Становление энциклопедизма в журналистике. «Торговое направление» и его оппоненты

⇐ ПредыдущаяСтр 8 из 9Следующая ⇒

Новым звеном в непрерывном процессе познания сущности журналистики стала в последекабрьский период концепция печати Н. А. Полевого — издателя «Московского телеграфа». Он подошел к русской журналистике как к особому объекту исследования и попытался представить в хронологической последовательности ее движение, проверить стинность ранее высказывавшихся и современных суждений о ней.

В «Обозрении русских газет и журналов, с самого начала их до 1828 года», «Взгляде на некоторые журналы и газеты русские» и других публикациях «Московского телеграфа» Н. Полевой высказал свое мнение о назначении журнала и обязанностях журналиста. «Журнал, — писал он, — должен составлять нечто целое, полное; он должен иметь в себе душу, которую можно назвать его целью... Журналист в своем кругу должен быть колонновожатым...» Смысл и значение деятельности журналиста заключаются в просвещении общества: «Он должен посвятить себя на службу пользе своих сограждан и действовать по мере своих сил, дарований, образованности и природных склонностей. Назначение высокое: быть органом современных успехов и споспешествовать благу своего отечества! » Такие понятия, как польза, благо отечества, общее мнение, раскрывались Полевым через просветительскую функцию журнала, призванного передавать читателю «новые завоевания в области наук».

По мнению Полевого, русская периодическая печать испытывает тенденцию к разносторонности, энциклопедичности содержания. Анализ современной прессы позволил Полевому сделать вывод о том, что издание с широким охватом знаний и единым взглядом на них лучше всего отвечает потребности настоящей минуты.

Тяготение периодики к энциклопедичности содержания Полевой объясняет изменением социального состава читателей. После обнародования высочайшей грамоты дворянству начал образовываться класс средних между барином и мужиком существ. Полевой объявляет целью журнала «споспешествовать к усилению деятельности просвещения», «к сближению средних состояний с европейскою образованностию». В распространении просвещения, или в росте «невещественного капитала», заинтересованы «обладатели капиталов» и «производители капитала». Все большее число читателей, представителей «третьего сословия», проявляет интерес к энциклопедическим знаниям. В осуществлении этой потребности Полевой видит высокий долг журналиста и собственное предназначение.

Попытка исторически обозреть русскую журналистику с особой остротой ставит перед ним задачи ее периодизации и классификации. При этом он не отрицает социальной детерминированности печати. «Журналистика русская, — заявляет Полевой, — была следствием общественной потребности и может означать собою периоды русской литературы и народного просвещения». Однако он не следует по стопам тех своих предшественников, которые пытались установить основные этапы движения журналистики в соответствии со сменой царствований, а стремится дать периодизацию истории прессы с учетом внутренних особенностей ее развития.

В становлении русской журналистики Полевой видит две «эпохи»: первая — от ее возникновения до «Вестника Европы» Карамзина, вторая — последующее двадцатипятилетие. Среди изданий XVIII в. он выделяет политическую газету, литературно-ученый журнал, «легкие литературные и сатирические журналы» и рассматривает их развитие с учетом издательского замысла, содержания, читательского интереса.

С «Вестника Европы», по словам Полевого, «началось более живости и дельного разнообразия в журналистике». Сама характеристика «Вестника Европы» показывает, что Полевого интересуют типологические особенности последнего и их влияние на периодику: «Сим повременным изданием должно начать новое поколение литературных журналов русских. Карамзин положил ему блестящее начало. До того времени политика ограничивалась газетными известиями; Карамзин начал писать как европейский публицист. Словесность журнальная облекалась в старую, однообразную форму; он дал ей истинно журнальную свежесть и разнообразие».

Полевой впервые посмотрел на развитие литературы сквозь призму журналистики. Такой подход, по его мнению, лучше выявляет роль словесности в жизни общества: «Критическое обозрение истории русской журналистики может показать постепенный ход, разные изменения нашей литературы, постепенность нашего просвещения, заслуги наших писателей гуманистов. Современное отражается ярче всего в повременных изданиях». Попытка Полевого взглянуть на периодическую печать как на самостоятельный объект исследования и прежде всего с точки зрения ее внутреннего развития оказалась плодотворной и нашла последователей.

Одновременно с Н. Полевым об энциклопедизме в журналистике высказались Д. Веневитинов и В. Одоевский. В их представлении последний органически сливался с «систематичностью», под которой они подразумевали изображение частей целого в надлежащем порядке и в связи друг с другом. В статье «Несколько мыслей в план журнала» Веневитинов писал, что журнал, «в коем разнообразие предметов не мешало бы единству целого и представляло бы различные применения одной постоянной системы», следует разделить на две части: «одна должна представлять теоретические исследования самого ума и свойств его, другую можно будет посвятить применению сих же исследований к истории наук и искусств». По его мнению, разнообразие материалов в журнале должно сочетаться с единством системы, а философское, теоретическое начало служить централизующей идеей всех освещаемых в издании предметов, ибо «наука есть стремление приводить частные явления в общую теорию, или в систему познания».

Желание найти «общую алгебраическую формулу», «одну общую теорию», благодаря которой можно было бы привести в систему все человеческие знания, высказал Одоевский в «Парадоксах», помещенных в 1827 г. на страницах «Московского вестника». Он не раз говорил о тщетности деления человеческих знаний на особые науки, поскольку каждая из них в отдельности не дает цельного понятия о предмете. Он мечтал о таком воссоединении наук, при котором достигалось бы единство всей системы. Идеалом для него служил энциклопедизм Ломоносова.

Веневитинов, Одоевский и другие «любомудры» в своих суждениях о журналистике обратились к таким понятиям, как система, теория, предмет, характеризующим основы научного знания. Вместе с тем их абстрактные заключения вызвали критические замечания современников.

Становлению энциклопедической журналистики содействовал «Телескоп» Н. И. Надеждина. В «Обозрении русской словесности за 1833 год» издатель признал, что «существенное назначение» журналов — «быть отголосками современного духа жизни». Надеждин высказался за четкость направления периодического издания: «Журнал должен быть либо то, либо сьо». В задуманном, но неосуществленном труде но истории русской литературы он отвел отечественной журналистике особое место. Как свидетельствует план работы, в периодизации русской прессы своеобразным рубежом для него служил 1834 г. — время появления «Библиотеки для чтения» и оформления «торгового направления» в литературе.

Надеждин не прошел мимо актуальной в 1830-е годы проблемы классификации периодических изданий, предложив их разделение на две группы, существенно отличающиеся друг от друга назначением, важностью и пользою: «одни, посредством коих сами правительства сообщают свои постановления, виды и необходимые известия — журналы и газеты официальные; другие те, кои частными людьми сообща или отдельно издаются для распространения новых мнений, открытий, суждений но всем отраслям просвещения, — журналы и газеты учено-литературные». В свою очередь, лмтературно-ученые издания он разделил на «монографические» и «полиграфические» в зависимости от объема «идей и предметов», а также круга их читателей.

Надеждин считал просвещение читателя важнейшей целью современной журналистики и в этой связи особое значение придавал энциклопедическому журналу. При этом он не сводил энциклопедичность к разнообразию и занимательности изложения материала. По его мнению, журнал «должен иметь твердую и основательную теорию, полную и цельную систему». Это означает разносторонность содержания и заданную организацию конкретных материалов. Рассматриваемые в журнале предметы даются в строгой научной системе и в едином теоретическом ключе. Сама система освещения научных предметов, суть которой составляет универсальность, должна обеспечить неослабевающий интерес читателя к журналу, а теория — сделать излагаемый материал доступным для «обиходного чтения публики».

Сформулированная Надеждиным идея единства и систематичности знания была полемически заострена против приверженцев эмпиризма и нарождавшегося позитивизма.

В журналистике 1830-х годов наметилась тенденция к развлекательности, спекулятивности, беспринципности, которую олицетворяли газета «Северная пчела» Булгарина и Греча и журнал «Библиотека для чтения» Сенковского. Эта тенденция являлась, с одной стороны, порождением последекабрьской реакции, а с другой — следствием проникновения в журналистику буржуазных отношений.

В полемике с изданиями Булгарина, Греча, Сенковского участвовали Пушкин, Гоголь, Белинский, Краевский, Шевырев, с различных эстетических и социальных позиций оценивавшие «торговое направление» и его последствия для русской литературы и печати. Борьба с «литературными промышленниками» побуждала их излагать собственные взгляды на общественную роль прессы и тем самым способствовала активизации теоретической мысли в этой области.

В статье «Публика и журналист», написанной в 1830-е годы, Ф. В. Булгарин заявил от имени публики, что ее интересует только новость, а если таковой нет, ее нужно придумать: «Выдумывайте имена и происшествия, соображая успех всякого дела с моим вкусом и образом мыслей... Представляйте мне как можно более необыкновенного, удивительного, редкого, странного, сверхъестественного, страшного, смешного и вздорного».

Позиция О. И. Сенковского излагалась в объявленной программе «Библиотеки для чтения», согласно которой его журнал оставался совершенно чуждым духу «партий» и не принадлежал ни к какому исключительному литературному учению. Периодическое издание для редактора «Библиотеки для чтения» являлось доходным предприятием, и все пути к этому были приемлемы.

«Торговое направление» осудил открывшийся в 1835 г. «Московский наблюдатель», сотрудники которого, составившие в дальнейшем лагерь славянофилов (И. Киреевский, А. Хомяков) и представителей «официальной народности» (М. Погодин, С. Шевырев), отрицательно относились к буржуазному влиянию вообще. Противостояние «торговому направлению» нашло отражение в декларировавшейся ими ориентации на вкусы «любителей изящного», в желании создавать «литературное мнение, которым возвысится сословие литераторов».

Н. В. Гоголь, исходя из учета читательской психологии, высказал организаторам «Московского наблюдателя» свое мнение о том, как успешнее противостоять «торговому направлению»: «Журнал наш нужно пустить как можно по дешевой цене... Этим одним только можно взять верх и сколько-нибудь оттянуть привал черни к глупой Библиотеке, которая слишком укрепила за собою читателей своею толщиною. Еще как можно более разнообразия! И подлиннее оглавление статей! Количеством и массою более всего поражаются люди. Да чтобы смеху, смеху, особенно при конце. Да и везде недурно нашпиговать им листки. И главное, никак не колоть в бровь, а прямо в глаз! » Он полагал, что журнал должен иметь «один определенный тон, одно уполномоченное мнение».

С критикой представителей «торгового направления», в которых он видел прежде всего могущественных конкурентов, выступил редактор «Литературных прибавлений к „Русскому инвалиду" » А. А. Краевский.

Состояние русской периодической печати 1830-х годов всесторонне рассмотрел В. Г. Белинский в статьях «Литературные мечтания», «Ничто о ничем, пли Отчет г. издателю „Телескопа" за последнее полугодие 1835 г. русской литературы», «О критике и литературных мнениях „Московского наблюдателя" », «Несколько слов о „Современнике" », «Вторая книжка „Современника" », опубликованных на страницах «Молвы» и «Телескопа». Он не только раскрыл сущность «торгового направления» в журналистике, но и объяснил различные мотивы критического отношения к нему современных журналистов.

Сам факт оплаты авторского труда получает положительную оценку Белинского. Он рассматривает его как необходимое явление, диктуемое временем, несмотря на возможные отрицательные моменты. Белинский расценивает оплату труда журналиста как один из путей повышения профессионального уровня изданий и в этой связи апеллирует к опыту европейской прессы: «Разве не деньгами английские и французские журналы достигли той высокой степени совершенства, на которой мы теперь видим их? » Белинский положительно отмечает высокую оплату труда авторов, точность выхода, умение привлекать внимание читателя, свойственные «Библиотеке для чтения». Одновременно он подчеркивает, что положительное само по себе явление может быть использовано в корыстных целях. Так, «Библиотека для чтения», по его словам, пыталась «наделать талантов посредством денег».

В решении указанной проблемы взгляды Белинского совпали с мнениями Пушкина и Гоголя. В то же время критик осудил позицию Шевырева и других сотрудников «Московского наблюдателя», порицавших саму возможность купли-продажи литературного труда.

Столь же обстоятельно Белинский рассмотрел и проблему «журнал — читатель», ставшую актуальной в связи с достижением «Библиотекой для чтения» уже через год после выхода неслыханного ранее тиража — свыше 5 тыс. экземпляров. Изучив географию распространения издания, критик сделал вывод, что «Библиотека для чтения» пользуется успехом в провинции. Это заключение представляло большой теоретический и практический интерес, так как говорило об усилении роли в журнальном деле провинциального читателя. Вскоре издатели публично признали, что без поддержки последнего журнал не может рассчитывать на коммерческий успех.

Разнообразие материалов, умение учесть запросы своих читателей составляют, по мнению Белинского, сильную сторону «Библиотеки для чтения». Однако критик видит весьма существенный недостаток энциклопедического журнала в том, что он слишком низко наклоняется к читателю, потакает вкусам нетребовательной публики, использует «предосудительные» средства для вербовки подписчиков. Белинский делает следующий вывод из анализа ситуации в современной журналистике: «...старайтесь умножить читателей: это первая и священнейшая ваша обязанность. Не пренебрегайте для этого никакими средствами, кроме предосудительных, наклоняйтесь до своих читателей, если они слишком малы ростом, пережевывайте им пищу, если они слишком слабы, узнайте их привычки, их слабости и, соображаясь с ними, действуйте на них». Близость к читателю, теснейший контакт с ним необходим, чтобы развивать его эстетические вкусы и воспитывать его как гражданина. Однако число подписчиков, тираж журнала — не самые главные свидетельства его ценности и успеха в обществе. «Под словом „успех", - замечает критик, - мы разумеем не число подписчиков, а нравственное влияние на публику».

Признавая насущную общественную потребность в энциклопедических изданиях, Белинский одновременно высказывает опасение, что последние могут умножить число всезнаек и верхоглядов, и предлагает «в изданиях такого рода принять какую-нибудь систему», чтобы каждый том «представлял что-нибудь полное, целое, систематическое». По его словам, необходима «тайная, невидимая система, которая бы помогала памяти и, не пугая ученостию, доставляла бы основательные познания о предметах».

Возрастание роли энциклопедического журнала сказалось на судьбе альманаха, который постепенно утрачивает свою роль в литературно-общественной жизни. В 1827 г. в рецензии на альманах «Северная лира» А. С. Пушкин признавал: «Альманахи сделались представителями нашей словесности. По ним со временем станут судить о ее движении».

На страницах «Телескопа» (1832 г.) был дан сопоставительный анализ альманаха в России и на Западе, выявлены причины его успеха. Если в европейских литературах, но мнению анонимного автора, «альманахи составляют роскошь, забаву, игрушку» и служат новогодними сюрпризами, то в России они — «дело немаловажное», своеобразная «ежегодная выставка литературы», а издателей волнует не столько «наружное изящество исполнения», сколько «внутреннее достоинство содержания».

Однако данное суждение об альманахах было высказано уже в канун утраты ими былой славы. Факт охлаждения публики к литературному альманаху в середине 1830-х годов признал Белинский и успех некоторых из них в конце десятилетия отнес на счет отступления от сложившихся особенностей этого типа издания (увеличение объема, преобладание прозы над стихами и пр.). Тяготение к цельности содержания проявили «Альманах на 1838 год» и «Утренняя заря на 1839 год» В. Владиславлева. Большинство альманахов прекратили существование на нервом выпуске, исключение составили «Невский альманах», «Северные цветы», «Денница». Затеянный А. Смирдиным по случаю открытия книжного магазина на Невском проспекте альманах «Новоселье» (1833, 1834) привлек внимание читателей именами лучших писателей и поэтов — Пушкина, Жуковского, Гоголя — и имел целью подготовить публику к появлению «Библиотеки для чтения». Будущий ее редактор Сенковский выступил с фельетоном «Большой выход у сатаны», ставшим сенсацией альманаха. Новое издание Смирдина «Сто русских литераторов» (1839), задуманное как десятитомный сборник оригинальных произведений русской словесности, прекратилось на третьем томе, не оправдав затрат. Белинский отметил роскошный внешний вид издания и отсутствие вкуса в подборе авторов: «Старые писатели смешаны с новыми, гениальные с бездарными, знаменитые с неизвестными, хорошие с плохими».

В отличие от своих предшественников и современников Белинский в 1830-е годы не ограничивается рассмотрением отдельных аспектов развития журналистики, а впервые излагает стройную систему суждений о ней, включающую в себя характеристику предмета и назначения, содержания и структуры, природы творчества, жанров, языка и стиля, принципов редакторской работы. Он исследует специальную терминологию, определяет методы изучения периодической печати и читательской аудитории.

Белинский называет главные профессиональные черты современного журналиста: «умный, ловкий, сметливый, деятельный — качества, составляющие необходимые условия журналиста». Он выявляет отличительные признаки современного периодического издания: «Журнал должен иметь прежде всего физиономию, характер, альманачная безличность для него всего хуже. Физиономия и характер журнала состоят в его направлении, его мнении, его господствующем учении, которого он должен быть органом».

Молодой А. И. Герцен в 1834 г. приходит к сходным выводам в наброске программы издания, заложившей начала его журнальной теории. Он видит цель печатного органа в том, чтобы «следить за человечеством в главнейших фазах его развития, для сего возвращаться иногда к былому, объяснить некоторые мгновения дивной биографии рода человеческого и из нее вывести собственное положение, обратить внимание на свои надежды». Слова Герцена о «строгой системе», «стройности» издания, о том, что «журнал, в коем есть требование на эту стройность, должен ясно определить свое profession de foi, это будет идея его», характеризовали принципы и методы деятельности отечественных журналистов-просветителей и демократов.

В их концепциях печати находили отражение состояние и динамика развития жанров журналистики. Вопрос об отличии журнала от газеты, обсуждавшийся ранее в русской периодике, Н. Полевой рассматривал в связи с соотношением в них информационных и аналитических жанров: «...главное различие между газетою и таким изданием, которого не нужно раздавать в листах, состоит в скорости, обширности и основательности известий. Девиз газеты есть новость, девиз журнала — основательность известий». Таким образом, Полевой подчеркнул новостной характер газеты и аналитический характер журнала.

В энциклопедических журналах упрочили свое положение жанры критики и библиографии. Полевой заявил со страниц первого номера своего издания: «...я полагаю критику одним из важнейших отделений журнала — пусть только будет она умна, правдива, дельна». Сделав критику постоянной частью «Московского телеграфа», он утвердил ее исторические и социальные основы.

Подчеркивая рекомендательную роль библиографии, Полевой звездочками отмечал наиболее значительные произведения, предлагаемые читателям «Московского телеграфа». Позже этот прием использовал Пушкин в «Современнике».

Самостоятельную ценность библиографии в журнале признавал П. И. Надеждин в «Телескопе»: «Библиография имеет великую важность и особенно составляет одну из главнейших потребностей журнального обихода. Будучи изложена в систематической полноте, она представляет верную статистику современного просвещения».

Попытки свести критику к цитированию отрывков из сочинений, хвалебным или порицающим восклицаниям, указаниям на удачные места или на мелкие погрешности теперь воспринимаются как анахронизм. Качество и метод рецензирования «Северной пчелы» являются объектом внимания «Московского вестника» в 1828 г.: «Образ критики в „Северной пчеле" всего более обличает жалкую скудость ее суждений. Все рецензии лучших произведений в оной состоят в выписке некоторых отрывков, приправленной общими местами и пустыми восклицаниями, в маловажных замечаниях на слова, правильное или неправильное употребление, на ошибки грамматические, на опечатки и т. п.»

Белинский сосредоточил внимание на предмете и функции жанров критики и библиографии. Определяя роль первой для обозначения направления журнала, просвещения и образования читателей, он писал: «Критика должна составлять душу, жизнь журнала, должна быть постоянным его отделением, непрерывающеюся и не оканчивающеюся статьею... Без критики журнал есть образ без лица, анатомический препарат, а не живое органическое существо». Основания для выбора жанра дает рассматриваемый объект, сама социальная действительность. Не только объект, но и способ, и цель его познания и отражения играют важную роль. В критической статье необходима основательность решения общественно значимого вопроса, в рецензии — «простое выражение мнения о каком-нибудь литературном предмете».

Рассуждая о специфике жанров критики и библиографии, Белинский никогда не забывает о читателе: «Долг рецензента показать, для какого класса читателей написана та или другая книга». Особую роль в установлении контакта с последним он отводит библиографии, «этой низшей практической критике, столь необходимой, столь важной, столь полезной и для публики и для журнала». Библиография руководит вниманием читателя, предостерегает его от покупки дурных книг, нацеливает на хорошие. Как бы раздвигая им же определенные границы библиографического жанра, он говорит об особом методе разговора с читателем a propos: «...разве по поводу плохого сочинения нельзя высказать какой-нибудь дельной мысли, разве к разбору вздорной книги нельзя привязать какого-нибудь важного суждения? »

Высказывания Белинского о критике и библиографии объективно противостояли принципам «беспристрастной», а точнее вкусовой, критики, которые проповедовала «Библиотека для чтения». Они были направлены против «позитивной», т. е. хвалебной, критики, идеи которой защищали С. Шевырев и другие сотрудники «Московского наблюдателя».

Сначала Полевой, а затем Пушкин и Белинский выявляют различие между критикой и полемикой. Такая потребность возникла в нору острых журнальных столкновений второй половины 1820-х — 1830-х годов, когда полемические статьи и заметки заняли постоянное место в критических отделах и критика нередко сводилась к журнальной полемике. Н. Полевой в обращении «К читателям», помещенном в прибавлении к одному из первых номеров «Московского телеграфа», писал: «...если допустить возражения, опровержения, замечания на замечания и прочую полемическую свиту в состав журнала, ТО статья „Критика и библиография" может изменить свое направление и сделаться шумным полем авторских битв».

Не отождествляя критику с полемикой, Пушкин считал необходимым отметить качества, которые их сближают. Он требовал, чтобы критика, как и полемика, была боевой, целеустремленной. Поэтому он не согласился с замечанием Вяземского о том, что образованный человек «не войдет в бой неравный, словесный или письменный, с противниками, которые не научились в школе общежития цене выражений и приличиям вежливости».

Белинский сосредоточил внимание на главных отличительных признаках критики и полемики: «Цель критики высокая — поверка фактов умозрением, и наоборот; цель полемики низшая — защита здравого смысла». Последняя не означала для него нечто второстепенное, малозначительное: «У нас нападают иногда на полемику, в особенности журнальную... Будь все тихо и чинно, будь везде комплименты и вежливости, тогда какой простор для бессовестности, шарлатанства, невежества: некому обличить, некому изречь грозное слово правды! »

Одним из популярных жанров энциклопедических журналов являлось обозрение. В последекабрьский период рематических разновидностей жанра стало неизмеримо больше: журнальные, театрально-концертные, статистические и пр. Н. Полевой во «Взгляде на русскую литературу 1825 и 1826 гг.» писал: «Обозрение не есть библиографический реестр». Он признал необходимость «исторически обозреть» русскую литературу, чтобы понять закономерности ее развития: «Оглядываясь назад, мы соединяем настоящее с прошедшим и можем угадывать: чего ожидать можно? Должны думать о том, что делать должно? » Популярность жанра он объяснял тяготением читателей к энциклопедическим знаниям.

Над особенностями и причинами популярности жанра размышлял Надеждин в «Обозрении русской словесности за 1833 год». Он отмечал, что «имя обозрений (Revue) становится почти собственным именем периодических изданий в Европе». И этот факт кажется ему символическим: «обозрения» приходят на смену «зрителям» (Надеждин имеет в виду издания с такими названиями), что продиктовано изменениями в читательских настроениях. Читатель изменился потому, что произошли перемены в общественной жизни: все подчинено ответственности, разбору, обозрению.

Распространенность литературного обозрения в прессе сопровождалась девальвацией жанра. Первым обратил на это внимание Белинский. Он осуждал обозревателей за отсутствие в их выступлениях научности («не запасаясь дорогим лорнетом учености, даже иногда вовсе без очков грамматики и здравого смысла»), критического элемента («в сердечной простоте, с теплою верою, с полным убеждением, что они делают дело, а не порют вздор»), конкретности и актуальности («начинали свои обозрения взглядами на состояние земного шара, когда еще на нем не было людей»). Констатируя кризис в развитии жанра, он приходит к выводу о необходимости качественного обновления обозрения в соответствии с запросами современности.

Белинский определил принципы, которыми должен руководствоваться обозреватель, и сам принял их на вооружение. «Я хочу, — заявил он, — чтобы читатели видели, с какой точки зрения смотрю я на предмет, о котором вызвался судить, и вследствие каких причин я понимаю то или другое так, а не этак». Предмет, цель, способ отражения действительности, интересы читателя он выдвинул на первый план в подходе к жанру.

С этих сторон Белинский рассматривал и жанр критической биографии, который утвердился в энциклопедических журналах. Емкое определение жанра Белинский дал в «Литературных мечтаниях». По его словам, в критической биографии «рассматривается весь круг деятельности того или другого писателя, определяется степень его влияния на современников и потомков, разбирается дух его творений вообще, а не частные красоты или недостатки, берутся в соображение обстоятельства его жизни, дабы узнать, мог ли он сделать больше того, что сделал, и объяснить, почему он делал так, а не этак; и уже по соображении всего этого решают, какое место он должен занимать в литературе и какою славою пользоваться».

Одновременно с Белинским значение биографических материалов признавал Герцен, отмечавший, что «жизнь сочинителя есть драгоценный комментарий к его сочинениям».

Вопросы методики создания критических биографий привлекали внимание Н. Полевого. Он сочувственно цитировал слова французского литератора о том, что критик должен ознакомиться не только с опубликованными творениями писателя, но и с его дневниками и перепиской: «Сообразить одни с другими все сии памятники его жизни и воссоздать из них для себя живое создание! » По его мнению, необходимо всесторонне знать личную и общественную жизнь писателя, чтобы показать «образ поэта из его творений». При этом Полевой не считал описание подробностей жизни писателя самоцелью критической биографии. Обстоятельства личной и общественной жизни писателя объясняют причины, способствующие или препятствующие раскрытию таланта.

Полевой ориентировался в своих высказываниях на психологическую критику Сент-Бева и написанные им биографии, получившие в 1830-х годах распространение не только во Франции, но и в других странах. Однако суждения русского журналиста о жанре критической биографии имели ту отличительную особенность, что не только не игнорировали причинные связи явлений и влияние на деятельность писателя общественно-исторических условий, но признавали их в качестве особенно важных.

В пору расцвета энциклопедического журнала широкое распространение наряду с обозрением и критической биографией получила научно-популярная статья. «Журнальная или альманачная ученая статья, — писал Белинский, — не может изложить никакого знания во всей полноте его, но может представить его сущность и результаты, но для этого нужно занимательное и ясное изложение и хороший язык; в чем же нет ни того, ни другого — того, поверьте, никто читать не будет». Выявляя специфику жанра, критик рассматривал в комплексе вонросы содержания, языка и стиля, типа издания, читательского интереса.

Энциклопедический журнал, рассчитанный на широкий круг читателей, диктовал свои требования к языку и стилю публикаций. Не случайно Н. Полевой, призывая к участию в «Московском телеграфе» философов и историков, ставил перед ними такие условия: пусть философ говорит «улыбаясь», «историк пусть расскажет нам что-нибудь занимательное, важное, но расскажет легко и приятно».

Таким образом, в 1826-1830-е годы в типологической системе периодической печати лидерство постепенно переходит от альманаха к энциклопедическому журналу. Его назначение, структура, жанры, язык становятся объектом пристального внимания современников. Утверждающееся на русской почве «торговое направление» в журналистике вызывает острую полемику.

⇐ Предыдущая 1 2 3 4 5 6 789 Следующая ⇒