Роль логики, психологии и частных методов познания в процессуальном доказывании

⇐ ПредыдущаяСтр 4 из 14Следующая ⇒

В достижении объективной истины по делу велика также роль логики, психологии и частных методов познания внешнего мира, широко применяемых в процессуальном доказывании.

⁵¹ См. И. Д. Перлов. Приговор в советском уголовном процессе. М, 1960, стр. 226; И. И. М у х и н. Объективная истина и некоторые вопросы оценки судебных доказательств при осуществлении правосудия. Л., 1971, стр. 31—34.

⁵² См. В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 29, стр. 162, 183.

Логика, как известно, представляет собой науку о законах и формах мышления. Эти законы и формы «суть отражения объективного в субъективном сознании человека», подтверждены миллиарды раз в повседневной практической деятельности людей и получили значение аксиом⁵³. Они сами не нуждаются в специальном доказывании, однако любое лицо, занимающееся процессуальным доказыванием, пользуется ими неизбежно и не может игнорировать их роль в познании ⁵⁴.

Логические законы и формы мышления находят свое применение в каждом из элементов процессуального доказывания, т. е. и в построении следственных версий, и в собирании доказательств и их источников, и в их проверке и оценке, и в обосновании выводов по делу.

Логические законы тождества, противоречия, исключенного третьего и достаточного основания устраняют противоречивость, сбивчивость и бездоказательность мысли, возможные в тех или иных элементах доказывания по делу. Они выполняют функцию своего рода «специального фильтра или сита», отсеивающего все то, что Неприемлемо для естественного человеческого мышления ^в5.

Присущие логике индуктивные и дедуктивные формы умозаключений лежат в основе построения выводов о наличии (отсутствии) исследуемых обстоятельств дела и об их социально-правовом существе, а связанные с дедукцией силлогизмы служат средством проверки обоснованности соответствующих выводов.

Логические умозаключения по аналогии нужны в процессуальном доказывании для суждения о возможности совпадения пока неизвестных свойств тех обстоятельств дела, в отношении которых следователем (судом) уже установлено сходство их некоторых важных признаков.

Правила пользования гипотезой, выработанные в логике, облегчают работу субъектов доказывания с общими и частными следственными версиями по уголовному

⁵³ См. В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 29, стр. 165, 172.

⁵⁴ Критику пренебрежения фигурами «книжной логики», встречающегося в работах А. Я. Вышинского, подробно см.: А. А. Старч е н к о. Логика в судебном исследовании. М., 1958, стр. 226—229.

⁵⁵ См. Б. М. Кедров. Диалектика и логика. Законы мышления. М., 1962, стр. 182—184.

делу, помогают им найти наиболее эффективные пути их проверки.

Такие логические приемы, как анализ доказательств, сравнение их между собой, сопоставление доказательств с теми или иными фактами, синтез имеющихся доказательств и фактов, многократно применяются в доказывании любых обстоятельств, входящих в предмет доказывания по делу.

Строгое соблюдение субъектами доказывания этих логических законов и форм мышления является одним из обязательных условий достижения объективной истины по делу. Необходимо только помнить, что все упомянутые выше логические категории рассчитаны на элементарно непротиворечивые отношения, на стабильные, неизменные стороны действительности, и в этом — их ограниченность. Для преодоления такой ограниченности нужна диалектическая, содержательная логика, опирающаяся на знание общих законов всех материальных и духовных явлений.

Поскольку в ходе процессуального доказывания происходит сложное взаимодействие различных субъектов между собой и с внешним миром, осваивается многочисленная чувственная и словесная информация и на ее основе формируется внутреннее убеждение, велика здесь и роль психологических факторов.

В этом плане следует, прежде всего, учесть, что доказывание имеет свою психологическую структуру с определенными компонентами, имеющими безусловное значение в достижении его цели. Социально-профессиональный компонент этой структуры предполагает наличие у следователя, прокурора и судей таких личных качеств, как высокая партийность, преданность служебному долгу, убежденность в важности и реальности выполняемой задачи, принципиальность, идейно-теоретическая подготовленность, высокая нравственность и непримиримость к нарушениям советского закона. Профессионально-поисковый компонент в доказывании складывается из умения следователя (судей) выявлять информацию об обстоятельствах дела, их глубокой внимательности, наблюдательности и проницательности, а равно из пытливости и настойчивости в достижении цели. Коммуникативный компонент этой деятельности выражается в навыках

быстро войти в контакт с носителями информации и получить ее в наиболее полном и точном виде. Конструктивный компонент в психологической структуре процессуального доказывания — это способность воссоздать картину исследуемых обстоятельств дела, намечать возможные пути раскрытия преступления и изобличения виновных. Организационный компонент состоит из личной дисциплинированности, исполнительности и инициативности субъектов доказывания, из их умения планировать и налаживать работу. Наконец, удостоверительный компонент характеризуется качеством процессуального оформления конкретных актов доказывания, обнаруженных при этом доказательств и их источников и вытекающих из них выводов по делу. Отсутствие хотя бы одного из этих компонентов обедняет психологическую структуру процессуального доказывания, снижает его результативность.

Несомненна важная роль психологических методов и в исследовании тех обстоятельств дела, которые связаны с субъективной стороной состава преступления и с личностью виновного. Установление конкретной формы вины, как проявления психического отношения лица к содеянному и к его последствиям, цели и мотивов совершения преступного деяния, а равно духовного и нравственного облика виновного возможно лишь при строго индивидуально-психологическом подходе к анализу и оценке соответствующих обстоятельств дела, при умелом применении судебно-пснхологических методов изучения личности и проверки ее психических свойств^5б.

Данные психологии являются отправным моментом также при исследовании многих судебных доказательств и их источников. Для правильной оценки, скажем, показаний свидетеля, потерпевшего, подозреваемого или обвиняемого нужно хорошо знать психологические закономерности восприятия, запоминания и воспроизведения наблюдавшихся явлений внешнего мира, а также психологическую

^Б8 Об этом подробно см.: Н. Ф. Федотов. Психологический анализ характеристики личности обвиняемого.— «Человек и общество». Л., 1969, стр. 95—104; А. В. Дулов. Судебная психология. Минск, 1970, стр. 107—128, 152—157; Я. С. А в р а х. Психологическая характеристика личности преступника.— «Личность преступника». Казань, 1972, стр. 29—47 и др.

характеристику самих лот, которые дали эти показания ⁵⁷.

Во всех элементах процессуального доказывания находит свое выражение и такой психологический фактор, который называется эмоциональным состоянием. Положительные эмоции содействуют достижению цели доказывания, отрицательные — осложняют доказывание. Следователю, прокурору и судьям надлежит не только стремиться быть самим в надлежащим эмоциональном состоянии, но и изучать и учитывать эмоционально-волевой момент в поведении окружающих их лиц, оказывая противодействие отрицательным эмоциям и поддерживая положительные эмоции. В некоторых случаях полезным может оказаться эмоциональный эксперимент, рассчитанный на выявление изменений в эмоциональном состоянии тех или иных участников процесса с тем, чтобы использовать эти изменения для более глубокого исследования соответствующих обстоятельств дела ⁵⁸. Но при любых условиях эмоциональный фактор должен широко использоваться в доказывании, имея в виду, что без человеческих эмоций «никогда не бывало, нет и быть не может человеческого искания истины»⁵⁹.

В процессуальном доказывании первостепенное значение имеет и такое психологическое свойство личности, как способность отделять свое внутреннее от внешнего и соотносить их. Благодаря этому субъекты доказывания приобретают возможность оценивать собственные чувства, действия и суждения, регулировать их, отделять от них полученные по делу знания и соотносить свои выводы с конкретными фактами.

По существу, сюда же примыкает способность субъектов доказывания избирательно реагировать на собираемую информацию и выделять из нее то, что имеет отношение к делу. Без этого глубоко психологического свойства личности не представлялось бы возможным определить относимость доказательств и правильно наметить предмет и пределы процессуального доказывания.

⁵⁷ Об этом см.: Р. Д. Р а х у н о в. Свидетельские показания в советском уголовном процессе. М., 1955, стр. 135—162; М. Л. Я куб. Показания свидетелей и потерпевших. М., 1968, стр. 57—80 и др.

⁵⁸ См. А. В. Дулов. Судебная психология. Минск, 1970, стр. 236, 237.

⁶³ В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 25, стр. 112.

Отбор, исследование и оценка фактической информации завершаются формированием у следователя (прокурора, судей) внутреннего убеждения в доказанности или недоказанности определенных обстоятельств дела. Это — тоже важный психологический процесс, без знания которого трудно судить об истинности выводов, которые обосновываются в ходе доказывания.

Формирование внутреннего убеждения связано, в свою очередь, с мысленным моделированием, которое состоит в создании идеального образа (картины) тех событий, которые подлежат исследованию по делу. По мере накопления фактической информации такая модель проверяется, уточняется, пока не вырисовывается подлинная картина предмета. В основе этой работы тоже лежат определенные психологические методы познания внешнего мира.

Поскольку внешняя среда и внутреннее состояние личности отражаются в сознании субъекта доказывания не непосредственно, а сквозь призму опыта прошлого, в процессуальном доказывании может быть и такая психологическая категория, как интуиция. Нельзя согласиться с отрицанием созидательной роли интуиции в познании, встречающимся в работах отдельных советских юристов ⁶⁰. Такое отрицание происходит из-за недопонимания материалистической природы интуиции и смешения ее с неким необъяснимым инстинктом. Однако интуиция не имеет ничего общего с мистическим угадыванием. Она подчинена определенным психологическим закономерностям и появляется благодаря длительному творческому опыту человека как непосредственное отражение новой обстановки на запасе прежних знаний, хранящихся в его сознании. «Бессознательность» интуиции состоит лишь в том, что здесь быстрое решение находится человеком без сознательного анализа и синтеза новой информации, непосредственно при скрещивании этой информации с накопленным запасом его знаний. Как уже отмечалось в нашей литературе, такое «бессознательное» включается в самые разнообразные формы даже осознаваемого реагирования на события, причем действует как автомат,

⁶⁰См. М. С. С т р о г о в и ч. О рациональном и эмоциональном в судебном исследовании.— «Советское государство и право», 1959, № 5, стр. 89—95.

срабатывающий без дополнительной аналитико-синтетической деятельности человеческого сознания ⁶¹. Однако сама интуиция никогда не служит доказательством или аргументом. Она представляет собой лишь сокращенное вероятное умозаключение, нуждающееся во всестороннем исследовании субъектами доказывания. Интуитивное знание приобретает доказательственное значение только при условии, если оно стало достоверным, истинным.

Наряду с сугубо логическими и психологическими категориями, значительное место в процессуальном доказывании занимают частные методы познания, представляющие собой конкретные приемы выявления, закрепления, исследования и уяснения отдельных фактов и обстоятельств, имеющих значение по делу.

В отличие от материалистической диалектики, являющейся всеобщим методом познания одинаково во всех сферах жизни, частные методы связаны с особенностями предмета познания п, как конкретные приемы мыслительных и физических операций, меняются вместе с этим предметом, обеспечивая надлежащий уровень изучения тех его деталей, которые представляют специальный интерес. На такую связь частных методов с объектом познания обращал внимание К. Маркс, подчеркивая, что характер предмета неизбежно оказывает влияние на его исследование и вместе с предметом изменяются и методы его исследования⁶².

В советском уголовном судопроизводстве могут применяться различные частные методы познания. Но среди наших криминалистов есть разногласия в их обозначении и описании. Некоторые авторы сводят эти частные методы к наблюдениям, описаниям, измерениям, сравнениям и экспериментам⁶³. И. М. Лузгин дополняет эти приемы, называя их общими методами познания,

⁶¹ См. И. Ф. Покровский. Формирование правосознания личности. Автореферат докторской диссертации. Л., 1971, стр. 18—19. Интересные соображения о роли интуиции в доказывании изложены также в работе: «Теория доказательств в советском уголовном процессе». Часть общая. М., 1966, стр. 165—170.

⁶² См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., изд. 2-е, т. 1, стр. 7, 8.

⁶³ См. «Теория доказательств в советском уголовном процессе». Часть общая. М., 1966, стр. 171.

регулированием и реконструкцией ⁶⁴. Р. С. Белкин и А. И. Винберг выделяют, кроме частных, еще специальные методы исследования, относя к ним технико-криминалистические, структурно-криминалистические, математические, социологические, физические, химические, антропологические и антропометрические методы ⁶⁵.

Не усматривая серьезного основания для конструирования системы специальных методов, отличных от частных методов познания в судопроизводстве, мы склонны считать, что все конкретные приемы выявления, закрепления, исследования и уяснения отдельных обстоятельств уголовного дела могут быть условно объединены в семь групп частных методов познания, а именно в такие, как:

— Эмпирические методы наблюдения и описания, рассчитанные главным образом на выявление внешних признаков познаваемого предмета и их закрепление;

— научно-технические методы обнаружения и фиксации материальных следов и внешней обстановки совершения преступного деяния, связанные с использованием специальных химико-технических средств, с фотографированием, киносъемкой и т. д.;

— математические методы измерения и вычисления, применяемые при помощи или без специальных устройств для получения количественных характеристик объекта исследования;

— логические методы обработки информации (анализ, синтез, сравнение), предпринимаемые для определения качества и значения доказательственного материала по делу;

— методы моделирования, реставрации и реконструкции, осуществляемые при помощи судебно-медицинских, кибернетических, графических, психологических и иных научных средств;

— методы криминалистической идентификации, производимой для разрешения вопроса о тождестве определенных материальных объектов и их отображений;

— экспериментальные методы, позволяющие опытным путем получать данные о том или ином обстоятельстве уголовного дела.

⁶⁴ См. И. М. Л у з г и н. Расследование как процесс познания. Автореферат докторской диссертации. М., 1968, стр. 12, 27.

⁶⁵ См. Р. С. Белкин, А. И. В и н б е р г. Криминалистика и доказывание. М., 1969, стр. 20—21, 30—43.

Указанные выше частные методы познания находят свое выражение в доказывании по уголовному делу не как отдельные процессуальные категории. Лишено достаточного основания встречающееся в юридической литературе утверждение о том, что эти методы предусмотрены процессуальными нормами, закреплены законом ⁶⁹. Частные методы познания не регламентируются процессуальным законодательством. Они используются не наряду с теми или другими процессуальными действиями, а в ходе производства этих действий. Лишь один из частных методов познания — эксперимент может составлять самостоятельное следственное действие, если он проводится в порядке ст. 183 УПК РСФСР. Во всех остальных случаях как эксперимент, так и другие частные методы познания выступают в качестве конкретных приемов, применяемых при производстве определенного процессуального действия.

Некоторые авторы считают, что процессуальные действия служат не более чем формой применения частных методов познания, что следственный осмотр являет собой форму наблюдения, предъявление для опознания — форму сравнения и т. д.⁷⁰ Такой взгляд, однако, представляется неприемлемым. Любое следственное действие складывается из комплекса совершаемых в соответствии с процессуальным законом операций, которые никогда не сводятся к наблюдениям, сравнениям или иным частным методам познания. Последние всегда относятся к следственному действию как часть к целому, где и часть и целое одинаково облекаются в указанную законом процессуальную форму.

Соответственно этому свойствами отдельного судебного доказательства обладают только фактические

б е р г, А. А. Э и с м а н. Криминалистическая индентификация в теории судебных доказательств.— «Советское государство и право», 1966, № 2, стр. 108; В. Я. К о л д и н. Идентификация и ее роль в установлении истины по уголовному делу. М., 1969, стр. 6—14, 30—39; М. Я. С е г а и. Методология судебной идентификации. Кие> -Л970, стр. 27—32 и др.

l'^w См. А. М. Ларин. Доказывание на предварительном расследовании в советском уголовном процессе. Кандидатская диссертация. М., 1961, стр. 3; А. В. Дулов. Процессуальные, проблемы судебной экспертизы. Докторская диссертация. Минск, 1963, стр. 5. ⁷⁰ См. Р. С. Белкин, А. И. В и н б е р г. Криминалистика и доказывание. М., 1969, стр. 23.

данные, полученные в результате следственного эксперимента, который произведен и процессуально оформлен согласно ст. 183 УПК РСФСР. Фактическая информация, выявленная при помощи остальных частных методов познания, самостоятельно доказательственного значения по делу не имеет; она должна быть отражена в протоколе соответствующего следственного действия и тогда становится частью доказательственных данных, содержащихся в процессуальном источнике.

В юридической литературе порою доказательственное значение придается результатам наблюдения за поведением лиц, допрашиваемых по делу. «Конечно, — писал еще в сороковые годы С. Познышев, — производя оценку рассматриваемого события, судья основывается на впечатлениях от фактов» ⁷¹. Видный польский ученый профессор Стефан Калиновский тоже считает, что наряду с содержанием показаний свидетеля значение имеют способы дачи показания, реакция на заданные вопросы, задержки в ответах, изменения в голосе и иные психологические факторы, проявившиеся в поведении допрашиваемого ⁷². Это же мнение разделяет польский процессуалист Лео Гохберг, полагающий, что «интонация голоса, мимика, быстрота или медлительность рассказа могут повлиять на оценку показания как правдивого или ложного» и поэтому нельзя умалять доказательственное значение поведения лица во время допроса ⁷³. Однако с таким подходом к вопросу вряд ли можно согласиться. Внешние проявления поведения того или иного человека, замеченные при визуальном наблюдении, могут быть весьма обманчивы. С одной стороны, возможны спокойствие, уравновешенность и уверенность в поведении лица, сообщающего органам следствия и суда заведомо ложные сведения, а с другой — могут быть внешне подозрительные симптомы (волнение, нерешительность и т. д.) в поведении человека совершенно добросовестного, излагающего сведения именно о тех фактах, которые имели место

⁷¹ См. С. Познышев. Косвенные улики и их значение при расследовании преступлений.— «Ученые записки ВИЮН», вып. 2. М., 1941, стр. 243.

⁷² См. S. Kalinowski. Postepowanie karne. Laryscresci ogol-nej. Warszawa, 1966, s. 102.

⁷³ cm. L.Hochberg. Wyjasnienia dowodowa. Warszawa, 1962, s. 35.

в реальной действительности⁷⁴. Кроме того, сугубо психологические факторы в поведении лица, которые могут наблюдаться субъектами доказывания во время допроса, в процессуальном документе не фиксируются, что исключает всякую возможность ссылаться на эти факторы при обосновании тех или иных выводов по делу.

Следует признать, что те или другие психологические
проявления в поведении лица, наблюдаемые следователем (прокурором, судьями) во время допроса, очной
ставки, опознания или иных следственных действий, сами по себе доказательственного значения по делу не имеют. Они могут вызвать определенные сомнения, которые
должны быть рассеяны путем тщательного выяснения их
причин. Но нельзя рассматривать их в Качестве фактических данных, дополняющих содержание показаний со ответствующего человека и имеющих наряду с ними доказательственное значение⁷⁵. __

В уголовном судопроизводстве непосредственное наблюдение, как и остальные частные методы познания, является одним из приемов, применяемых при процессуальных действиях, и его результаты доказательственны лишь постольку, поскольку они отражены в источниках ^:доказательств, полученных при помощи этих действий.

И. М. Лузгин наделяет доказательственной силой все возможные макеты, муляжи, предметы аналоги и иные материальные изображения, связанные с применением методов моделирования, реконструкции и реставрации, и предлагает дополнить существующую классификацию доказательств новой «категорией объектов, которая может быть названа «модели и их разновидности, используемые для установления и исследования обстоятельств преступления» ⁷⁶. Это тоже не может не вызвать возражения. Если такие модели и изображения создаются вне процессуальных действий, они вообще не имеют значения

⁷⁴ В. О. Ключевский говорил: «Нет сомнения, что для половины своих настроений и душевного состояния мы не могли бы указать ясно и полно причин, их вызвавших, и даже точно представить процесс их образования» (В. О. Ключевский. Письма, , дневники, афоризмы и мысли об истории. М., 1968, стр. 229).

⁷⁵ Аналогичный взгляд высказывается в работе: Я. О. Мотовиловкер. Вопросы теории уголовного процесса Польской Народной Республики. Томск, 1970, стр. 26—27.

⁷⁶ И. М. Луз г и н. Расследование как процесс познания. Автореферат докторской диссертации. М., 1968, стр. 26—27.

судебных доказательств и носят характер сугубо ориентировочного материала. Когда же моделирование, реконструкция или реставрация осуществляется в ходе следственного осмотра, производства судебной экспертизы, следственного эксперимента или другого процессуального действия, полученные модели и их разновидности становятся органической частью хода и результата соответствующего процессуального действия. Данные о модели, реконструкции или реставрации фиксируются в этом случае в протоколе следственного действия или в заключении экспертов и рассматриваются как часть содержащихся в таком источнике доказательств. Поэтому нет основания ни для признания подобных физических изображений самостоятельными судебными доказательствами, ни для выделения их в качестве «особой категории объектов» при классификации доказательств и их источников.

Глава вторая

⇐ Предыдущая 1 2 345 6 7 8 9 10 Следующая ⇒