Терапия творческим самовыражением (ТТС) — российский естественно-научный психотерапевтический метод-подход в Терапии духовной культурой (2005)245

⇐ ПредыдущаяСтр 26 из 45Следующая ⇒

Настоящий авторский метод-подход не есть терапия творческим самовыражением в широком смысле, не есть вариант арт-терапии или экзистенциально-гуманистической психотерапии.

ТТС как самобытный метод сложилась в общих чертах уже тридцать пять лет назад (Бурно М.Е., 1999, 2000; «Практическое руководство по Терапии творческим самовыражением» / Под ред. М.Е. Бурно, Е.А. Добролюбова (2003)) и способна серьезно помочь пациентам с «расстройствами зрелой личности», «шизотипическим расстройством», хронической депрессией, шизофренией, эпилепсией, с расстройствами настроения в соматической клинике, но преимущественно — с тягостным переживанием своей неполноценности, с чувством вины (дефензивностью) при всех этих нарушениях. Метод помогает при сложных, личностных, переживаниях, когда не действуют лекарства, поскольку лекарство все-таки никогда не сможет помочь человеку оживленно-естественно чувствовать себя собою, например без занавески-кайфа. Метод помогает и здоровым людям с душевными трудностями, но тоже с переживанием своей неполноценности («Практическое руководство по ТТС» (2003); Грушко Н.В., 2003; Манюкова Е.С., 2003).

Сущность метода состоит в том, что пациенты в индивидуальных встречах с психотерапевтом, в групповых и домашних занятиях, в Реалистическом психотерапевтическом театре-сообществе изучают элементы психиатрии, характерологии, психотерапии и естествознания, дабы научиться вдохновенно-творчески выражать себя сообразно своим природным особенностям. Пациенты учатся выполнять любое дело, которое им по душе, по-своему и по-своему переживать, думать — в соответствии со своей более или менее изученной (с помощью психотерапевтического чтения и других занятий) природной духовной индивидуальностью. В процессе всего этого человек становится более самим собою, более творческим и, значит, более одухотворенным — в том числе, и в своей профессии. Пациент становится в какой-то мере клиническим психотерапевтом для себя самого.

Это есть коренное отличие моего метода от экзистенциально-гуманистической психотерапии — психотерапии личностным ростом, обретением смысла жизни без опоры на клиническую картину, природу характера, без дифференциально-диагностической озабоченности (Фромм, Маслоу, Роджерс, Франкл). В отличие от экзистенциально-гуманистических подходов помогаю пациенту расти духовно, обретать себя именно как аутистическая, психастеническая, синтонная, шизотипическая и т. д. личность. Однако при этом пациент остается неповторимым собою, как каждый из нас неповторим в своем мужском, женском, юношеском, старческом. Характер, хроническая клиническая картина для меня не есть ярлык, бирка, а лишь ориентир, знание которого способствует поиску своих неповторимых творческих дорог.

Отдаю себе отчет в том, что такая приверженность природе характера, конституции, клинической картине (в кречмеровском духе) выглядит более простым, может быть, более земным (но не более примитивным), нежели экзистенциально-гуманистический подход. Думаю, эта психологически-материалистическая основа ТТС свойственна нашей традиционной российской клинической психотерапии. Клиническая российская психотерапия отправляется, прежде всего, от конституциональных особенностей, клинической картины, от изучения защитно-приспособительной работы Природы (Бурно М.Е., 2002). Такой психотерапевтический подход живо реалистичен (одухотворенно-материалистичен). Он по душе многим российским реалистически размышляющим, но тревожным пациентам, аналитически-мечтательным чеховским героям. У нас в России многие тревожные люди природой своей души материалистически чувствуют первичность, изначальность тела, которое уже, в свою очередь, светится духом как источник духа. Эти люди как бы чувствуют телесные особенности, лежащие в основе душевных, духовных особенностей. Отсюда и ощущение своей стойкой, природной, характерологической структуры с желанием ее целебно познать. Таким образом, этот психотерапевтический подход — не от Духа, а от Природы. Но он дает возможность и аутистическому пациенту узнать, изучить и «примерить » свою идеалистическую натуру к различным областям духовной культуры, почувствовать свое созвучие и несозвучие с различными направлениями в живописи, литературе, философии и т. д., обнаруживающими характеры творцов, и, может быть, выйти на свою философско-идеалистическую, религиозную дорогу, целебную в высоком смысле.

Групповые занятия происходят в уютной обстановке «психотерапевтической гостиной» (с чаем, свечами, слайдами, музыкой). Они включают в себя разъяснительно-воспитательное изучение определенных психопатологических расстройств (навязчивость, тревога, депрессия, деперсонализация и т. д.) и характеров — со стремлением познать свой и другие характеры, расстройства, насколько это возможно. Обычно, когда человек серьезно страдает, он хочет знать земную, клиническую правду о своей болезни, о прогнозе и лечении. Мы обучаем наших пациентов элементам клинического научного искусства в разнообразном творческом самовыражении.

Благодаря созвучию с какими-то определенными писателями, художниками, учеными, их произведениями, созвучию с конкретными людьми в живом общении с ними, благодаря созвучию с определенными деревьями, травами, животными, благодаря созданию собственных творческих произведений, человек становится себе самому все яснее как определенный характер или мозаика характеров (характерологических радикалов). Главное — человек видит, благодаря всему этому, свою общественно-полезную жизненную дорогу, тропу более отчетливо и радостно. Это творческое вдохновение, это Любовь и Смысл. Любовь, Смысл, Творчество неразделимы и для клинициста-естественника. На вопрос о смысле жизни отвечает не просто логика, а творческое вдохновение, в котором живет осмысленная любовь. Любовь (духовная индивидуальность человека, светящаяся содержательным, светлым смыслом) зажигается лишь другой яркой индивидуальностью, то есть творческим движением души другого человека. Терапия творческим самовыражением — это попытка помочь не просто сделаться счастливым, а сделаться счастливым именно по-своему, сообразно своей конкретной природе, — счастливым синтонным счастьем, аутисти-ческим, психастеническим, шизофреническим и т. д.

Конкретные способы терапии творчеством, переплетающиеся между собой, растворяющиеся друг в друге в практике наших занятий, суть следующие:

1) терапия созданием творческих произведений;

2) терапия творческим общением с природой;

3) терапия творческим общением с литературой, искусством, наукой;

4) терапия творческим коллекционированием;

5) терапия проникновенно-творческим погружением в прошлое;

6) терапия ведением дневника и записных книжек;

7) терапия перепиской с психотерапевтом;

8) терапия творческими путешествиями;

9) терапия творческим поиском одухотворенности в повседневном.

Групповые занятия (8-12 чел. в группе) происходят дважды в месяц, а индивидуальные беседы с врачом — один или два раза в месяц. Курс долгосрочной терапии продолжается от 2 до 5 лет.

Уже созданы, применяются и краткосрочные (до 4-х месяцев) варианты метода, помогающие пациентам с определенными душевными дефензивными расстройствами («Практическое руководство по ТТС» (2003)). Это — и лечение в истинном смысле, и реабилитационное посветление качества жизни.

Что же есть главный «механизм» психотерапевтического творческого воздействия? Творческая, личностная работа — выполнение любого нравственного дела по-своему, в соответствии со своей природной индивидуальностью. Она высвечивает и подчеркивает характер человека, его душевную, духовную особенность. Основа тягостных расстройств настроения очень часто — более или менее выраженная разлаженность, аморфность личностного переживания, состояние, при котором человек не чувствует себя эмоциональным собою. Порою это тяжелая бессмысленность существования с суицидальными намерениями. В процессе творчества человек, переживая что-либо по-своему, чувствует себя более самим собою. И чем более чувствует себя собою, чем слаженнее его дух, тем слабее напряженность, ярче духовный подъем (творческое вдохновение). Психотерапевт неназойливо-деликатно вводит пациентов в целебное творчество, прежде всего примерами собственного творчества, показывая, как можно писать, рисовать, фотографировать, пусть неумело, но по-своему. Это по-своему и есть творческая бесценность, проясняющая, укрепляющая личность, помогающая постичь свою природную неслучайность, неповторимость (в рамках своего возраста, пола, характера, клинической картины) — уникальность в своей стране, в истории Человечества, в Природе, во Вселенной.

Терапия творческим самовыражением противопоказана в случаях острой психотической депрессии с суицидальными намерениями и при других остропсихотических расстройствах. В таких состояниях тот же творческий дневник может «логически» подтолкнуть к самоубийству.

Краткосрочная ТТС может состоять даже из всего нескольких групповых занятий. Конечно, лучше больше. К примеру, вот несколько тем таких занятий:

1. «Созвучные и не созвучные мне картины».

2. «Созвучные и не созвучные мне растения».

3. «Созвучные и не созвучные мне марки».

4. «Брейгель и Платонов».

5. «Аутистический (замкнуто-углубленный) характер».

6. «Психастенический (тревожно-сомневающийся) характер».

7. «Демонстративный характер».

8. «Синтонный характер».

9. «Авторитарный характер».

10. «Мозаичный (полифонический) характер».

11. «" Меланхолия" Дюрера».

12. «" Гамлет" Шекспира».

13. «Пушкин, Лермонтов, Баратынский, Бунин — четыре характера» и т. д.

Расскажу об одном таком занятии — «Созвучные и не созвучные мне картины».

Пациенты вместе с психотерапевтом рассматривают на экране слайды картин различных по характеру известных художников и отмечают свое душевное созвучие или несозвучие с каждой картиной. Созвучие — это не просто «нравится» или «не нравится» картина. Картина созвучна мне, она мне по душе (независимо от того, в каком веке нарисована), — тогда, когда чувствую, что сам нарисовал бы именно это и нарисовал так же, если б мог. Это — мое (во всяком случае, близкое мне) настроение, мое переживание, мое мироощущение, видение мира. Картин должно быть 8-10. Каждый пациент свободно высказывается и отмечает перед собой на листе бумаги, какая картина ему ближе (левая колонка) и какая — не так созвучна (правая колонка).

Например, даем последовательно картины художников: Рембрандта, Рафаэля, Кипренского, Тропинина, Матисса, Модильяни, Петрова-Водкина, Боттичелли, Джорджоне.

В большинстве случаев аутистические пациенты (шизоиды) тянутся к аутистической живописи Матисса, Модильяни, Боттичелли, Петрова-Водкина, а циклоиды (синтонные пациенты) тянутся к мягко-полнокровным, реалистически-одухотворенным картинам остальных указанных здесь художников. Психастеникам нередко созвучны одновременно и реалистические, и некоторые философски-аутистические моменты, грани в этих картинах.

Шизофреническим пациентам нередко чаще созвучны постимпрессионистические и сюрреалистические картины. Иногда шизофренические пациенты, испытывая созвучие с сюрреалистическими или философски-аутистическими картинами, чертами, тянутся к полнокровному, задушевно-реалистическому и даже натуралистическому, — чтобы крепче чувствовать под ногами землю. Вообще тут немало может быть всяких тонких сложностей, неожиданностей, объясняющихся каждая по-своему (конечно, где это вообще возможно сейчас объяснить). И в этом отношении тоже — этот клинико-психотерапевтический метод может бесконечно развиваться-углубляться.

В процессе описанного выше занятия пациенты смягчаются, хотя бы немного почувствовав свою духовную особенность. То, что созвучно мне в картине, есть в какой-то мере я сам. Несозвучное лишь подчеркивает мне своим несозвучием, что я другой. Деликатно, на собственном примере, психотерапевт помогает пациентам, опираясь на учение о характерах (характерологических радикалах), выяснить свое, личностное отношение к каждой картине. Он подчеркивает, что очень важно даже такими простыми способами учиться чувствовать себя все более одухотворенным самим собою, творческой индивидуальностью. Для смягчения своей душевной напряженности и для одновременной пользы другим людям своим разнообразно-творческим взаимодействием с ними.

Советуем пациентам и дома, изучая свой и другие характеры, разделять подобным образом созвучное и несозвучное, рассматривая слайды картин, картины в альбомах, книгах. Постараться также поступать с другими произведениями искусства (поэзия, проза, музыка, скульптура и т. д.). Возвращаясь в общении с созвучным произведением искусства из расстройства настроения, душевной рассыпанности к себе самому, важно помнить, что несозвучное мне — не значит менее совершенное. Оно может быть гениальным своей художественно-выразительной общественной пользой, созвучно проникая в других людей. Но «мне это не близко, мне близко другое, для каждого свое».

ТТС, как я уже отметил, занимаются (публикуя свои работы) не только врачи и психологи, работающие с больными людьми, взрослыми и детьми, но и психологи обычных детских садов, школ, домов творчества, педагоги, философы и другие гуманитарии.

Экзистенциально-гуманистическая психотерапия, как и арт-терапия, идут не от Природы, а от Духа и, в отличие от ТТС, как бы не замечают природных особенностей характера, психопатологии. Так, экзистенциально-гуманистическая психотерапия понимает самоактуализацию, личностный рост, творческое самовыражение, творческое вдохновение как освобождение от характера, хронической клинической картины. Это прекрасно. Терапия творческим самовыражением — метод естественно-научный, метод клинической, клинико-одухотворен-ной психотерапии для пациентов и здоровых людей с переживанием своей неполноценности (дефензивностью). Клиническая психотерапия (в нашем российском понимании) — часть клинической психиатрии, клинической медицины. Терапия творческим самовыражением помогает пациенту, здоровому человеку с душевными дефензивными трудностями стать немного клиницистом для себя, своей творческой работы, для поисков смысла своей жизни. Конечно, психастеническое или шизофреническое счастье — не освобождение от характера, от хронической клинической картины. Но убежден, что возможно быть счастливым, неповторимым самим собою, не освобождаясь от характера, хронической болезни.

Думаю, что сам я очень трудный пациент для себя самого. Но не хочу быть освобожденным от своего трудного характера, своей патологической тревожности, так же как вообще от человеческой природы. Хочу чувствовать, переживать свой характер, свою тревожность, свой пол и возраст в целебном творческом самовыражении.

Литература

Бурно М.Е. Терапия творческим самовыражением. М.: Академический Проект; Екатеринбург: Деловая книга, 1999. 364 с.

Бурно М.Е. Клиническая психотерапия. М.: Академический Проект, ОППЛ, 2000. 719 с.

Бурно М.Е. О российской клинической психиатрической психотерапии // Московский психотерап. журн. 2002. № 3. С. 182-192.

Грушко Н.В. Социально-психологическое исследование творческого самовыражения в условиях дополнительного образования. Автореф. дисс. на соискание ученой степени канд. психол. наук. Ярославль, 2003. 26 с.

Практическое руководство по Терапии творческим самовыражением / Под ред. М.Е. Бурно, Е.А. Добролюбовой. М.: Академический Проект, ОППЛ, 2003. 880 с.

2.Краткий обзор некоторых работ о Терапии творческим самовыражением (TTС) за последний год (с июня 2004 г.) (2005)246

За этот год, на сегодняшний день, всего известных мне научных работ, в которых сообщается о применении, исследовании Терапии творческим самовыражением, об отношении к методу, о создании новых вариантов метода, о теоретическом осмыслении ТТС, об исследованиях, тесно связанных с ТТС (с упоминанием ТТС), — опубликовано 49. Из них 34 работы принадлежат не мне и могут быть распределены следующим образом: ТТС в психиатрии (13 работ), ТТС в наркологии (2 работы), ТТС в эндокринологии (1 работа), ТТС в геронтологии (2 работы), ТТС в офтальмологии (1 работа), ТТС в курортологии (2 работы), ТТС в религиозной психотерапии (3 работы), ТТС в педагогике (2 работы), ТТС в философии (8 работ).

Остановлюсь кратко лишь на некоторых из этих работ.

Психиатрия

В журнале «Вопросы ментальной медицины и экологии» (Москва-Павлодар) (2004, № 4) опубликована статья психиатра-психотерапевта Аллы Владимировны Александрович из московской Городской психотерапевтической поликлиники № 223. Статья называется: «Об особом эмоциональном интимном контакте с больными шизофренией» (с. 26-29). Я знаю практическую работу Аллы Владимировны. В прекрасной психотерапевтической гостиной ей удается помогать тяжелым, в том числе глубоко аутичным, эндогенно-процессуальным, пациентам своей искренней профессиональной любовью к ним. Этим именно сердечно-клиническим (а не эмпатическим психологически-техническим) чувством врача одухотворенно проникнуты-преобразованы здесь известные методы Гагика Микаэловича Назлояна («метод создания скульптурного образа больного» и «бодиарттерапия»), а также «личностная лайбтерапия» Карлфрида Дюркхайма. Автор живо-практически рассказывает об этой своей работе. Вслед за моими публикациями Алла Владимировна подчеркивает клиническую и творческую природу этого особого психотерапевтического контакта, его неразрывность с ТТС больных шизофренией: «Врач своим живым неравнодушием к пациенту личностно оживляет индивидуальность пациента» (с. 26). Далее сказано следующее, весьма существенное для нас: «Важнейшие особенности этого контакта состоят в том, что это контакт, не похожий на близость с родителями, близкими родственниками, опекунами, искренне любящими пациента. Это более, чем родительское, отношение. Весь пафос сказанного выше состоит в клиническом подходе, то есть в том, что пациент понятен психотерапевту в своих страданиях и болезненных проявлениях, которые могут пугать близких людей, не приниматься ими». Это «не приятельские отношения и не дружеская привязанность», это «предельно верные» отношения («не как бы, а по-настоящему»). Интимность понимается не как «сексуальная интимная близость пациента и врача, что полностью исключает дальнейшие терапевтически отношения, а создание некоего неразделимого духовного симбиоза врач-пациент» (с. 26). Статья заканчивается так: «Думаю, в хаосе схизиса, порождающего глубокое чувство патологического одиночества, необходим человек, не просто разделивший это одиночество, а профессионально понявший и эмоционально принявший пациента близко к сердцу» (с. 28).

Может быть, все-таки покажется неясным из всего этого, причем же здесь ТТС. Существо выше рассказанного, уточню, в том, что психотерапевт своей живой, одухотворенной индивидуальностью волнует, поджигает, приводит в стройность индивидуальность пациента, то есть приводит его в состояние творческого вдохновения, влюбленности в жизнь с, возможно, открывшимся теперь смыслом жизни. Вдохновение-любовь и вдохновение-творчество — это, в сущности, одно, неразделимое. И без этого невозможна ТТС эндогенно-процессуальных пациентов. Именно на почве этого особого контакта и благодаря ему оживляется здесь творчество пациента и в других направлениях, уже с посильным изучением своей природы.

Другая работа из психиатрии. В международном журнале «Исцеляющее искусство» (Санкт-Петербург) (2004, № 4) опубликована с иллюстрациями статья психиатра-психотерапевта, кандидата медицинских наук, Татьяны Евгеньевны Гоголевич из Тольятти «Некоторые возможности использования фотографии на основе Терапии творческим самовыражением» (с. 53-65). Особенно важным для нас в этой работе представляется мне выразительное утверждение автора, талантливого врача, художника, писателя, состоящее в том, что «фотография оказалась самым действенным невербальным сообщением, особенно важным для шизоидных пациентов» (с. 58). «Остановленная кадром идея, как бы выраженная самой природой, нередко оказывается той самой схемой, которой лучше всего говорить с шизоидом, особенно с шизоидом сложным, богатым духовно». Для шизоида символ «нередко имеет такую же жизненную силу и яркость, как сама действительность», и таким символом «для него может быть фотография». «Пациенты рассказывали, что отвлеченно-аутистическое переживание природы как бы конкретизировалось, и вместе с этим появлялась способность получать удовольствие от того, что раньше оставляло равнодушным. У шизоидов крепло, в отдельных случаях и появлялось, доверие к миру, в котором наглядно проявлялась как бы материализовавшаяся часть их Идеи, их Духа » (с. 60). «Примиряясь » с помощью творческой фотографии с «окружающей реальностью, которая оказывается не так плоха, как ощущалось», дефензивные, ранимые, шизоиды получают возможность «показать себя через снимок », «увидеть себя глазами членов группы и косвенно понять — по их отношению к своему снимку — отношение к своим характерологическим чертам» (с. 65).

Офтальмология

В Тюмени вышло методическое пособие для врачей и медицинских психологов — «Организация психологической реабилитации глаукомных пациентов в условиях областного офтальмологического диспансера» (Тюмень: Департамент здравоохранения Администрации Тюменской области, 2004. 60 с). Авторы пособия — тюменский профессор-офтальмолог Наталья Александровна Коновалова и врач-психотерапевт тюменского офтальмологического диспансера Мария Андреевна Богданович. Основой предложенного и разработанного ими метода реабилитации глаукомных больных авторы считают Терапию творческим самовыражением. С практическими подробностями рассказывается в пособии о том, как данный метод помогает даже слепому обрести свое творческое вдохновение, чувство своей посильной реальной полезности людям. Например, в процессе занятия «" Доброе царство души своей" (поэзия Эдуарда Асадова)» тревожные слепнущие пациенты постигают особенности синтонной природной защиты, обретают веру в возможность активной творческой жизни в своем положении. Врач рассказывает об Эдуарде Асадове, армянском поэте, фронтовике, который был ранен в бою и потерял зрение. Пациенты рассматривают фотографии Асадова до войны и после, «слушают душой» стихи поэта, сравнивая его мироощущение со своим. Происходит подробное обсуждение: что есть природная защита синтонных людей? как возможно, по примеру Асадова, «растворять тоску» в конкретных полезных делах, в общении?

Если к кому-то пришла беда,

Седины или раненье,

Пассивность не выведет никуда,

А жажда быть нужным, смена труда —

Единственное спасенье.

Пациенты в занятиях ТТС обращают внимание на яркую зритель ную чувствительность, свойственную многим синтонным людям, на то, что «так стихи написаны, будто он (Асадов. — М. Б.) видит, такие яркие краски, образы», «послушаешь и не скажешь, что он слепой», он «душевный», «оптимист», «очень живой», «как просто пишет», «все прочувствовано, все через сердце пропускает». Авторы пособия рекомендуют также учить синтонных пациентов (им свойственна нестойкость настроения) «эмоционально " встряхивать" себя, специально обращая внимание, например, на красивые вещи, цветы в магазине, на " звонких" синичек, на маленьких детей, на снег, который " блестит, как костюмы актеров" (Н.А., 71 год) и т. д.». Это занятие рекомендуется дать «одним из первых в синтонных группах (например, после того, как участники познакомятся с аутистическим и реалистическим мироощущением и с синтонным складом в сравнении с психастеническим или авторитарным)». Стройность, живая практичность, одухотворенность, психотерапевтическое благородство пособия, по-моему, делают его событием в истории отечественной квалифицированной помощи глаукомным больным в глазном диспансере, и в истории ТТС.

3.Религиозная психотерапия

Здесь упомяну работу практического психолога Татьяны Юрьевны Метёлкиной «Терапия творческим самовыражением путем освоения духовной культуры Православия» (М.: РОМЛ, 2004. 40 с). Автор помогает людям, природой своей предрасположенным к светлому религиозному мироощущению, найти свой неповторимый путь к Богу, свойственный особенностям своего характера, с помощью нашего метода.

Философия

В сборнике «Оттепель» (М.: Российское общество медиков-литераторов, 2004. 48 с.) молодой философ Григорий Юрьевич Канарш в статье «Гофман и Я» дает замечательный в нашем духе анализ творческой личности Гофмана. Эта работа, несомненно, поможет многим психотерапевтам, пациентам в ТТС. «Творчество Гофмана, — пишет автор, — чрезвычайно многогранно, что вполне соответствует полифоническому характерологическому складу. Люди самых разных характеров могут найти в нем близкое и созвучное себе. От аутистической загадочности до демонстративной язвительности. От психастенической тревожности до эпилептоидной разрушительности. Лично меня писатель завораживает чарами своей фантазии, пугает и одновременно избавляет от страха шутливо-ироническим настроением» (с. 20).

И наконец, недавно появилось в печати яркое подробное критическое несогласие с ТТС. Московские авторы из знаменитого Центра психотерапии «Маскотерапия» — научный руководитель этого Центра, кандидат психологических наук Гагик Микаэлович Назлоян и врач-психотерапевт Регина Альбертовна Саакян — в статье «Арт-терапия в клинической практике» («Психотерапия», 2004. № 12. С. 33-37) полагают, что я дал «психиатрическую " пощечину" мировой культуре», «один диагноз миллионам творцов». Это относится к моему цитируемому в статье положению о том, что «необходимо нам с нашими пациентами совместное неисчерпаемое исследование творчества глубоко и сложно переживающих творцов, которые практически все душевно нездоровы и от недуга своего стихийно лечатся творчеством». Авторы замечают: хорошо, что еще не физическое нездоровье, а то, «представим себе, какие оригинальные идеи могли бы выдвинуть инфекционисты, пульмонологи, гастроэнтерологи и, особенно, дерматологи» (с. 34). И вот ТТС «предлагает некий коктейль, заключающийся в том, чтобы смешать все жанры искусства, как все лекарства. Больной не просто так, а " методично" должен заниматься и сочинением рассказов, и музицированием, и рисунком, и живописью, и скульптурой, и фотографией, и кинематографом одновременно. Мы не можем не считать такое отрицание ценности конечного результата, т. е. произведения искусства как такового, своего рода актом виртуального вандализма. Последнее слово в этом вопросе принадлежит одному из самых мудрых врачей-психиатров, действительно блистательному клиницисту, Карлу Густаву Юнгу: " Чтобы отдать должное художественному творчеству, аналитическая психология должна совершенно покончить с медицинским предрассудком, потому что художественное творчество — не болезнь и тем самым требует совсем другой, не врачебно-медицинской ориентации" » (с. 35).

Понятно, авторы настоящей работы настроены не только против ТТС, но и вообще против давно укоренившегося в Терапии духовной культурой положения — против того, чтобы в терапии творчеством не требовать от душевнобольного профессионализма. Авторы пишут: «Больной, в отличие от нормального человека, получает право делать все, что хочет в искусстве, и это называется творчеством. Творчеством чего, если не произведения искусства? » Ответил бы авторам кратко так: творчеством чего? творчеством-лечением больной души. Далее следует: «В официальном документе Британской ассоциации арт-терапевтов от 1989 г. сказано так: " Эстетические стандарты в контексте арт-терапии не имеют большого значения". Это то же самое, как если бы общество позволяло делать душевнобольному все, что ему угодно, не оказывая ему медицинского сопротивления» (с. 35—36). Авторы работы настаивают на «профессиональных стандартах» в терапии творчеством, на том, что от психотерапевта строго требуется художественное (а не только медицинское, психологическое) «профессиональное умение» в лечебных творческих занятиях с пациентами. По-моему, это вполне понятный, уважаемый подход, выражающий мироощущение, прежде всего тех психотерапевтов, для которых творчество — изначальная Красота, Бог, Истина. Конечно же, кощунственно в таком случае клинически применять творчество в психиатрии, минуя строгие законы Красоты. Это только для естественно-научного мироощущения, для ТТС, в непрофессиональном рисунке или рассказе пациента — своя, личностная, красота. Смущает меня, однако, в наше демократическое время, сам тон статьи Назлояна и Саакян, смущают выражения «вандализм», «пощечина», «последнее слово в этом вопросе» и подобные им. Смущает аффективно-агрессивное перечеркивание всего, не согласного с собственным единственно правильным мнением. Сердитое и, по-моему, недостаточно обоснованное перечеркивание сложившихся положений мировой терапии искусством и творчеством, клиницизма Эрнста Кречмера, Ганнушкина, серьезных патографических исследований, бесценных для ТТС. Кстати, в прошлом году вышла, наконец, энциклопедия патографий подмосковного психиатра Александра Владимировича Шувалова «Безумные грани таланта» (М.: ACT; Астрель; Люкс, 2004.1216 с). В этом томе — кропотливо собранная в течение многих лет, убежден, жизненная правда о том, что гениям и крупным талантам свойственны болезненные переживания, о том, что они страдали душевно и стихийно лечились от своих страданий творчеством. Они создавали бесценные для человечества творческие произведения не вопреки, а благодаря своим страданиям. Эти страдания, конечно же, совсем не обязательно должны быть психотическими (душевная болезнь в узком смысле, «сумасшествие»). Это часто пограничная, психопатическая, патология. А «психически здоровый человек — именно в силу того, что он не испытывает беспокойства и умеет разумно приспосабливаться, — находясь в сносных условиях, не станет творить ни безобразий, ни стихов» (Эрнст Кречмер. «Гениальные люди». 1999. С. 25-26) (первое издание — 1929), «ощущение душевного покоя и комфорта никогда не становилось импульсом для великих деяний» (с. 22). И еще Кречмер пишет там же, что «в то время как сам гениальный человек нередко восхваляет безумие и сумасшествие как высшее достоинство исключительных людей, биограф стоит перед ним, растопырив руки, и защищает его от психиатра» (с. 20). Этой жизненной правдой так важно психотерапевтически проникнуться, прежде всего, нашим пациентам с тягостным переживанием своей неполноценности и, значит, предрасположенным к творчеству. Как старый психиатр-психотерапевт, работающий, прежде всего, в ТТС, отмечу, что, конечно же, далеко не все, даже сложные душой, психиатрические пациенты талантливы (уже не говоря о гениальности). Душевная патология «сама по себе это, безусловно, еще не пропуск на Парнас» (Кречмер, с. 30). Однако почти все сложные душой дефензивные пациенты в процессе основательной ТТС обнаруживают, во всяком случае, незаурядную оригинальность, самобытность в творчестве. Статья Назлояна и Саакян, по-моему, очень важна для нас, важна для понимания существа ТТС в сравнении с иными подходами к терапии творчеством.

3. К преподаванию клинической психиатрической психотерапии в Российской медицинской академии последипломного образования (РМАПО) (2006)247

Многие клиницисты-соматологи, изучающие у нас на кафедре (кафедра психотерапии РМАПО) психотерапию, довольно быстро начинают чувствовать-понимать психотерапевтический клиницизм. Мы ведь вместе живем древним афоризмом: «Qui bene diagnoscit, bene medebitur » («Кто хорошо ставит диагноз, тот будет хорошо лечить»). С годами убедился в том, что клиницизмом, в известной мере, могут проникнуться и психологи, предрасположенные природой своей души к естественно-научному, клиническому мироощущению. Но врач с теоретически-психологическим строем души (даже великий) практически не способен проникнуться клиницизмом, как было это, кстати, с Фрейдом и Франклом. И Кречмера-отца штудирует такой врач, прирожденный теоретик, и Консторума, и других классиков клинической психотерапии, а профессионального созвучия с ними нет. Так, порою до головной боли, нет созвучия и у прирожденного клинициста с психологической теорией, психологической психотерапией.

Клиническая психотерапия, в отличие от психотерапии психологов или врачей с психологическим складом ума, исходит из дифференциально-диагностической озабоченности психотерапевта клинической картиной. Там самой природой прописана соответствующая диагнозу стихийная защитно-приспособительная организмическая и душевная работа в ответ на какое-то вредоносное воздействие (внутреннее или внешнее). Психотерапевт-клиницист осторожно способствует природе или, со знанием и искусством, по необходимости, поправляет ее — опираясь на свой клинический опыт (искусство), последующее клиническое размышление, в соответствии с выработанной клинической медициной, клинической психотерапией системой воздействий, показаний и противопоказаний. При этом психотерапевт-клиницист оказывает на пациента разнообразные, более или менее сложные, психотерапевтические влияния (от суггестивного до одухотворенно-креативного), но именно в клиническом, естественно-научном духе, то есть непременно отправляясь от клинической картины, от стихийных попыток природной самозащиты. При этом, бывает, поначалу и не осознаешь, зачем что говоришь и делаешь. Научиться всему этому кабинетно-психологически невозможно. Необходимо приобрести клиническое чувство-опыт (врачебное научное искусство).

Недавно тягостно подействовала на меня и некоторых слушателей-клиницистов очередная наша клинико-психотерапевтическая конференция. Тридцатилетний пациент, больной практически с детства, эндогенно-процессуальный, психастеноподобно-деперсонализационный, апатически-депрессивный, уже восьмой год ухаживает дома за своей парализованной после инсульта пятидесятидвухлетней матерью. Те немногие часы, что находится дома, перекладывает мать, обмывает, кормит. Раз пять встает к ней ночью. К его приходу с работы мать обычно мокрая в постели. Старая бабушка (живет с ними) мало помогает, просит оставить ее в покое. Отношения пациента с матерью напряженные. В душе молодого человека расщепленно переплетаются забота о матери и злость к ней, любовь и досада, отчаяние. Он беспомощно-разлажен, шизофренически матово-мил от этой разлаженности; поэтому испытываю к нему психиатрически-психотерапевтическое теплое сочувствие. Да, он никогда не знал, как сам рассказывает, материнского тепла, мать лишь ругала его за всякое и сейчас, лежа, жестоко командует им. Лечащий врач, наш клинический ординатор, сообразно своей психодинамической ориентации, убежден, что больному необходимо, хотя бы теперь, возможно, с помощью сиделки, отделиться от «холодной матери», способствовавшей его вхождению в болезнь, дабы ослабело его депрессивное страдание, появился смысл жизни. Происходят на эту тему «подводные», «экзистенциально-психоаналитические» беседы с пациентом — индивидуально и в психотерапевтической группе. Пациенту такое не по душе. С острым чувством, сквозь гипомимически-апатическую напряженность-разлаженность, он поясняет на конференции, что «мать не вещь, чтобы ее кому-то передавать», даже его подруге, с которой встречается, что никто не сможет ухаживать за матерью так заботливо, как он, что если он вот так отделится от матери, то умрет с чувством вины. Просит лишь об одном: помочь ему в его положении (к которому давно привык, «притерпелся») обрести «какую-нибудь идеологию-смысл», «жизнерадостность», «светлое пятнышко в душу».

⇐ Предыдущая 21 22 23 24 252627 28 29 30 Следующая ⇒