мы отразили, попытавшись максимально сократить потери с обеих сторон. Но потом женщины совершили массовое самоубийство, чтобы обречь нас на гибель. Прости, но все случилось именно так.

– Неправда! Моя мама никогда бы так не поступила!

Бен говорил…

Я не смогу тебя переубедить, Тодд. – Мэр скорбно хмурится. – Что бы я ни сказал, это не изменит твоего мнения. И я не отрицаю, что совершал ошибки, возможно, даже роковые ошибки, из-за которых потом все пошло наперекосяк. – Он наклоняется ближе. – Но это в прошлом, Тодд. Сейчас все по-другому.

Глаза у меня до сих пор на мокром месте: я все притставляю, как мама писала свои последние слова.

В страхе перед будущим.

О котором я так и не узнал.

Потомушто ответа здесь нет. В дневнике нет ни слова о том, что случилось на самом деле. Я не узнал о мэре ничего нового.

– Я скверный человек, Тодд, – говорит он. – Но я исправляюсь.

Я поглаживаю пальцами кожаную обложку маминого дневника, ощупываю порез. Я не верю в мэрову версию событий и никогда не поверю, это уж точно.

Но я верю, что он в нее верит.

И возможно, искренне сожалеет.

– Если ты когда-нибудь причинишь вред Виоле, – говорю я, – тебе не жить, и ты это знаешь.

– Потому-то, в числе прочего, я никогда этого не сделаю.

Я сглатываю слюну:

¾ Лекарство в самом деле ее вылечит? Оно спасет ей Жизнь?

– Да, Тодд. – Больше мэр ничего не говорит.

Я поднимаю глаза к небу – над нами висят тучи, но снега пока не было. Очередная морозная и бессонная ночь – ночь перед первым заседанием большого совета.

Ночь перед утром, когда мы начнем строить настоящим Новый свет.

Прямо как писала моя ма.

– Принеси мне повязки с лекарством. Я сам наложу, – говорю я.

Мэр издает едва слышный звук – бутто бы даже в Шуме, – и видно, что он сдерживает улыбку. Искреннюю улыбку, искренние чувства.

– Спасибо, Тодд.

Я долго молчу…

Но в конце концов всетаки говорю:

– Пожалста.

– Господин Президент!

К нам подходит мистер О’Хара и ждет, когда ему дадут слово.

– В чем дело, капитан? – не сводя с меня глаз, спрашивает мэр.

– Тут человек пришел… Весь вечер донимал наших солдат, требовал с вами встречи. Хочет выразить вам почтение и заявить о своей поддержке.

Мэр даже не пытается скрыть досаду:

– Если я стану выслушивать всякого, кто захочет…

– Просил передать, что его зовут Иван Фарроу, – добавляет мистер О’Хара.

Мэр удивленно вскидывает брови.

И тут на его лице появляется совсем другая улыбка.

Иван Фарроу. Человек, который всегда встает на сторону сильных.

[Виола]

– Посмотрите, какая красота, – говорит Симона по внутренней связи, когда корабль медленно поднимается в воздух. Раздается щелчок, и на всех экранах в палате появляется розовое солнце, всходящее над далеким океаном.

Уже через минуту его вновь затягивает тучами.

– Солнце встает, – говорит Брэдли и тянется Шумом к Ли, чтобы показать ему картинку.

– Добрый знак, – замечает тот. – Когда солнце проглядывает утром сквозь тучи.

– Мы летим строить новый мир! – говорит Брэдли, Шум его полон тепла и волнения. – На этот раз – по- настоящему! – Он улыбается, и вся комната наполняется его радостью.

С нами нет только Уилфа: он поскакал на Желуде в город и встретит нас уже там. Госпожа Койл сидит на стуле подле моей кровати. Она пропадала всю ночь – не сомневаюсь, придумывала способ одержать верх в битве с мэром.

А может, пыталась смириться со своим поражением.

Эта мысль, как ни странно, наводит на меня грусть.

– Ты решила насчет лекарства, Виола? – тихо спрашивает меня она.

– Нет. Поговорю сначала с Тоддом. Но знайте, даже если я соглашусь принять лекарство, это не назло вам. Ничего не изменится…

– Изменится, дитя. – Она заглядывает мне в глаза. – Пойми меня правильно. Я уже примирилась с этим. Одно из ключевых умений настоящего лидера – чувствовать, когда пора передать бразды правления другому…

Я пытаюсь сесть.

– Не хочу я принимать никакие бразды…

– Народ тебя любит. Виола. При небольшом умении Это можно превратить в серьезное преимущество.

Я закашливаюсь.

¾ Пока я не очень-то в силах…

– Ты нужна этому миру, дитя. Если ты лицо оппозиции, то оно меня вполне устраивает. Главное, что у оппозиции вообще есть лицо.

– Я просто хочу сделать мир лучше.

– Так делай. Виола, делай, – говорит госпожа Койл. – И все будет хорошо.

Она умолкает, а через несколько минут мы приземляемся. Трап опускается на площадь, и нас встречает приветственный Рёв толпы

– Спэклы ждут нас к полудню, – говорит Симона, когда мы выходим на улицу. Брэдли ведет меня под руку.- Президент предоставит всем членам совета лошадей, а утро мы проведем за обсуждением повестки дня.

– Тодд говорит, мэр пообещал ему обращаться к толпе как можно короче, – говорю я госпоже Койл. – И на этот раз вам тоже дадут слово.

– Спасибо большое, дитя, – кивает она. – Но тебе стоит подумать и над своей речью.

– Да я не собираюсь…

– А вот и он, – перебивает меня госпожа Койл.

Из толпы нам навстречу выходит Тодд.

В руках у него – свернутые в рулон повязки.

– Что ж, да будет так, – едва слышно выдыхает госпожа Койл.

[Тодд]

– Я понятия не имею, как это делается, – говорю я, разворачивая повязки, которые мне дал мэр.

– Просто оберни вокруг моей руки, как обычную ткань, – отвечает Виола. – Туго, но не слишком.

Мы сидим на койке в моей палатке, а вокруг нас ревет и живет своей жизнью целый мир. Мэр, госпожа Койл, Брэдли, Симона, Уилф и Ли, который вроде как тоже напросился в совет, без умолку спорят о том, кто будет говорить первым, про что, какими словами и все такое прочее.

¾ О чем думаешь? – спрашивает Виола, пристально глядя на меня.

¾ Я думаю: «Понятия не имею, как это делается», – с улыбкой отвечаю я.

Она тоже улыбается:

¾ Буду привыкать к такому общению, раз по-другому

больше нельзя.

– Но ведь это уже не так ужасно?

– Так же, но это моя проблема, а не твоя.

– Я прежний, – говорю я. – Я все еще Тодд.

Она опускает глаза и замечает повязки:

– Ты уверен? Думаешь, он не соврал?

– Он знает, что я его убью, если с тобой что-нибудь случится. И потом он как бутто изменился…

Виола поднимает глаза:

– Вот именно, как бутто…

– Мне кажется, это я его изменил, Виола. Может, не совсем, но он искренне хочет спасти тебя – для меня.

Виола все вглядывается, вглядывается в меня, пытаясь прочесть…

Не знаю, что она там видит.

Но через минуту протягивает мне руку.

– Ладно, – говорю я. – За дело.

Я начинаю разматывать старые повязки: снимаю один слои, потом второй, и вот он – железный обруч с выбитой цифрой 1391. Выглядит все еще хуже, чем я ожидал: ¾ кожа вокруг покраснела и жутко натянулась, а дальше наливается жутким фиолетовым и желтым. И еще Запах… запах болезни и гнили.

¾ Господи, Виола…

Она не отвечает, но нервно проглатывает слюну. Тогда я беру первый слой новой повязки и оборачиваю его вокруг железной ленты. Виола охает: первая доза лекарства проникает сквозь кожу в кровь.

– Больно?

Она прикусывает губу и быстро кивает, потом жестом велит мне продолжать. Я разворачиваю вторую и третью повязки и накрываю ими первый слой, как и сказал мне мэр. Виола снова охает.

– Смотри, Тодд! – часто и мелко дыша, восклицает она.

Фиолетовые синяки уже начинают бледнеть. Прямо видно, как лекарство движется по ее руке и уничтожает инфекцию.

– На что это похоже? – спрашиваю я.

– На раскаленные ножи, – отвечает она, и по ее щекам текут слезы…

Я тянусь к ней…

Тихонько прикасаюсь к щекам…

Только чтобы стереть слезы…

Чувствую под рукой ее кожу…

Такую теплую и мягкую…

Хочется трогать ее вечно…

Мне становится неловко за такие мысли…

Но потом до меня доходит, что она все равно не слышит…

Как это, наверно, ужасно для нее…

Но тут она прижимается щекой к моей ладони…

И поворачивает голову, пряча лицо в моей руке…

По щеке катится еще одна слеза…

Ее губы касаются моих пальцев…

– Виола…

– Мы готовы! – В палатку засовывает голову Симона.

Я тут же отдергиваю руку, хотя и знаю, что мы ничего плохого не делали…

После долгой неловкой тишины Виола произносит: Мне уже лучше!

[Виола]

¾ Начнем? – спрашивает мэр, широко улыбаясь. Его генеральская форма с золотыми полосками на рукавах опять выглядит новенькой – прямо волшебство какое-то!

– Как скажете, – отвечает госпожа Койл.

Мы встретились с Уилфом и стоим все вместе перед руинами собора. На телегу поставили микрофон для госпожи Койл – мэр-то в нем не нуждается. Зонды будут транслировать происходящее на холм, на стены двух зданий на площади и прямо в воздух за нашими спинами.

Толпа уже вовсю приветствует нас.

– Виола? – Мэр протягивает руку, чтобы повести меня к подмосткам. Тодд тоже сразу встает.

– Если никто не против, – предлагает госпожа Койл, – может, сегодня утром обойдемся двумя короткими речами – моей и мэра?

Мэр явно удивлен, но я тут же добавляю:

– По-моему, хорошая идея. Сэкономим кучу времени.

– Виола… – пытается возразить мэр.

– И мне бы хотелось посидеть немного, чтобы лекарство лучше подействовало.

¾ Спасибо, – царственно благодарит меня госпожа Коёл. – Из тебя получится прекрасный предводитель, Виола Ид. – И едва слышно, почти про себя, добавляет: – Да, несомненно.

Мэр все еще пытается настоять на своем, но Брэдли и Симона непреклонны, так что в конце концов ему приходится уступить.

– Ладно, будь по-вашему. – Он услужливо подставляет локоть госпоже Койл. – Не пора ли нам обратиться к населению?

Госпожа Койл не принимает его руки и решительно устремляется к сцене. Мэр бросается за ней. чтобы толпа увидела, как он уступает ей право подняться на подмостки первой.

– Как это понимать? – вопрошает Тодд, провожая их удивленным взглядом.

– Вот-вот! – озадаченно подхватывает Брэдли. – С каких пор ты ее слушаешься?

– Пожалуйста, будьте чуточку добрее, – вмешивается Симона. – Я, кажется, понимаю, что делает Виола.

– И что же? – спрашивает Тодд.

– Добрые люди Нового света! – раздается голос целительницы в динамиках. – Мы добились очень многого!

– Госпожа Койл думает, что ее правление подходит к концу, – поясняет Симона. – Это ее прощание.

Уилф озадаченно морщит лоб:

– Прощание?

– Как далеко завел нас Президент Прентисс! – продолжает госпожа Койл. – Мы и не помышляли, что это возможно.

– Она все еще наш предводитель! – вмешивается Ли. – На холме полно людей, полно женщин, которые-

– Да, но мир меняется, – говорю я. – И меняют его другие люди.

– Поэтому она по собственной воле слагает с себя полномочия, – с чувством добавляет Симона. – Уже одно это достойно восхищения. Не каждому дано уметь вовремя уйти.

– Он подвел нас к одному краю бездны, – вещает госпожа Койл. ¾ и тут же перенес на другой.

– Прощание? – уже громче переспрашивает Уилф.

Услышав тревожные нотки в его голосе, я оборачиваюсь:

– Что такое, Уилф?

Но в этот миг до Тодда тоже доходит, и он распахивает глаза.

– Он убивал, чтобы защитить нас, – продолжает госпожа Койл. – Убивал сотнями, тысячами…

В толпе поднимается недовольный ропот.

– Она думает, что это конец, Виола, – выдавливает Тодд. – Она думает, это конец!

Я оборачиваюсь к сцене.

И слишком поздно поднимаю, что натворила госпожа Койл.

[Тодд]

Я срываюсь с места прежде, чем успеваю что-то понять – у меня только одно на уме, добраться до сцены, Добраться туда прежде чем…

– Тодд!

Оборачиваюсь: Брэдли схватил Виолу за плечи и держит, а Симона и Уилф бегут за мной, к сцене…

Туда, откуда летят неугодные толпе слова госпожи Койл…

– Мир, испачканный кровью невинных людей и спэклов, ¾ говорит она в микрофон. – Мир, путь к которому выложен трупами женщин…

Толпа начинает свистеть и гнать госпожу Койл прочь а я к этому времени подбегаю к краю сцены…

⇐ Предыдущая 4 5 6 7 8910 11 12 13 Следующая ⇒