Истории Донелайтиса и Поилки.

⇐ ПредыдущаяСтр 9 из 13Следующая ⇒

I глава романа " Литовские клавиры" начинается со сцены встречи Гавена, концертмейстера, первой скрипки, и профессора, учителя городской гимназии, Фойгта. Оба одержимы одной идеей: написать оперу " Певец своего народа" о великом представителе литовского народа Кр. Донелайтисе. С этой целью они отправляются в литовскую деревеньку Вилькишкяй, к местному учителю Пошке. С его помощью они надеются, обогатить материал своей оперы фольклорным орнаментом. Но уже по дороге, ещё в городе, а потом в поезде они стали свидетелями двух происшествий. (1. История с Элизатом, следствие - стычка профессора Фойгта с ассистентом Ленувайтом; 2. " Литовское неумение хозяйничать" - " неумение хозяйничать" нужно искать на немецкой стороне, встал на защиту литовского населения Гавен, оторвавшись наконец от своей мелодии Suktinis. То есть немцы перекладывают свои ошибки, допущенные ими в экономической политике на литовцев).

Наши знакомые появляются в деревне накануне ежегодного праздника Патриотического союза германских женщин, который отмечается в Битенае. В тот же день и литовцы празднуют день Витаутаса на горе Рамбинас.

Вторая глава рассказывает о подготовке немецкого населения к предстоящему празднику. Бедные, но преданные жители прусской Литвы присягают на верность своей королеве, своей унылой Луизе, которую все так полюбили после её смерти (это событие имело место в 1807 году). Они то и дело репетируют выступление в трактире Платнера, ему предшествовали репетиции, которые шли здесь внизу уже несколько недель. После последней репетиции они сразу не расходятся, Нейман испытывает на совете общины свою завтрашнюю речь. Параллельно с действиями в зале трактира автором даётся описание события наверху, которое происходит в комнате у Пошки. Речь идёт о немцах - Фойгт, Гавен - с большой буквы и о немцах " новой" Германии - Нейман, Лемкен и т.д., - которые пытаются навести свой порядок в деревне, обращая в свою веру людей (III глава - история с Юзупайтом).

На праздник остаётся только профессор Фойгт, тайно он надеется побывать и на горе Рамбинас. Гавен уезжает в город на следующий день, сразу после службы. Связывает события вокруг национальных празднеств профессор Фойгт. В ходе поочерёдного, порой параллельного описания немецкого и литовского праздников автор знакомит нас не только с адвокатом Нейманом и его " прихвостнями", но и с литовской интеллигенцией в лице профессора Сторостаса, редактора Шалуги, приводит содержательный диалог между Фойгтом и господином редактором о литовском филологическом обществе, о его былом величии, о его богатых традициях, которые, к сожалению, утратили своё значение сегодня в силу вообще невозможных условий его существования как научного общества. Но всё же на местах, например в Мемельском крае, становится ясно, что национальные традиции не погибли, они живут, процветают. Творческая интеллигенция вносит свой неоценимый вклад в развитие национальной литовской культуры: Сторостас пишет песни в честь праздника Витаутаса. Редактор Шалуга осуществил постановку, и ему же принадлежит сценическая редакция текста (IV глава).

Конфликтная ситуация (между немцами в лице Неймана и его помощников и литовцами - Генник, Антанас) набирает ход в шестой главе романа, когда немцы продолжают праздновать в зале у Вите, где звучит громкая речь Неймана. Именно она и послужила толчком к разжиганию конфликта. Люди устали от речей в этот день, и только Генник осмеливается перебить " горлодёра", и выступление Неймана сорвано. Жители уже навеселе и переключились на театральное представление, но только не парни Неймана. Варшокс и горлопан затеяли драку между литовцами и немцами у костра, на берегу, они надеются настроить и тех и других друг против друга. Но развязка оказывается трагичнее. В результате этой драки погибает Варшокс. Фойгт даёт свидетельские показания, оправдывающие батрака Антанаса, будучи уверенным, что это сделает и Канкелат. Но последний притворяется, он не признаётся, попросту умалчивает об истинном виновнике. От всего происходящего как бы удалился учитель Пошка, он потерялся, его не могут найти ни Фойгт, ни его девушка Тута. А он на воображаемой вышке, которая находится на самом деле на другом берегу Немана. Пошка в своём воображении переносится во времена поэта и священника Донелайтиса, он всматривается в него, стремится понять в нем что-то важное, мыслями и душой соединиться с ним. Пошка в своих раздумьях в XVIII веке, с Кр. Донелайтисом, его как будто и нет здесь, он далёк от того, что происходит в Битенае и тем более от того, что уже произошло на берегу Немана. Фойгт и Сторостас отчалили на пароходике, их сердца полны растерянности, что делать?

И всё-таки опера есть и целая глава (VIII глава - " Литовская свадьба" ) посвящена пастору из Тольминкемиса, его жизни. Пошка воедино слился с Донелайтисом, и только Тута возвращает его в реальный мир, из прошлого в настоящее (IX глава).

Клайпедский (Мемельский) край, недалеко от которого родился писатель и куда часто приезжал в детстве, между двумя мировыми войнами, находился в особом положении. Он входил в Литву на правах автономии " Мемельская область, которая была отдана Литве, или как пишется в газете: ... до сих пор еще не может прибегнуть к защите рейха" (1, 358).

После того, как в Германии пришел к власти гитлеровский фашизм, нацисты стали усиленно требовать присоединения этих земель к германскому рейху. В 1936 г., время действия романа, эти требования звучат более громко, подкрепляясь дипломатическим нажимом, экономическим воздействием, прямыми провокациями. Эти действия нашли свое отражение в деятельности " мемельландской партии", созданной на территории Мемельского края по указке из Берлина. Идеология вновь созданной партии - продолжение идеологии германского фашизма, возникшего не на пустом месте, в свою очередь явившегося следствием шовинистической политики и идеологии официальной Германии в прошлом, в особенности в конце XIX - начале XX веков.

Эта идеология представлена в романе адвокатом Нейманом и его " сподручными", среди которых есть не только немцы, но и воинственно настроенные прусские литовцы (Фрау Фрелих, учитель Шимкус, парикмахер Бергер...). Будучи по своей природе эклектичной, фашистская идеология особенно явно опирается на националистические, шовинистические мотивы, весьма настойчиво звучавшие в программных документах (156) Это выражалось, в частности, во враждебности к славянским народам, которая была характерной чертой пангерманских экспансионистских доктрин, рассматривавших страны, лежавшие на востоке, как сферы традиционно германского влияния.

Нацистская концепция восточной политики впитала в себя крайне экспансионистскую идею: история Польши, Литвы, Эстонии " переписывались" идеологами германского фашизма заново - все позитивные моменты в развитии этих стран приписывались " германскому началу". Гитлеровцы разработали подробный план построения будущей " немецкой Европы". Он носил ярко выраженный антиславянский характер. Большую часть поляков и других славян предполагалось переселить в Сибирь (19).

Польша, Украина и другие государства, населенные " второстепенными" народами, численность которых подлежало сокращению любыми средствами, рассматривались в качестве главных объектов германской экспансии, как " естественный резерв расширения жизненного пространства" немцев.

На Литовской земле, еще являющейся собственностью Литвы, Нейман имеет наглость пригласить профессора Фойгта на прогулку по " почти нетронутой немецкой деревне". Его желание видеть Вилькшикяй " нетронутой, немецкой" - результат деятельности фашиствующей стороны в Мемельском крае, проведения в жизнь фашистских идеологем.

Особенно яростным нападкам подверглось польское государство, его гитлеровцы объявили нежизнеспособным " организмом", существующим якобы вопреки законам исторического развития. В этом видится продолжение националистической политики официальной Германии конца XIX века (дедушка Иоганн из романа «Мельница Левина»). Близость взглядов старика Бобровского и адвоката Неймана, основных " вдохновителей" пангерманских устремлений, выражается в их стремлении объединить немцев на национальной основе. " Мемельландская" партия, которую представляет Нейман в Вилькшикяе, представляла интересы НСДАП, провозглашавшей объединение всех немцев (включая немцев, живущих вне Германии) в " Великую Германию", из которой вытекал призыв к нарушению суверенитета других государств, к вмешательству в их внутренние дела и к прямой агрессии.

Германия 1936 г. - отголоски, эхо действий официальной Германии 80-х годов XIX столетия. Нацистская этика, уходящая своими духовными корнями в пангерманский союз, оправдывала самые бесчестные поступки, более того, возводила их в ранг доблести и образца для подражания. Не только допускались, но и всемерно поощрялись обман, клевета, жестокость, бесчеловечность.

Бобровский отвергает антигуманный принцип нацистских идеологизаторов, пропагандирующий национальное высокомерие и превосходство как основу нового порядка. Он показывает этот принцип в действии, вводит образ Неймана, «фюрера» местной, нацистской «только что основанной партии, подлинно германской и великогерманской» (1, 331). По его мнению, именно народ, простые люди труда, свободные от подобных принципов, их стремление к духовному равенству людей различных национальностей образуют подлинную основу государства, его духовную сферу, что с свою очередь дает право состояться народу как нации.

Указывая на антигуманность зажиточных немцев Кайзеровской Германии, Бобровский воссоздает в " Литовских клавирах" ситуацию, когда национал-шовинистические ростки уже дали всходы. Фашиствующие персонажи в романе - Нейман, Готшальк, парикмахер Бергер, жандарм Вазген, Лемке - проповедуют сомнительные ценности: расизм, культ силы, ненависть, " над столом... взвиваются и щелкают слова: " национальный позор", " германская честь" и тому подобное" (1, 373).

В «Литовских клавирах» показано отношение различных людей - персонажей в романе - к попыткам посланцев фашистской Германии установить новые порядки...

Жители Вилькишикяя (" пестрое общество" ) внимательно слушают своего предводителя "... очередь фюрера Неймана, теперь он может проверить действие своей торжественной завтрашней речи на публике..., порассуждав немного о чести и достоинстве, он переходит непосредственно к древним германцам" (1, 377).

Не зря Бобровский здесь речь ведет о " нордических народах". Нацистская идеология обособляет их (т. е. отделяет от человеческого сообщества) как гордых рыцарей " дома и чести", к коим относят себя Нейман и его собутыльники, но как назвал их Пошка, " сотоварищи", как и подобает учителю. Истинные немцы в " Литовских клавирах" открыто разглагольствуют о немецком достоинстве, чести, когда все вместе, попивая " местное пиво... отличного качества..., какие громкие слова здесь произносят и как благоговейно их выслушивают" (1, 374).

Так рождается план против всего литовского. Ведь деревня, как назвал ее Нейман, только " почти нетронутая, немецкая"; " Тута Гендролисова младшая, - сообщает Кайрис, - спуталась с литовцем" (Там же, 374).

Немцы за столом " должны немедленно вмешаться". Только не здесь, не в деревне, - полагает парикмахер Бергер, - мы доделаем это дельце завтра".

Таким же образом в пивных залах Мюнхена " рождали" свои гнусные, человеконенавистнические планы нацисты во главе с Гитлером. В пьяной эйфории произносили высокопарные речи, восславлявшие германскую расу, как единственно чистую и безупречную. И хотя и слушали до сих пор все мемельского господина с уважительным вниманием - и, судя по всему, так и будет впредь, - в этом месте речи" (о древних германцах) " господин Канкелат не выдерживает - уж больно пиво хорошее, а водка и того лучше, - затягивает: " На обоих берегах Рейна они сидели, пили да ели", - и, пропуская мимо ушей высказывание Неймана: " Наш Рейн - это наш Мемель! " - снова: сидели, пили и ели" (Там же, 374).

Не так просто удержаться местному фюреру " на острие меча", а попросту - не дать людям отклониться от темы. Многое поставлено на карту - необходимо занять главные позиции в Вилькишикяе, завтрашний праздник " Союз королевы Луизы, Патриотический союз германских женщин" - подходящая для этого возможность.

В ночь перед праздником и представлением союза германских женщин происходят странные вещи. Ночью как бы оживают события далекой давности, воскресают"... призраки французов, что стоят кругом, остались здесь, в этом овраге и на этой дороге - военной дороге прошлых лет. Здесь шел Наполеон, больной и синий, маленький, с быстрой речью; император - навстречу Бородину, ...шаркающие шаги солдат..." (Там же). В темноте ночи решили покончить с Юзупайтом, это сподручные нашего " фюрера", с ними горлопан. Это обусловлено, на наш взгляд, спецификой исторического жанра, а именно историческими воззрениями автора. Таким образом, ввод исторических персонажей в произведение можно рассматривать как один из факторов, позволяющих считать это произведение романом исторического жанра, который характеризуется особым историзмом.

Кто такой Юзупайт? Один раз он уже уступил им, " людям Неймана". Они зовут его с собой, помимо его воли заставляют вступить в германский ферейн, как на самом деле и именовался так называемый культурферейн, членом которого готовился стать Юзупайт.

Введенный Бобровским этот таинственный персонаж, Юзупайт, представляет, как нам кажется, истинное лицо немецкой нации, ее сознание, дух, который сломить в одночасье невозможно. Выполнить поручение " этих людей" - не значит продать совесть. Нацисты и на нем решили испытать свой метод " затуманивания мозгов" - гибкий, хитрый подход, умение нажать на слабые струны человеческого сознания, не исключая и насилие, аппеляция страха к низменным сторонам человеческой натуры, пробуждение. Картина о положении дел в округе, да и в самой Германии расширяется. Днем - торжественные речи, а под покровом ночи творятся преступления, чтоб никто не узнал: это их рук дело, а если и произошло по их вине, то свалить на литовца или на кого другого с иным образом мыслей, не их круга, как это произошло в случае с Варшоксом, первым затеявшим драку у костра между немцами и литовцами. An dieser Stelle, am Zusammenfluß der Jura - die als Nawese bezeichnet wird - und der Memel, ... erfahren wir in Johannes Lindenblatts Chronik ü ber die Taten der Deutschen Ritter Zwischen 1360 und 1417, habe ein festes Haus des Ordens bestanden. Das weiß keiner. Ein festes Haus und nichts zu finden, kein Stein. Dann wird auch keiner wissen, wo der Josupeit verschwundet ist. Ein Ort, wo die deutschen Taten ihre Spur verlieren" (16, 80) 'На месте слияния Юры, которую называли тогда Навезой, и Мемеля (Муммель)... стояла крепость, об этом рассказывается в хронике Иоганна Линдеблатта о деяниях германских рыцарей между 1360 и 1417-м. Этого больше никто не помнит. Крепость ордена, а ничего не осталось от нее - ни одного камня. Так же никто не узнает, куда исчез Юзупайт. Место, где навсегда исчезают следы германских деяний' (Юзупайта утопили под покровом ночи).

Бобровский дает точное, на наш взгляд, описание спрятанного в чужое обличье вестника черной силы, именуемой германским фашизмом. " Сними кожух, выверни его наизнанку и погляди сквозь рукав. Тогда ты увидишь его, сатану, тогда ты узнаешь его и поймешь, как он сделал себя неузнаваемым, как он пришел к тебе, в чьем обличье и от чьего имени " (1, 394).

" Новые немцы" темнят, они боятся раскрыться, скомпрометировать себя. Ими движет большое желание установить свои порядки среди слабых, среди тех, кто не может постоять за себя. А помогает им в этом обязательная поддержка из Берлина - те, кто делает новую власть, сторонники гитлеровского движения, уже имеющие солидную опору в лице напрочь сбитого с толку, до смерти напуганного немецкого народа, частично уничтоженного, высланного или силой подчиненного гитлеровской власти.

Приоритет власти приводит людей в " немецком обличье" к основному национальному конфликту - властолюбие, корысть в угоду собственническим принципам поражает человеческую сущность любой нации. " Новый немец" - Нейман прикрывается " маскирующим черным плащом", искажает подлинно гуманные устремления представителей немецкой нации.

Образ Неймана - это перевоплощенная официальная Германия 30-х годов XX столетия.

Народ в образе Генника и Антанаса смело выступает против крикуна в зале у Вите; Геннику надоело слушать нацистского предводителя, ведь он в карман за словом не полезет, так обескуражит, что кое-кто и отворачивается, когда появляется Генник. Он не из пугливых, " ведет неприятные разговоры о крестьянах... и о новых властях по ту сторону границы. " В представлении простых людей труда, как Генник, Антанас, рабочих с лесопилки, моцишкяйцев, такие, как Нейман, - " крикуны" и не больше, их серьезно никто не воспринимает. Хотя как им кажется, они ведут важные политические разговоры и заняты ответственной государственной работой.

Господин фон Драшке скажет несколько приветственных слов: " Дамы и господа, передовой пост германской нации, так держать, верность превыше всего". И все в том же роде. Не хватает только: " Да здравствует его величество! " (1, 401).

Речь господина фон Драшке по случаю праздника не так, скажем, глубока и подчинена какому-то умыслу. В противовес ему Нейман преследует цель - превознести немецкую нацию в целом, оправдывая действия верхушки, недостаточностью местной, литовской власти, неумением литовцев хозяйничать. А жителям в деревне не до этого, у них праздник, они веселятся и в данный момент не помышляют ни о каком разделении между немцами, литовцами, поляками: " все общество, сытое и пьяное, торчит в зале Вите и продолжает праздновать вовсю" (Там же, 420). В предвкушении представления, желания выпить пива и повесилиться простые люди деревни не в состоянии прислушаться и понять, о чем говорит Нейман. Начало его высокопарной речи - " Поляки,... русские...противоестественная граница, можно посмотреть через нее... Низшая раса. Мировое еврейство (Там же, 412), но с середины как бы специально прерывает " потом он не то подавился, не то захлебнулся, сразу не поймешь". Громкая торжественная речь воспринимается вилькишкяйским обществом как своего рода представление " Что это"? Смешки в зале? Одиночные, но смешки". Генник неожиданно заканчивает неймановское выступление. " Отправляйтесь домой и кричите там себе на здоровье!..." (1, 413).

Здесь налицо факт навязывания своих взглядов, стремление сделать их достоянием всех, и немцев и литовцев. Но это дело не проходит в зале у Вите. Не получается днем, так «этому мы покажем, пусть только стемнеет». Днем, прилюдно, у " них" нет шансов одержать победу. Всех, кому они хотят показать, заносят в свой черный список. «Вчера Пошка, не так ли? А, сегодня Генник. Несомненно, кроме них, есть и другие» (Там же).

Те другие - под ними И.Бобровский подразумевает и Туту Гендролисову, и Гавена с Фойгтом, и литовского поэта Сторостаса, батрака Антанаса, депутата ландтага Никеля Скамбракса. Последний " произносит речь об автономии Мемельской области: эту речь он произносит год за годом, словно не сидит в Каунасе правительство Вольдемара, даже словно не существует правительство рейха и господина Гитлера, об этом он и знать ничего не хочет" (1, 420).

Суверенитет литовской земли - за это ратует депутат ландтага, он не признает правительство рейха, и это его убеждения, которых он придерживается " год за годом". Нейману надоела эта болтовня об автономии господина Скамбракса: " у нас еще откроются глаза". Эту фразу можно понять двояко. Мы не слышим пока ваши неугодные рейху разговоры и не принимаем никаких мер. И другая версия - и у ландтага и у германского рейха сойдет пелена с глаз, и Скамбракс изменит свои взгляды, перейдет на сторону неймановских прихвостней. Однако для этого нужно время.

Сомневающийся " элемент" во всей этой истории - господин Канкелат, который старается угодить и нашим и вашим. Господин начальник гимназии сопровождает профессора Фойгта на празднике в Битенае, на улице патриотические женщины со своими " детьми королевы Луизы" соорудили кофейный стол. Канкелату очень хочется показаться со своим гостем, профессором из Кенигсберга. И Нейман, слегка приподнявшись, уже давно пытается привлечь внимание Фойгта подчеркнуто любезным приветствием, указывая на знакомство с профессором, Нейман любезен с последним, ведь он " гражданин рейха" и, значит, должен быть " своим". Канкелат страшно возбужден, ...от стола ученых переходит к столу, где председательствует господин барон фон Драшке, Скамбракс.

Стол ученых - Сторостас, " старый литовец" и Шалуга, господин редактор литературной газеты " Странник " из Шяуляя, -олицетворяется Боровским как сама Литва, "...ведь это все Литва за тем столом " - высказывается господин фон Драшке. Теперь, стало быть, Канкелату надо сделать выбор...(1, 420). Ион делает свой выбор, отправившись к костру, ведь там весело, " человек он веселый и легко поддающийся соблазну. И музыка переместилась туда... и все больше людей" (1, 420).

Таким образом, нам становится известно, как и почему Канкелат у костра. Не отставал он от профессора Фойгта на празднике, важничал своим знакомством, а тут совершенно игнорирует Фойгта, последний призывает подтвердить, что происшедшее с Варшоксом " несчастный случай, притом вовремя вынужденной самообороны (1, 425).

Во имя собственного спасения он предает суду совершенно безвинного человека. Трагедия в том, что о факте несчастного случая умалчивают Урбшат и Бергер, Швиль и Швейзингер, Валат и старший лесничий Симонайт.

Почему Канкелант отвел глаза в сторону, почему не встал на сторону Антанаса? Значит, он против правды? Но ведь Фойгт тоже немец, но он не смог промолчать, оба - немцы, но разные. Разные по духу, с различными духовными ценностями, по-разному воспринимают жизнь, мир искусства " Этот негодяй (Канкелат) снова сидит в трактире..., Термина Канкелат сокрушается по поводу своего мужа " Боже мой, бедняжка, заблудший больной" (1, 378). Но не так он болен физически, как болен духовно.

Человек с неустойчивыми, меняющимися убеждениями особенно уязвим и легко поддается влиянию.

Восприятие и понимание им музыки равно нулю: он сравнивает контрапункты Баха со звуком пилы " Вы знаете, - говорит господин Канкелат, - меня он (Бах) не вдохновляет.... в этом постоянном движении взад и вперед мне, право, слышится звук пилы " (Там же, 398).

В " Литовских клавирах" важную роль играет и принцип духовного, творческого распределения персонажей. Духовная одаренность одних (Фойгт, Гавен) и приземленность, увлечение политикой как признак бездуховности других - " Лаупихлер - насосы и трубы, - Крауледаты из союза учителей с супругой Винклер - продовольственные товары и спиртные напитки, тоже с супругой " (1, 362).

Крауледат видит явный недостаток национального достоинства в том, что Фойгт встает на защиту литовского музыканта. Лаупихлер думает, это заступничество может иметь последствия. Задето национальное достоинство немцев (случай с закупкой дешевых продуктов тильзитским населением на том берегу Немана). Оба - Крауледат и Лаупихлер - являются сторонниками нового порядка, благоговеют перед «мундиром». Они, можно сказать, удовлетворены существующей властью, пропагандируют национальную мощь и национальное величие «официальный» Германии. И Крауледат, и Лаупихлер, и Винклер - каждый из них по-своему понимает свой долг перед Германией. Профессор Фойгт еще до отъезда к Пошке успел встать на защиту музыканта Элизата на праздновании чьего-то юбилея.

В разгар веселья " седой, тоже долговязый и тощий, как хлыст", литовский музыкант " это он играет в трактире (четыре пятьдесят в час), аккомпанирует и поет со всеми: " Там, где волны Балтийского моря", и " Летели пять диких лебедей, и " Анхен из Тарау", " песня родины", вдруг возьми да запой подлинные слова " О tai divai" 'Ах юные годы, юные годы' - такое понравится далеко не всякому, ...старый и усталый... вдруг нечаянно запел литовскую песню" (Там же, 362). Старый Элизат запел «Kur bega Szeszupe» (о реке Шешупе).

За любовь к культуре своего родного литовского народа, которую человек впитал с молоком матери, ассистент Ленувайт подошел сзади к музыканту Элизату и ударил его по голове пол-литровой пивной кружкой.

Плохого в этом нет, что прозвучала литовская песня " ведь речка Шешупе протекает здесь, на немецкой стороне". Невозможно заставить забыть свой язык, традиции, нельзя в одночасье изменить человека и совершать все свои поступки согласно законам великого рейха, ведь это противоестественно.

Таких Ленувайтов, что самое ужасное, становится все больше и больше. Ударил человека и начал говорить речь над поникшим телом, такую, как это принято: о твердой закалке, о старой закваске, о великом могуществе германской расы, о древних германцах, о немецкой чести., Когда " гражданин рейха" не прав даже в малом, Ленувайт оправдывает себя и с гордостью вспоминает древних немецких рыцарей с выгодной для него стороны, естественно, переиначивая смысл немецкой истории, как это фальсифицировали идеологи германского фашизма.

Но вернемся к профессору Фойгту. " Мимо этого вот праздника и проходили наши предшественники, и, пока Гавен помогал своему коллеге музыканту подняться, Фойгт ринулся вперед, ткнул Ленувайта в тощий чиновничий живот и сказал: " Завтра ты, чурбан, явишься в полицию с повинной, а не то я сам этим займусь в понедельник утром" (1, 363).

" Разные " немцы - Крауледаты, Лаупихлер, неизвестный последним Ленувайт и профессор Фойгт. Ленувайт и Фойгт - сослуживцы, но по- разному относятся к жизни: для первых исключительное право немца проявляется в оскорбительном отношении к литовцу, для Фойгта литовец - «поэт, музыкант, певец своего народа». То есть мы видим, что противоречива сама немецкая ситуация 30-40-х годов двадцатого столетия. Бобровский показывает разных людей с отличными друг от друга духовными ценностями. Несомненно, Бобровский на стороне немецкого филолога Фойгта.

Чрезмерная переоценка " национальных чувств" ведет к тому, что " Крауледаты, Лаупихлеры" мыслят узко, в рамках якобы своего " национального достоинства". Бобровский намеренно говорит об этом, подчеркивает несостоятельность подобной, нарочито повышенной самооценки " новых немцев", самомнение которых непомерно высоко. Пример национального высокомерия, эгоизма одного из них: «Тильзитское население...до отвала напихивается тортами со сливками - благо на немецкие деньги, это почти что даром" (9, с.364). По его мнению, это результат великодушия великогерманской нации, благосклонно терпящей дешевые распродажи на самой границе, а также литовского неумения хозяйничать. Гавен говорит, что истинные «причины этого неумения хозяйничать" следует искать на немецкой стороне. Имперское правительство искусственно " подрывает" экономику " маленького государства, расторгая с Литвой торговые договора " (Там же, 365).

⇐ Предыдущая 4 5 6 7 8910 11 12 13 Следующая ⇒