Экология Дзен и Терапия творческим самовыражением (ТТС) (2006)253

⇐ ПредыдущаяСтр 29 из 45Следующая ⇒

Настоящий очерк есть краткое продолжение моей публикации «Из опыта экологических занятий в Терапии творческим самовыражением (ТТС)» (см.: «Актуальнi проблеми екологiчноï освiти i виховання» / Ред. В.I.Ян. Одеса, 2004. С. 7-13)254.

Когда в группах творческого самовыражения учимся любить природу по-своему (сообразно своему душевному складу), дабы беречь ее всем своим существом, — рано или поздно узнаем о постижении природы в духе Дзен. (См. об этом, кстати, глубокие изящные работы Татьяны Евгеньевны Гоголевич (о флористике, о бонсай и икебане) в «Практическом руководстве по Терапии творческим самовыражением» / Ред. М.Е. Бурно, Е.А. Добролюбова. М., 2003. С. 576-577, 617-623.) Думается, важно участникам группы, по возможности, понять, прочувствовать свое созвучие или несозвучие с этим религиозно-философским, дзенским, дзен-буддийским переживанием природы, чтобы быть еще более собою в своем отношении к природе.

Напомню, что, как поясняет Дайсэцу Судзуки, Дзен «выше логики», выше добра и зла, он «ничему не учит», он — простота, «он свободен, как парящая в небе птица, как резвящаяся в воде рыба, как цветущая лилия», он «в глубине нашей природы» и дарит нам «чудесное духовное пробуждение». В то же время «в Дзене нет бога, которому можно было бы поклоняться», нет даже медитации, «поскольку она не является естественным свойством ума». «Дзен лишен всякого духа секретности. Христиане, в равной мере, как и буддисты, могут практиковать его. В одном и том же океане и мелкая, и крупная рыба чувствуют себя превосходно. Дзен — это океан. Дзен — это воздух. Дзен — это горы.

Это гром и молния, это весенний цветок, знойное лето и снежная зима и даже больше того: Дзен — это человек» (Судзуки Д. Основы Дзен-Буддизма: Пер. с англ. Бишкек, 1993. С. 25-34. И другие работы Судзуки). Отмечу, что человеку с естественно-научным мироощущением, видимо, ясно, что Дзен освобождает от моральных условностей также и безнравственных людей, отчего пришлось ввести «суровую палочную дисциплину» в японских дзен-буддийских монастырях (см. об этом, а также о дзен-буддизме самураев у Алана Уотса «Путь Дзен»: Пер. с англ. Киев, 1993. 320 с).

Способы духовного просветления очищением человека, «загрязненного» разумом, условностями (в том числе добра и зла), — это, например, писание и слушание хокку (дзен-буддийские трехстишия), занятия икебаной, дзен-буддийской живописью, созерцание особым образом выращенного карликового (но нередко старого) дерева (бон-сай), миниатюрного садика из камней и растений (бонсэки), участие в чайной церемонии и т. д. Подобное происходит и в нашей Терапии творческим самовыражением, но, конечно, в естественно-научном преломлении, без которого ТТС перестает быть самою собой. Естественнонаучное мироощущение всегда спрашивает нас о том, люди какой природы характера особенно склонны к указанным выше одухотворенным дзенским занятиям и как творчество, творческое самовыражение такого рода сообразуется с этими их природными душевными особенностями. Все это важно, дабы помочь участникам групп прочувствованно, с понимаем проникнуться подобным постижением, переживанием земной природы и Космоса.

К дзенским занятиям, несомненно, особенно предрасположены люди замкнуто-углубленного (аутистического) склада души, но, прежде всего, те из них, кто несет в себе сложную тревожность, одухотворенно смягчающуюся в этих занятиях. Когда Судзуки отмечает, что Дзен существует «в глубине нашей природы», что он есть «естественное свойство ума» (см. выше), я способен согласиться с этим лишь в случае одухотворенно-аутистических природы и ума. Для аутистов подлинная реальность есть изначальный Дух и наиболее точное его изображение — символы и сновидные образы. Тревожно-одухотворенные люди других, «материалистических», характеров (синтонные, тревожно-сомневающиеся, многие полифонические и т. д.) нередко обнаруживают лишь благодатные, волнующие их, грани созвучия с Дзен, но не истинное, глубинное созвучие-проникновение. У них свое, материалистическое, переживание, понимание естественности; им присуще изначально земное чувство естественности, простоты, которой нет, например, в следующем ниже отрывке из эссе Ясунари Кавабаты «Красотой Японии рожденный» (Нобелевская речь писателя). «В Японии и теперь во время чайной церемонии в нише чайной комнаты стоит всего один нераскрывшийся цветок. Цветы выбирают по сезону, зимой — зимний, например, гаультерию или камелию «вабисукэ», которая отличается от других видов камелий мелкими цветами. Выбирают один белый бутон — самый чистый и самый насыщенный: включает все остальные. На бутоне должна быть роса. Можно побрызгать цветок водой, в мае для чайной церемонии особенно хорош бутон белого пиона в вазе из селадона. И на нем должна быть роса, впрочем, не только на бутоне — фарфоровую вазу, еще до того как поставить в нее цветок, следует хорошенько побрызгать водой» (Кавабата Я. Тысячекрылый журавль. Снежная страна. Новеллы, рассказы, эссе: Пер. с япон. М., 1971. 394 с). Думается, здесь отчетливо видится, чувствуется особенность дзенской эстетики и простоты — символически-эстетическая (хотя и реалистоподобная, малознаковая, не иконописная) подчеркнутость простоты. Когда простота изящно-красиво подчеркнута (хотя и не намеренно, а так само из души выходит), это уже не земная простота-естественность, а символически-сновидная простота-естественность изначального Духа, чуть заметные ребра которой красиво-холодновато-стеклянны или накалены тревогой. Так в бегстве от условностей, стремясь не вредить неестественностью целостности духа, Дзен обретает прекрасную условность-неестественность естественности. Вот как аутистически нежно, утонченно-подчеркнуто (для реалиста) проступает это и в хокку Басё в переводе Веры Марковой:

Тихая лунная ночь...

Слышно, как в глубине каштана

Ядрышко гложет червяк.

Сравним с пушкинским (здесь красота, простота не отделяются от природы, не существуют подчеркнуто без нее, природа ими естественно светится):

Сквозь волнистые туманы

Пробирается луна,

На печальные поляны

Льет печально свет она.

Давно уже существуют российская икебана и российское хокку, поскольку во всех странах есть люди со всеми характерами, хотя и с национальными особенностями.

Когда сравниваем икебану с дачным душевным букетом, а хокку с одухотворенно-синтонным пушкинским стихотворением или стихотворением тревожно-сомневающегося Баратынского (тоже о природе), то все яснее видим, чувствуем (в этом сравнении) в икебане и в хокку весьма реалистоподобное (часто) аутистическое изображение изначального Духа символами или сновидностями. Порою в пейзажах аутистических художников как будто бы вовсе и нет ничего аутистического, а есть полнокровный, земной реализм. Однако приглядишься, вчувствуешься — и обнаруживаешь (как бывает это со мной), например в пейзажах Жуковского и Дубовского, тоже прозрачную подсвеченность чувством изначальности Духа, только еще, может быть, более мягким, более реалистоподобным чувством, нежели у Нестерова, Крымова, Павла Кузнецова. Понимаем все отчетливее в ТТС, в наших занятиях, что хотя и по-разному, каждый по-своему, постигаем природу, но в этом совместном одухотворенном постижении-переживании серьезнее, глубже любим ее, чтобы беречь для будущей жизни.

8. Клиническая психотерапия (три ответа на три вопроса)255 (2006)

На XIV съезде психиатров России (ноябрь, 2005 г.) президент нашей Лиги Виктор Викторович Макаров напомнил следующее. Клиническая психотерапия есть наше «национальное достояние», и только ей «по сути дела, адресованы все приказы и распоряжения министерств и ведомств, когда-либо издававшиеся на территории нашей страны» (XIV съезд психиатров России: материалы съезда / Под ред. В.Н. Краснова. М.: РОП. С. 411). На этом же съезде, тоже столичные, но не врачи, а ведущие клинические психологи, тоже заведующие кафедрами, тоже преподающие, правда, не врачам и психологам, а студентам-психологам психотерапию и клиническую психологию, Алла Борисовна Холмогорова и Александр Шамилевич Тхостов, уже не в первый раз, сказали отчетливо, что не существует научной психотерапии, не основывающейся на психологической теории, что они не знают, что это такое — клиническая психотерапия.

Неустанно разъяснял в своих выступлениях и публикациях, что это такое. Сегодня попытаюсь это пояснить, кратко ответив на те три взаимосвязанных вопроса, которые поставил перед психотерапевтами на упомянутом съезде. Вопросы тогда, как ни просил ответить на них, остались без ответа.

Первый вопрос. Является ли клиническая медицина (а клиническая психотерапия — ее неотъемлемая часть) наукой?

Ответ. По-моему, во всяком случае, в России, является. Ведь клиническая медицина нередко научно вылечивает, спасает от смерти, в том числе и психологов. Но клиническая медицина (а вместе с ней клиническая психотерапия), верно, не есть теоретическая, экспериментально-теоретическая наука, в отличие от, например, психологии, математики. Я говорю сейчас о работе клинициста, а не физиолога, физика, химика, математика, психолога и других теоретиков, которые трудятся в т. н. теоретической, экспериментальной (не лечебной) медицине («медицине на животных»), и клиницисту «оттуда» существенно, бесценно помогают в его клинической работе, но вся это помощь не есть сам клиницизм. Клиническая медицина (клиницизм) с гиппократовских времен есть истинная наука, поскольку ищет общее, закономерности, а поиск общего, закономерностей и есть, как известно, существо всякой науки. Но этот поиск общего, закономерностей, в клинической медицине, в отличие от такового в теоретических науках, невозможен без внимательного прикосновения к больному или здоровому человеку своими чувствами (в самом широком смысле). А это — искусство. И в психиатрии, в психотерапии подлинный клиницист, чувствуя вторичность душевного в отношении к телу, тесно соприкасается своею душой с душой больного. И это тоже искусство. Таким образом, клиническая медицина есть научное искусство, непременно включающее в себя опыт клинического чувствования, переживания и мышления. И этот опыт, благодаря которому клиницист поначалу чувствует болезнь и даже чувствует, как надо ее лечить, а потом уже аргументирует, — также есть искусство. Искусство это, тесно связанное с естественно-научным трезво-врачебным размышлением, участвует и в научном медицинском лечении — хирургическим инструментом, лекарством или средствами души психиатра-психотерапевта. Американский «Медицинский энциклопедический словарь Стедмана» полагает медицину «искусством и наукой» (Англо-русский медицинский энциклопедический словарь / Ред. А.Г. Чучалин. М.: ГЭОТАР, 1995). Оксфордский словарь текущего английского языка (6-е изд., 1978) называет медицину просто «искусством» («art»), поскольку, по-видимому, по-западному отождествляет науку только с теорией. А в наших словарях и энциклопедиях медицина — наука. Однако если даже медицина не есть наука, потому что не теория, она все равно не отменяется вместе с клинической психотерапией.

Второй вопрос. Почему экзамен по клинической медицине невозможно сдать экстерном (не работая годы с больными в клиниках), а экзамен по психологии нередко сдают специалисты, не обучавшиеся на психологическом факультете, перед защитой своей диссертации на психологическую тему?

Ответ. Потому что этот необходимый для врачевания элементарный клинический опыт (хотя бы крошечное клиническое чутье)256 невозможно приобрести за столом в кабинете, надобно для этого всеми органами чувств и душой, размышлением прочувствовать, продумать в клиниках множество больных. Больных с разнообразными, часто встречающимися болезнями, телесными и душевными, разнообразными клиническими картинами, в которых проступает защитно-приспособительная работа стихийной природы. Эту природную работу тоже надо научиться чувствовать, чтобы помогать, способствовать ей, поправлять ее. Без всего этого (включая сюда биологию, эмбриологию) невозможно приобрести в будущем клиническое мироощущение и невозможно по-настоящему (через чувство) понять, что это такое — клиницизм (клиническая психотерапия в частности). Кабинетно-теорети-чески понять-прочувствовать необходимые для будущего врача элементы клиницизма невозможно. Наконец, к формированию цельного глубокого клинического мироощущения (а это формирование по-настоящему происходит уже после студенчества, во врачебной практике) надо быть все-таки предрасположенным своей природой. Не каждому это по душе. В таком случае и с дипломом врача можно стать, например, прекрасным психологом в психотерапии, как это случилось с Фрейдом, Адлером, Франклом, Ассаджиоли и многими другими раньше и теперь. Теоретические открытия в психотерапии, однако, надо признать, совершают все же творческие психологи (они могут быть и с дипломом врача), потому что они теоретики, а не клиницисты. Клиницисты-практики совершают свои, клинические, клинико-психотерапевтические открытия.

Третий вопрос. Почему психологи, заболевшие серьезно душевно, не идут обычно лечиться к коллегам-психологам, а идут к психиатру-психотерапевту? Ведь дело не только в том, что врач может и лекарство назначить. Когда задаешь этот вопрос больному психологу, видишь в его несчастных глазах: «Как же ты этого не понимаешь? »

Ответ. Дело тут, прежде всего, в клинической психотерапии клинициста. Когда человеку депрессивно, мучительно плохо, психологические психотерапевтические техники (психоаналитические, экзистенциальные, когнитивно-поведенческие), которыми работают психологи, не помогают. Могут вызвать даже осложнения в виде усиления душевного напряжения, спровоцировать психотическое (как это нередко бывает, например, в процессе лечения символдрамой). Психологические техники помогают в здоровых и невротических случаях, а более или менее серьезное болезненное душевное расстройство возникает, усложняется, ослабевает, уходит не по психологической теории, а в соответствии с закономерностями клинической медицины. Душевные расстройства подчиняются, в сущности, тем же клиническим закономерностям, что и соматические, потому что душевная болезнь — болезнь всего организма. Больной психолог это чувствует и понимает. Болезненный страх, болезненная тревога и другие тягостные психопатологические расстройства, как и тяжелые патологические расстройства характера, имеют свои патологические биологические корни. Они происходят из больного тела, мозга и, не будучи материальными, несут на себе тяжелую клиническую печать материального происхождения.

Психолог-психотерапевт здесь сплошь и рядом беспомощен, если не учится, по возможности, элементам клинической психиатрии, клинической психотерапии. Клиническая психотерапия вбирает в себя, в сущности, все психотерапевтические механизмы (суггестивный, аналитический, креативный и т. д.), но реализует их по-своему, клинически, то есть в соответствии с клиническими закономерностями, клиническим размышлением и опытом, достаточно строгой системой показаний и противопоказаний (обусловленной дифференциальной диагностикой клинической картины), клинической (прежде всего) оценкой терапевтической эффективности.

Конечно, все это так лишь в соответствии с клиническим мироощущением, в известной мере, противоположным психологическому мироощущению. Но нам остается диалектически жить вместе — для лечения больных и профилактики здоровых.

⇐ Предыдущая 24 25 26 27 282930 31 32 33 Следующая ⇒