А.А. Григорьев – литературный и театральный критик и публицист.

⇐ ПредыдущаяСтр 13 из 17Следующая ⇒

ГРИГОРЬЕВ, АПОЛЛОН АЛЕКСАНДРОВИЧ (1822–1864), русский поэт, литературный и театральный критик, переводчик, мемуарист.

Родился 20 июля (1 августа) 1822 в Москве. Дед Григорьева, крестьянин, приехал в Москву из глухой провинции на заработки и за усердный труд на различных чиновничьих должностях получил дворянство. Отец вопреки родительской воле женился на дочери крепостного кучера. Скандальный брак состоялся спустя год после рождения Аполлона, поэтому ребенок считался незаконнорожденным. Только в 1850, дослужившись до чина титулярного советника, Григорьев получил личное дворянство, «восстановив» таким образом благородное звание, с таким трудом доставшееся деду.

Печатался А.Григорьев с 1843. В 1844–1846 сотрудничал в журнале «Репертуар и Пантеон», в котором произошло его становление как профессионального литератора. В 1847 г., пережив духовный перелом, Г. вернулся в Москву. Работал в газ. «Московский городской листок», ж. «Отечественные записки», в 1850-1856 гг. ведущий критик ж. «Москвитянин». С этого времени Григорьев стал ведущим российским театральным критиком, проповедующим реализм и естественность в драматургии и актерской игре.

За пять лет работы в «Москвитянине» с 1851 по 1856 годы Григорьев написал более 80 статей (среди них «Русская литература в 1851 году», «Современные лирики, романисты и драматурги», 1852; «Русская изящная литература в 1852 году», 1853; «Проспер Мериме», «Искусство и правда», 1854; «О комедиях Островского и их значении в литературе и на сцене», «Замечания об отношении современной критики к искусству», 1855; «О правде и искренности в искусстве», 1856 и др.). Но идеи «молодой редакции» в обществе остались практически незамеченными. В эти годы Григорьев выдвинул теорию «органической критики», согласно которой искусство, включая литературное, должно органически произрастать из национальной почвы. Таковы Островский и его предшественник Пушкин с его «кроткими людьми», изображёнными в «Капитанской дочке». Совершенно чужд русскому характеру, по мысли Григорьева, байронический «хищный тип», ярче всего представленный в русской литературе Печориным.

После закрытия в 1856 «Москвитянина» Григорьева приглашали работать в другие журналы – в «Русскую беседу», «Современник», – но он ставил условием руководство отделом критики. Переговоры о сотрудничестве заканчивались только публикациями его статей, поэм и переводов.

В 1861 г. возникло «Время» братьев Достоевских, и Григорьев как будто опять вошел в прочную литературную пристань. В 1863 г. «Время» было запрещено. Аполлон Григорьев перекочевал в еженедельный «Якорь». Он редактировал газету и писал театральные рецензии, неожиданно имевшие большой успех, благодаря необыкновенному одушевлению, которое Григорьев внес в репортерскую рутину и сушь театральных отметок. Игру актеров он разбирал с такой же тщательностью и с таким же страстным пафосом, с каким относился к явлениям остальных искусств. При этом он, кроме тонкого вкуса, проявлял большое знакомство с немецкими и французскими теоретиками сценического искусства. В 1864 г. «Время» воскресло в форме «Эпохи».

Философско-эстетические воззрения Григорьева формировались под влиянием эстетики романтизма (Карлейля, Шеллинга, Эмерсона) и славянофильства (прежде всего Хомякова). Генетическая связь общественных взглядов «почвенника» Григорьева с учением «старших» славянофилов – признание определяющего значения национально-патриархального и религиозного начал в народной жизни – сочеталось в его творчестве с существенной корректировкой этого учения, критикой абсолютизации славянофилами «общинного начала» («мысль об уничтожении личности общностью в нашей русской душе... слабая сторона славянофильства»), «пуританских» суждений о русской литературе и невнимания к новым жизненным силам русского общества («бытию... великорусской промышленной России»). Григорьев отстаивал также идею единства русского народа до- и послепетровского периодов. По мнению Григорьева, и для славянофильства и для западничества характерно отвлеченное теоретизирование, схематическое ограничение исторической жизни («кладут жизнь на Прокрустово ложе»). Однако общинный идеал славянофилов, при всей своей «книжности», все же, согласно Григорьеву, несравненно богаче положительным содержанием, чем программа западничества, идеал которого – единообразие («казарменность», «мундирное человечество»).

Его статья " О комедиях Островского и их значении в литературе и на сцене" впервые заявила современникам о рождении национального русского театра.

Близкий по мировоззрению к почвенничеству, Григорьев в своей «органической критике» развивал романтические (восходящие, в частности, к философии Ф.В. Шеллинга) идеи о произведении искусства как «живом» целостном организме. Выступал против критики «чисто эстетической», подчёркивая духовно-этический смысл художественного произведения как выражения народного идеала и усматривая в искусстве «предопределяющие жизнь силы» («О правде и искренности в искусстве», 1856). Образцы истинного художественного творчества находил в народной песне, произведениях А.С. Пушкина, Н.В. Гоголя, А.Н. Островского. Художественная критика, по мнению Григорьева, должна отказаться от рационалистических аналитических методов и уподобиться искусству, стать «столь же органическою, как само искусство» («Критический взгляд на основы, значение и приёмы современной критики искусства», 1858).

Сам Г. называл себя " последним романтиком", вкладывая в это понятие очень широкий философский, художнический и даже бытовой смысл, определяя им не столько свой художественный метод (в современном понимании этой категории), сколько тип творческой личности. Философские истоки эстетики Г. и созданной им органической критики у него в значительной мере общие с романтизмом - прежде всего концепция искусства как высшей формы познания мира. Опираясь на учение Ф. В. Шеллинга об интуитивном постижении жизни искусством, Г. вместе с тем стремился и защитить права разума, сознательного начала в творчестве, видя в их единстве залог подлинной художественности. Именно эта сторона его эстетических представлений заставляет Г. быть предельно внимательным к текущему литературному процессу. Его критика поэтому - живое свидетельство, репортаж, описание взаимодействия и борьбы художественных идей (в нерасчленимости обеих составляющих это понятие). Постоянное стремление к адекватности критики предмету, приближение ее к литературе, к художественному факту, к почве искусства -- метод, позволивший Г. высказать множество глубоких мыслей о литературе, как современной ему, так и предшествовавшей.

Живой факт искусства для Г.- самый главный, неопровержимый, не допускающий замалчивания аргумент во всех критических построениях. Здесь сказалось, несомненно, что Г. сам был не только теоретиком, но и практиком искусства, поэтом, и потому он стоял и по ту, и по другую стороны черты, разделяющей два типа познания жизни: логический и художественный. Органическая критика и есть попытка соединить эти два типа на почве искусства, ограничив претензии логического познания на универсальность. Отсюда принципиальная незавершенность органической критики как системы, принципиальная (отчасти и плодотворная) противоречивость его критики, которая стремится быть абсолютно адекватной своему предмету - искусству живому и движущемуся. Г. был последовательным противником теории " искусства для искусства", нравственная проблематика -- основная в его критике.

" Взгляд на русскую литературу со смерти Пушкина" давал выразительную картину русского литературного процесса. Центральной его фигурой Г. считал Пушкина, выразившего всесторонне русский национальный характер послепетровской эпохи. От абсолютной поэтизации рефлектирующего героя-протестанта Пушкин, по мысли Г., приходит к критике его индивидуализма. Это критическое начало воплощено в " смиренном" Белкине, который являет собой определенный тип отношения к действительности, не отменяющий, а лишь корректирующий " хищный" тип героя-протестанта. " Белкин для Пушкина вовсе не герой его, - а просто критическая сторона души, ибо иначе откуда взялась бы в душе поэта другая сторона ее, сторона широких и пламенных сочувствий?.. Но мы были бы народ весьма не щедро наделенный природою, если бы героями нашими были Иван Петрович Белкин и Максим Максимыч. Тот и другой вовсе не герои, а только контрасты типов, которых величие оказалось на нашу душевную мерку несостоятельным" (Там же.-- С. 182). Г. первым понял огромное значение пушкинской прозы и вообще позднего Пушкина для дальнейшего хода русской литературы. В статье " Горе от ума". По поводу нового издания старой вещи" (1862) Г. также впервые указал на связь Чацкого с декабризмом. Для журнала Достоевских " Время" Г. задумал цикл " Развитие идеи народности в нашей литературе со смерти Пушкина", частью которого стали опубликованные в этом журнале статьи: " Народность и литература", " Западничество в русской литературе. Причины происхождения его и силы", " Белинский и отрицательный взгляд в литературе", " Оппозиция застоя. Черты из истории мракобесия" (все статьи написаны в 1861 г.) и " Лермонтов и его направление, крайние грани развития отрицательного взгляда" (1862).

⇐ Предыдущая 8 9 10 11 121314 15 16 17 Следующая ⇒