Пределы процессуального доказывания

⇐ ПредыдущаяСтр 6 из 14Следующая ⇒

Факты и обстоятельства, подлежащие установлению по делу, всегда много качественны, имеют огромное множество свойств (черт, признаков, сторон), неисчислимыми нитями связаны со многими другими явления, реальной действительности. Чтобы исследование этих' фактов и обстоятельств не было ни поверхностным, $\ бесконечным, в теории и практике уголовного судопроизводства требуется еще одно понятие — понятие предела процессуального доказывания.

Данное понятие относится к числу принципиально важных категорий доказательственного права, так как для успешного достижения цели доказывания необходимо правильное понимание не только его предмета, но и пределов.

Тем не менее до недавнего времени вопрос о пределе процессуального доказывания в нашей юридической литературе специально не изучался. Основной причиной такого положения являлось отождествление его с вопросом о предмете доказывания, встречающееся в ряде специальных работ ¹⁰⁵.

Смешение предмета и пределов процессуального доказывания не могло признаваться оправданным. При всейсвоей близости эти понятия не равнозначны друг другу. Если предмет доказывания отвечает на вопрос: что подлежит познанию, то пределы доказывания указывают глубину, оптимальные границы познания и обоснования этого предмета.

В настоящее время большинство советских юристов подчеркивают самостоятельность понятия «пределы для доказывания». Однако среди них тоже пока нет единства его трактовке. Одни полагают, что здесь имеется в виду «необходимая глубина исследования существенных обстоятельств, обеспечивающая достоверное постижение

¹⁰⁵ См. Г. м. М и н ь к о в с к и и. Пределы доказывания в советском уголовном процессе. М., 1956, стр. 4; М С. Строговин Курс советского уголовного процесса, т. 1. М., 1968, стр. 361.

следователем и судом» ¹⁰⁶. Другие под этим понятием подразумевают круг (совокупность) доказательств, которые необходимы и достаточны для установления входящих в предмет доказывания обстоятельств ¹⁰⁷. По мнению третьих «пределы доказывания характеризуются совокупностью обстоятельств, исследование которых может иметь значение для правильного разрешения дела, и всех тех источников доказательств, посредством которых выясняются эти обстоятельства» ¹⁰⁸ и т. д. Такой разнобой затрудняет нахождение естественного места данного понятия в теории и практике процессуального доказывания.

При критическом разборе приведенных выше суждений надо в первую очередь отметить сомнительность стремления видеть в пределах доказывания «совокупность обстоятельств, исследование которых может иметь значение для правильного разрешения дела». Эти обстоятельства составляют предмет доказывания и никак не могут расцениваться как полное или частичное выражение понятия пределов доказывания, если предмет доказывания не подчинять этому понятию и не растворять в нем. А поступать так, очевидно, нельзя, поскольку эти категории связаны с разными аспектами процессуального доказывания и не относятся друг к другу как часть к целому.

Что же касается остальных из упомянутых выше факторов, в частности таких, как глубина исследования обстоятельств дела, круг подтверждающих эти обстоятельства доказательств и требуемая совокупность их источников, то они действительно так или иначе характеризуют пределы доказывания по делу. Но каждый из них представляется лишь отдельным признаком данного понятия, недостаточным для надлежащего раскрытия его существа.

Как уже нами однажды отмечалось, понятие «пределы процессуального доказывания» имеет несколько

¹⁰⁶ В. Г. Т а н а с е в и ч. Пределы и предмет доказывания по уголовному делу.— «Практика применения нового уголовно-процессуального законодательства». М, 1962, стр. 37.

¹⁰⁷ См. «Теория доказательств в советском уголовном процессе». Часть общая. М., 1966, стр. 218; «Уголовный процесс». Под ред. М. А. Чельцова. М., 1969, стр. 102; «Уголовный процесс». М., 1972, стр. 159 и др.

¹⁰⁸ «Советский уголовный процесс». Под ред. Д. С. Карева. М., 1968 стр. ПО.

взаимосвязанных граней, одинаково важных при уяснении его смыслового содержания ¹⁰⁹.

Прежде всего, оно означает определенную степень конкретизации и детализации каждого обстоятельства предмета доказывания, обеспечивающую необходимуюглубину его исследования по делу. Поясним это на одном примере.

В следственной и судебной практике не может быть ни одного уголовного дела, по которому событие преступления не рассматривалось бы как обстоятельство, входящее в предмет доказывания. Тем не менее нередко вышестоящие суды в качестве основания к отмене приговора указывают на то, что «обвинение в халатности возможно лишь в случае, если должностное лицо не выполнило обязанностей, которые на него были возложены», «участие в драке, повлекшей убийство, еще не означает, что все ее участники.несут ответственность за убийство», «обвинение в понуждении женщины к вступлению в половую связь может быть правильным только при доказанности того, что на потерпевшую оказывалось воздействие с использованием ее материальной или служебной зависимости», «для правильной квалификации преступлений, совершенных несколькими лицами, должен быть выяснен характер преступных действий каждого из виновных» ¹¹⁰и т. д. Происходит это в первую очередь потому, что органами следствия и судом первой инстанции поверхностно исследуется обстоятельство (преступное деяние), включенное в предмет доказывания по делу. Деяние недостаточно конкретизируется, остаются неуточненными его многие детали, характер и обстановка совершения или другие существенные моменты, вследствие чего не достигается та глубина исследования, которая необходима для достижения объективной истины.

С другой стороны, установление предела доказывания свидетельствует и о том, что обстоятельства, входящие в предмет доказывания по делу, исследуются не во всех без исключения деталях (частностях, связях), а в той мере,

¹⁰⁹ См. Н. В. Ж о г и и, Ф. Н. Ф а т к у л л и н. Предварительное следствие. М, 1965, стр. 105—107.

¹¹⁰ См. «Бюллетень Верховного Суда СССР», 1968, № 1, стр. 19; 1968, № 2, стр. 26; 1968, № 4, стр. 30; 1970, № 3, стр. 45; 1971, № 5, стр. 16 и др.

в какой те или иные детали нужны для успешного осуществления задач судопроизводства. Если, допустим, доказывается факт изнасилования, то нет надобности с фотографической точностью воспроизвести имевшую место между обвиняемым и потерпевшей борьбу, а достаточно доказать вступление в половую связь насильственным путем и существенные моменты этого насилия. Когда устанавливается факт злостного хулиганства, не обязательно детализировать все без исключения нецензурные выражения и циничные действия виновного; можно ограничиться выявлением наиболее существенных, дерзких и циничных действий, грубо нарушающих общественный порядок и выражающих явное неуважение к обществу и т. д.

При некоторых сложных преступлениях пределы доказывания помогают решить, в какой мере надо устанавливать конкретные, единичные противоправные действия, хотя и совершенные на протяжении длительного периода времени, однако все же составляющие единое преступное деяние. Если, скажем, лицо в течение многих лет систематически занималось спекуляцией и за это время сотни раз скупало и перепродавало с целью наживы различные товары, то, естественно, возникает вопрос: требуется ли доказать все эти отдельные факты спекуляции без исключения или достаточно установить начало преступной деятельности и такое количество ее конкретных проявлений, которое не оставляет никакого сомнения в наличии спекуляции в виде промысла и дает полное представление о характере и границах этого преступления. Для правильного решения такого вопроса надо учесть, что по некоторым продолжаемым и собирательным преступлениям, которые образуются из множества отдельных (единичных) общественно опасных действий, не всегда требуется исследование всех этих действий без единого исключения, доказывание можно ограничить рамками, указывающими на начало, конец и основное содержание преступной деятельности. Эти рамки вполне способны создать необходимую глубину и полноту исследования подобных преступлений. Они позволяют точно выявить характер, границы, тяжесть и вредные последствия содеянного и в то же время освобождают следствие от ненужного труда по дальнейшему доказыванию фактов и их деталей, которые не меняют существа содеянного.

Разумеется, что речь в данном случае отнюдь не идет о возможности неоправданного сужения пределов процессуального доказывания по каждому сложному преступлению. Распространенной ошибкой, особенно по делам получении взяток, о присвоениии, о служебных подлогах и хищениях, является то, что следователи порою ограничиваются расследованием только фактов и эпизодов, которые были известны при возбуждении уголовного дела, и не проявляют должной настойчивости для обнаружения других аналогичных действий виновного. Это ведет к тому, что преступление отчасти остается нераскрытым.

Необходимая глубина исследования должна обеспечиваться в отношении не только самого преступного деяния, но и всех остальных обстоятельств, входящих в предмет доказывания по делу. Каждое из этих обстоятельств нужно конкретизировать и детализировать, с учетом признаков диспозиций соответствующих норм материального и процессуального права, в той степени, в какой это существенно для достижения объективной истины.

Понятие пределов процессуального доказывания, далее, отвечает и на вопрос: в каком объеме должны быть собраны, исследованы и оценены доказательства и их источники для того, чтобы можно было признать наличие или отсутствие каждого из обстоятельств, подлежащих установлению по делу? Иначе говоря, оно определяет и совокупность тех доказательств и их источников, которые необходимы и достаточны для признания доказанными как всей системы обстоятельств (фактов), составляющих предмет доказывания по делу, так и каждого из них в отдельности.

Представляется неоправданным утверждение о том, что количественная сторона доказательства образует самостоятельное понятие «объем доказательств», существующее наряду с пределами доказывания ¹¹¹. Надобности в таком понятии в действительности нет. Такие факторы, как круг, объем, и количество доказательств и их источников, требуемых по делу, полностью охватываются понятием «пределы процессуального доказывания».

¹¹¹ См. «Уголовный процесс».-М.,.. 19.72, стр. 159.

Этот аспект данного понятия имеет важное значение. Если, например, хулиганские действия совершены в присутствии большого числа людей, надо правильно решить, сколько свидетелей следует допросить, чтобы действия виновного считать доказанными с должной полнотой. Когда проверяются обстоятельства, характеризующие личность обвиняемого, необходимо решить, кого из граждан, которым приходилось часто сталкиваться с ним по работе и в быту, приглашать свидетелями по делу и т. д. Во всех подобных случаях очень важно уметь наметить оптимальный объем (круг) доказательств и их источников, чтобы, с одной стороны, обеспечить тщательность исследования соответствующих обстоятельств и выявление объективной истины, с другой — предотвратить бесцельную трату сил и средств органов следствия (суда) и неоправданный отрыв граждан, вызываемых в качестве свидетелей, от их основных занятий.

Не менее ценно правильное определение требуемых фактических данных и их источников по делам, где уже известные обстоятельства содеянного противоречивы и для устранения этих противоречий нужно по крупицам собирать разрозненные, на первый взгляд, доказательственные факты. Так, некий Минигун был привлечен к уголовной ответственности и осужден по ч. 1 ст. 108 У К РСФСР по обвинению в том, что он 4 декабря 1970 года ударом в правый глаз причинил тяжкие телесные повреждения своей знакомой Максютовой, лишив ее зрения на этот глаз. Вывод о виновности осужденного основывался главным образом на заключении судебно-медицинской экспертизы о том, что «имеющееся у Максютовой телесное повреждение (потеря зрения на правый глаз) относится к разряду тяжких», и на показаниях самой потерпевшей, что вечером 4 декабря она в своей квартире вместе с обвиняемым и тринадцатилетним сыном выпила бутылку водки, потом сын удалился, после чего Минигун стал обнимать ее и, встретив сопротивление, сильно ударил кулаком в правый глаз, что именно это и повлекло потерю зрения. Обвиняемый Минигун категорически отрицал вину в причинении тяжких телесных повреждений Максютовой, поясняя, что хотя в указанный вечер после совместной выпивки он действительно оставался на некоторое время наедине с Максютовой в ее квартире, однако никаких насильственных

действий там не предпринимал, а Максютова давно жаловалась на боли в области правого глаза, в медицинские учреждения обратилась лишь спустя 6 дней и пытается использовать факт потери зрения против него, мстя за отказ жениться на ней. При таких противоречивых данных надлежало собрать по делу дополнительные доказательства и источники, чтобы выяснить: в каком состоянии был правый глаз потерпевшей до 4 декабря; на что конкретно и кому она жаловалась непосредственно после происшедшего в этот вечер; почему она к врачам обратилась по данному поводу только 11 декабря; в каком состоянии Максютова пришла в больницу и чем объясняла факт несвоевременной явки за медицинской помощью и имеющиеся в области правого глаза ссадины; какова была давность этих ссадин; возможно ли получение их при ударе кулаком или при столкновении с предметами домашнего обихода; какова непосредственная причина потери потерпевшей зрения; не было ли у нее каких-либо сопутствующих болезней и т. д. Без тщательного исследования всех этих «деталей» нельзя было признать доказанным или недоказанным преступное деяние, инкриминируемое обвиняемому. Соответственно тому все фактические данные, существенные для выяснения таких обстоятельств, должны были обязательно вовлекаться в пределы доказывания по делу. Тем не менее органами предварительного расследования и суда они собраны не были, и эта ошибка в определении объема (круга) требуемых доказательств и их источников привела к отмене приговора вышестоящим судом в кассационном порядке.

Помимо всего сказанного, понятие пределов процессуального доказывания имеет еще один важный аспект — выражает собой также степень достаточности исследуемых версий и полноты обоснования выводов по делу. В советском уголовном процессе в пределы доказывания входит проверка всех возможных версий и анализ всех данных, необходимых для всестороннего обоснования каждого вывода по делу. Оставление вне поля зрения следователя (судей) части версий, вытекающих из конкретных условий дела, или слабое обоснование доказанности либо не доказанности искомых фактов означает неправомерное сужение, а нагромождение следствия

надуманными версиями и доводами — несостоятельное расширение пределов процессуального доказывания.

В практике чаще приходится сталкиваться со случаями неоправданного сужения пределов доказывания в этом плане. По делу Сафина, например, осужденного по ст. ст. 206 ч. 3 и 108 ч. 1 УК РСФСР, следователем и судом первой инстанции исследовалась одна версия, суть которой состояла в предположении о том, что обвиняемый в ходе драки, учиненной им по хулиганским побуждениям, пнул в живот потерпевшему Синееву, причинив тем самым повреждение тонкого кишечника, подпадающее под категорию тяжких. Между тем обстоятельства дела допускали и другие версии. Драка происходила на перроне железнодорожной станции, в ней участвовало более десяти лиц, потерпевший был обнаружен в бессознательном состоянии в непосредственной близости от рельса через два-три часа после драки, а эксперты утверждали, что потерпевший мог получить такое повреждение как от удара тупым предметом, так и при падении на рельсы. При таких данных не исключалась возможность того, что потерпевший получил тяжкое телесное повреждение при падении на рельсы (тем более, что он был в нетрезвом состоянии) или удар тупым предметом нанес ему кто-либо из других лиц, принимавших участие в драке. Однако эти версии по делу не проверялись, пределы доказывания были неправильно сужены, что и привело к отмене судебного приговора ввиду неполноты проведенных предварительного и судебного следствий.

Все отмеченные выше стороны понятия пределов процессуального доказывания одинаково важны и только в своей совокупности могут дать необходимое представление о существе данного понятия. И поэтому следует признать, что под пределами доказывания в советском уголовном процессе понимаются такие границы этой деятельности, которые выражают полноту проверяемых следственных версий, глубину исследования подлежащих установлению фактов (обстоятельств), объем доказательств и их источников, обязательных для признания наличия или отсутствия этих фактов, и достаточность обоснования выводов по делу.

Едины ли эти границы для всех стадий судопроизводства, для различных категорий дел и для всех тех обстоятельств, которые входят в предмет доказывания?

не дает основания для конструирования разных пределов доказывания для различных этапов движения уголовного дела. Требование о полноте исследования всех обстоятельств дела, об обеспечении достоверного установления наличия или отсутствия каждого из них и о достаточном обосновании выводов по делу является общим для всех стадий советского уголовного процесса, и оно свидетельствует о том, что для всех этих стадий пределы доказывания в принципе едины.

Положение несколько меняется, когда речь идет о влиянии на пределы доказывания тех объективных особенностей, которые могут быть характерны для отдельных категорий уголовных дел. Как глубина исследования определенных обстоятельств, входящих в предмет доказывания, так и круг материалов, добываемых для их установления, подчас зависят и от специфики дела. Так, по делам несовершеннолетних подлежат особо тщательной проверке число, месяц и год рождения правонарушителя, условия его воспитания и степень умственного развития (ст. 392 УПК РСФСР), тогда как по делам о преступлениях, совершенных взрослыми лицами, эти детали могут и не иметь столь существенного значения. Способность обвиняемого отдавать отчет своим действиям и руководить ими проверяется специально, экспертным путем лишь в тех случаях, когда есть какие-либо данные, ставящие под сомнение его психическую полноценность; по остальным делам данное обстоятельство предмета доказывания может и не нуждаться в такой же степени глубоком исследовании. По делам о преступлениях, учиненных в состоянии опьянения, требуется особое выяснение того, не является ли обвиняемый алкоголиком, подлежащим принудительному лечению ^ш, в то время как по другим делам эти данные, характеризующие личность виновного, могут и не потребоваться и т. д. Все это позволяет заключить, что особенности тех или иных дел оказывают известное влияние на пределы процессуального доказывания.

¹¹³ См. Постановление Пленума Верховного Суда СССР от 11 июля 1972 г. «О задачах судов по выполнению постановления ЦК КПСС, Совета Министров СССР и Указов Президиумов Верховных Советов союзных республик о мерах по усилению борьбы против пьянства и алкоголизма» («Бюллетень Верховного Суда СССР», 1972, № 4, стр. 6).

Но здесь имеются в виду именно объективные особенности, свойственные отдельным категориям уголовных дел. Вряд ли есть почва для поддержания тех авторов, которые в недалеком прошлом ставили пределы доказывания в зависимость от позиции обвиняемого, утверждая, будто полное признание им своей вины может повлечь сокращение судебного следствия ¹¹⁴. Такая точка зрения подвергнута в нашей литературе справедливой критике¹¹⁵. По действующему советскому законодательству «признание обвиняемым своей вины может быть положено в основу обвинения лишь при подтверждении признания совокупностью имеющихся доказательств по делу (ст. 77 УПК РСФСР). По всякому делу пределы доказывания должны очерчиваться таким образом, чтобы вывод органов суда, прокуратуры и предварительного расследования о наличии или отсутствии обстоятельств, подлежащих установлению, не зависел от позиции обвиняемого.

Нам остается рассмотреть последнюю часть поставленного выше вопроса, касающуюся возможности какой-либо дифференциации пределов процессуального доказывания в отношении отдельных фактов (обстоятельств), имеющих значение по делу. Речь здесь идет, конечно, не об обсуждении тоге, нет ли разных степеней' установления достоверности этих фактов. Тут двух мнений быть не может; любое из обстоятельств, подлежащих установлению, должно быть доказано достоверно. Указанный вопрос имеет научный и практический интерес лишь в плане тех обстоятельств, которые могут расцениваться как общеизвестные, преюдициально установленные или презумируемые законом.

В советском гражданском процессе считается бесспорным, что общеизвестные и преюдициально установленные факты в предмет доказывания не входят и кладутся в основу судебного решения без доказывания по делу. Такая точка зрения находит свое подтверждение в ст. 55 ГПК РСФСР, где эти факты названы

¹¹⁴ См. С. А. Г о л у н с к и и. Судебное следствие.— «Советская юстиция», 1937, № 5, стр. 32; М. А. Чельцов. Обвиняемый и его показания в советском уголовном процессе. М., 1947, стр. 43 и др.

¹¹⁵ См., например, И. Д. Перлов. Судебное следствие в советском уголовном процессе. М., 1955, стр. 65—70.

обстоятельствами, не подлежащими доказыванию. Так называемые законные презумпции в законодательстве ряда союзных республик тоже отнесены к числу фактов, не подлежащих доказыванию (например, ст. 32 ГПК УССР, ст. 35 ГПК Туркмен. ССР), в теории же они рассматриваются чаще как средство распределения обязанности доказывания в гражданском судопроизводстве¹¹⁶.

В нашей уголовно-процессуальной литературе вопрос решается по-разному. Одни авторы молчаливо обходят его ¹¹⁷, другие — признают и общеизвестные, и преюдициально установленные, и законом презумируемые обстоятельства фактами, не подлежащими доказыванию ¹¹⁸, третьи — такое значение придают только общеизвестным и преюдициально установленным фактам¹¹⁹, четвертые — по существу отрицают возможность какой-либо специфики в доказывании подобных фактов ¹²⁰.

На наш взгляд, не только в гражданском, но и в уголовном судопроизводстве обстоятельствами, имеющими значение по делу, могут являться и общеизвестные, и преюдициально установленные, и законом презумируемые факты.

Общеизвестными могут быть факты засухи, наводнения или другого стихийного бедствия, нахождения такого-то заведения в таком-то месте, точное расстояние между двумя пунктами, абсолютная невозможность пройти это расстояние на машине, принадлежность опия

¹¹⁶ См. Т. А. Лилуашвили. О доказывании предполагаемых фактов в советском гражданском процессе.— «Советское государство и право», 1962, № 12, стр. 145—147; «Советский гражданский процесс». Под ред. М. А. Гурвича. М, 1967, стр. 159—162, 165—166; «Гражданский процесс». Под ред. Н. А. Чечиной и Д. М. Чечота. М., 1968, стр. 170—172, 179—180 и др.

¹¹⁷ См. «Советский уголовный процесс». Под ред. Д. С. Карева. М., 1968, стр. 105—118; «Уголовный процесс». Под ред. Н. С. Алексеева, В. 3. Лукашевича и П. С. Элькинд. М., 1972, стр. 153—167 и др.

¹¹⁸ См. М. А. Чельцов. Советский уголовный процесс. М., 1951, стр. 152—153.

¹¹⁹ См. В. Д. Ар сень ев. О фактах, не подлежащих доказыванию в процессе уголовного судопроизводства.— «Правоведение», 1965, № 1, стр. 95—104.

¹²⁰ См. М. С. С т р о г о в и ч. Материальная истина и судебные доказательства в советском уголовном процессе. М., 1955, стр. 232— 234.

к наркотикам, а водки — к спиртным напиткам и т. д. По уголовному делу такие факты, хорошо известные следователю, судьям, участникам процесса и остальным гражданам, могут оказаться главным образом в качестве обстоятельств, имеющих доказательственное значение.

Преюдициальный характер носят факты, которые уже установлены вступившим в силу и никем не отмененным приговором, решением, определением или постановлением суда (судьи), а также постановлением прокурора и органа предварительного расследования о прекращении дела (ст. ст. 5, 28, 255, 256 УПК РСФСР). Они могут фигурировать по уголовному делу в роли обстоятельств, имеющих как юридическое, так и доказательственное значение.

Законными презумпциями можно считать такие обстоятельства, как рождение лица в тот день и от тех родителей, которые указаны в свидетельстве о его рождении; недопустимость поручения определенной работы человеку, который не прошел требуемой подготовки; способность лица, имеющего документ о специальном образовании, справляться с соответствующими обязанностями и т. д. Подобные предположения, из которых исходит законодатель при правовом регулировании общественных отношений в той или иной сфере социальной жизни, тоже могут иметь по уголовному делу юридическое или доказательственное значение.

Полностью приравнять такие общеизвестные, преюдициально установленные и законом презумируемые обстоятельства ко всем другим фактам, имеющим значение по делу, и вообще отрицать специфику в их доказывании было бы неверно. Но вместе с тем следует признать, что эта специфика находится скорее в плоскости не предмета, а пределов процессуального доказывания.

Исключение указанных обстоятельств из предмета доказывания означает, что по делу они вовсе не исследуются и остаются вне всякой оценки, что даже не требуются какие-либо источники, в которых бы содержались о них сведения. Между тем в действительности положение выглядит несколько иначе.

В любом деле, где общеизвестные преюдициально установленные или законом презумируемые обстоятельства имеют значение, обязательно бывают о них сведения; как эти сведения, так и сами названные обстоятельства

в известных рамках исследуются и оцениваются, поскольку иначе невозможно определить даже их относимость и пригодность для определенного вывода.

Следовательно, упомянутые обстоятельства неизбежно оказываются в числе фактов, устанавливаемых по делу, однако с той разницей, что глубина их исследования несколько иная, отличителен круг сведений и их источников, указывающих на эти обстоятельства, а равно проще их обоснование. Иначе говоря, особенности в пользовании общеизвестными, преюдициально установленными или законом презумируемыми фактами по уголовному делу касаются как раз пределов их доказывания.

Эти пределы, в свою очередь, тоже не одинаковы. Доказывание общеизвестного факта выражается, очевидно, в процессуальной фиксации имеющихся о нем сведений и исследовании его связи с действиями (бездействием) уголовно-ответственного лица, в оценке значения этого факта по делу и в обосновании вытекающих из него выводов. Проверка доброкачественности сведения о факте, в истинности которого никто не сомневается, и определение их достаточности для признания доказанным такого факта представляются излишними.

Констатирование следователем и судьями достоверности обстоятельства, презумируемого в законе, предполагает выяснение того, нет ли по делу данных, которые могли бы свидетельствовать о неприемлемости этой законной презумпции для данного конкретного случая. Если такие сведения есть, то тщательно исследуется, могут ли они опровергнуть презумируемое законом обстоятельство, и только после этого делается вывод. Кроме того, проверяется также отношение презумируемого законом факта к делу, выясняется его значение для правильного разрешения дела.

Для уяснения пределов доказывания в советском уголовном процессе факта, установленного преюдициально, исходным моментом служат законоположения о недопустимости ведения судопроизводства по поводу того же обвинения, о котором есть неотмененный приговор или определение (постановление) о прекращении дела (п. п. 9—10 ст. 5 УПК РСФСР), и об обязательности вывода, сделанного судом по гражданскому делу относительно того или иного события, действия и бездействия (ст. 28 УПК РСФСР). Эти нормы закона вводят

определенное ограничение в доказывание по тем уголовным делам, где фигурируют названные в них обстоятельства. Но для того, чтобы яснее представить себе влияние такого ограничения на пределы процессуального доказывания, необходимо учесть следующее.

Если применительно к судебным решениям по гражданскому делу законодатель прямо называет в качестве преюдиции лишь один конкретный факт (событие, действие или бездействе), то в отношении приговора, определений и постановлений по уголовным делам он поступает иначе: границы преюдиции определяет не просто теми фактами, которые непосредственно отражены в этих процессуальных актах, а содержанием обвинения, в части которого такие акты вынесены. И вовсе не случайно то, что законодатель в ст. 5 УПК РСФСР 1960 года отказался от прежней формулировки «по обвинению в том же преступлении», которая содержалась в ст. 3 УПК РСФСР 1923 года, заменив ее выражением «по тому же обвинению». Этим подчеркивается, что преюдициальным свойством наделяются все те факты и обстоятельства, которые должны рассматриваться частями однажды разрешенного обвинения. Пока обвинение остается тем же самым, исключается возбуждение и ведение нового уголовного дела. «Тем же самым» оно считается не только при полном тождестве всех его признаков, но и в случаях, когда новые данные позволяют изменять фабулу, юридическую формулировку или правовую квалификацию содеянного. При этом не имеет решающего значения, что именно — сужение, расширение или видоизменение — происходит с прежним обвинением. Последнее остается тем же самым даже при условии, если ставится вопрос: а) о тех же действиях (бездействии), но с другой правовой квалификацией; б) о наличии в действиях осужденного другого состава преступления, который вместе с составом, указанным в судебном приговоре, может образовать идеальную совокупность преступлений; в) о противоправных фактах, хотя и непосредственно не отраженных в приговоре (постановлении, определении), но являющихся частью того сложного преступления, по которому было сформулировано прежнее обвинение; г) о противоправном действии, которое хотя и характеризуется некоторой самостоятельностью, но дополняет указанное в судебном

приговоре деяние и составляет с ним одно целое, т. е. единое преступление. Во всех подобных случаях по существу речь идет о повторении того же самого обвинения в измененном виде, а потому соответствующие факты подпадают под его преюдицию ¹²¹.

В нашей юридической литературе существует и мнение, что указанные выше преюдиции не всегда сказываются на пределах доказывания по уголовному делу. М. С. Строгович, например, полагает, что «по любому делу вполне допустимо доказывать, что установленный ранее состоявшимся приговором или решением факт в действительности места не имел». Он исходит из того, что при рассмотрении другого дела «приговор первого суда является для второго не актом, имеющим силу закона, а официальным документом, удостоверяющим определенные факты, принимаемые судом как истинные без дальнейших доказательств только в том случае, когда они представляются бесспорными и не вызывающими сомнений в своей истинности. При сомнении же в том или ином факте, установленном вступившим в законную силу приговором, при возражении против этого факта обвиняемого или иного участника процесса суд обязан данный факт исследовать по существу» ¹²². Эту точку зрения частично разделяет Ю. М. Грошевой, полагающий, что преюдиция приговора неопровержима только при решении вопроса о признании лица особо опасным рецидивистом по другому делу, а в остальных случаях «суд, придя к иным выводам при рассмотрении уголовного дела, постановляет приговор по своему убеждению» ¹²³.

Между тем ни сам такой поход, ни приводимые в его обоснование соображения не могут считаться приемлемыми.

Было бы, разумеется, неправильно утверждать, что любые фактические данные, указанные во вступившем в силу приговоре или определении (постановлении), ни при каких условиях не могут быть использованы и оценены

¹²¹ Об этом см. подробнее: Ф. Н. Ф а т к у л л и н. Обвинение и судебный приговор. Казань, 1965, стр. 502—507.

¹²² М. С. Строгович. Учение о материальной истине в уголовном процессе. М., 1947, стр. 214, 219.

¹²³ Ю. М. Г р о ш е в о и. Проблема формирования судейского убеждения в уголовном судопроизводстве. Харьков, 1975, стр. 102.

при расследовании или судебном рассмотрении другого дела. Подобная предпосылка противоречила бы закону и интересам достижения объективной истины. В необходимых случаях советские судьи не только вправе, но и обязаны исследовать фактические данные, однажды отраженные в приговоре по другому делу, оценить их и привести в подтверждение обстоятельств, установленных преюдициально, дополнительные аргументы, вытекающие из всей совокупности материалов вновь рассматриваемого дела. Однако отсюда не следует, что законная сила судебного приговора не касается содержащихся в нем фактических констатации ¹²⁴. Суд может использовать материалы, отраженные в приговоре (определении, постановлении) по другому делу, но он не вправе делать по ним выводы, противоречащие этому приговору. Судьи оценивают исследуемые снова фактические данные и их источники, однако они должны воздержаться от дачи им оценки, противоположной по сравнению с первым приговором. Нельзя отрицать за судом права приводить дополнительные мотивы в подкрепление уже известного по другому судебному решению факта, но вместе с тем нельзя уполномочить судей указывать во втором приговоре такие аргументы, которые исключают (отвергают) мотивы и доводы, содержащиеся в сохраняющем законную силу приговоре по другому делу. В противном случае неизбежны существенные противоречия между различными актами социалистического правосудия, ставящие под сомнение правосудность одного из этих актов.

Как же следует поступать, если по новому делу не подтверждается факт (обстоятельство), установленный преюдициально? На этот вопрос в литературе встречаются разные ответы. Одни авторы считают, что в таком случае суд выносит приговор по своему убеждению, однако

¹²⁴ Заметим, что отрицание законной силы за фактическими констатациями приговора является традиционным среди буржуазных юристов. Но они «объясняют» это отсутствием «гарантий правильности таких констатации», невозможностью требовать от судей установления по делу объективной истины, принципом так называемой формальной истины. (См. С. Будзинский. О силе судебных решений в гражданском и уголовном процессах и о взаимном влиянии этих процессов. СПб, 1861, стр. 46—48, 72, 88; Vagler Т h. Die Rechtskraft des Strafbefehls. Band II. Karlsruhe, 1959, 8. 85—88).

этот приговор, поскольку им отвергнута преюдиция, не вступает в законную силу до тех пор, пока вышестоящий суд не проверит оба приговора (или приговор и решение по гражданскому делу) и не решит, какой из них правосуден ¹²⁵. По мнению других, в указанной ситуации необходимо приостановить производство по делу и внести представление об опротестовании ранее вынесенного приговора (решения) ¹²⁶. Более приемлемой представляется последняя точка зрения.

Дело здесь не в степени правомерности той или иной позиции. Действующий советский закон не предусматривает ни приостановления производства по делу при наличии сомнения в доказанности преюдициально установленного факта (обстоятельства), ни постановления такого приговора, который не вступал бы в силу до тех пор, пока вышестоящий суд не проверит его законность и обоснованность. По существу речь идет о вопросе, который прямо не регламентирован в законодательстве.

⇐ Предыдущая 1 2 3 4 567 8 9 10 Следующая ⇒