Caтирические журналы И. И. Новикова («Трутень», «Пустомеля», «Живописец», «Кошелек»)

⇐ ПредыдущаяСтр 3 из 9Следующая ⇒

Особое место среди периодических изданий конца 1760-х — начала 1770-х годов занимали журналы Николая Ивановича Новикова. Именно благодаря активности этого писателя в полемике с официальной линией «Всякой всячины» и безотносительно к ней сформировались реальные предпосылки того направления в журналистике и шире — в русской литературе XVIII в., которое составило национальную модификацию дворянского просветительства этого столетия. К данному направлению примыкали Л. П. Сумароков и Д. И. Фонвизин, позднее к нему примкнет молодой А. И. Радищев. Вокруг новя-ковских журналов сплачивался круг авторов, критически воспринимавших отдельные аспекты внутренней политики Екатерины II, и не исключено, что сама идея организовать свои издания возникла у Новикова после того, как ему и его единомышленникам стало окончательно ясно, кто стоит за изданием «Всякой всячины».

Первый журнал Новикова «Трутень» начал выходить 1 мая 1769 г., и вплоть до 27 апреля 1 770 г. петербургские читатели могли каждую неделю получать листы этого журнала. Печатался «Трутень» в типографии Академии наук, и на первых норах, в 1769 г., тираж его превышал 1200 экземпляров. В 1770 г. тираж несколько снизился — до 750 экземпляров. И тем не менее журнал пользовался огромным успехом у читателей. Не случайно позднее лучшие статьи «Трутня» Новиков включил в третье и четвертое издания другого своего журнала — «Живописец» (1775 и 1781 гг.).

Новикову удалось объединить на страницах «Трутня» известных в тo время русских писателей. В числе его сотрудников были Д. И. Фонвизин, Ф. Л. Эмин, А. О. Аблесимов, М. И. Попов, В. И. Майков, А. Л. Леонтьев, возможно, М. В. Храповицкая-Сушкова и др. Есть серьезные основания утверждать об участии в журнале А. П. Сумарокова, имя которого становится своего рода идейным знаменем нового издания. Эпиграфами для первых номеров «Трутня» на каждый год Новиков избирает цитаты из притч Сумарокова: «Они работают, а вы их труд идите...» (из притчи «Жуки и пчелы») и «Опасно наставленье строго, Где зверства и безумства много» (финал притчи «Сатир и гнусные люди»). На пример Сумарокова, в частности на его комедию «Лихо-имен», ссылается Новиков, отстаивая свою позицию в споре со «Всякой всячиной» о предназначении сатиры и о допустимости «критики, писанной на лицо». Имя Сумарокова фигурирует в материалах «Трутня», посвященных вопросам литературной борьбы тех лет. «Славной российской стихотворец», «сравнившийся в баснях с Лафонтеном, в эклогах с Вергилием, в трагедиях с Расином и Вольтером» — подобными эпитетами сопровождается всякий раз упоминание имени Сумарокова в журнале.

Другой писатель, чьи сочинения с похвалой отмечаются в «Трутне» и чье участие в издании журнала не подлежит сомнению, — это Д. И. Фонвизин. Так, в двух номерах журнала им были опубликованы два письма некоего дяди к племяннику. В обоих письмах нажившийся на взятках на воеводстве дядя уговаривает своего племянника Ивана покинуть деревню и вступить в приказную службу, красочно описывая те блага, которые может принести ему «судейская наука». Он готов помочь молодому человеку в овладении необходимыми навыками. В контексте сатирической прозы Фонвизина самоуверенные рассуждения дяди по-своему предвосхищают блестящие откровения другого дяди — Ермолая Трифоновича из цикла писем родных к Фалалею, опубликованных позднее в журнале «Живописец».

Но основной вклад в наполнение журнала сатирическими материалами принадлежит самому Новикову. «Трутень» отличается от других журналов необычайным многообразием представленных в нем жанров прозаической сатиры. Помимо нравоописательных очерков и форм сатирической эпистолярии Новиков почти в каждом номере журнала помещает рубрику пародийных «Ведомостей», печатает острые сатирические «рецепты», в которых дает портреты господ-самодуров или тщеславных пустоголовых щеголей и кокеток. Здесь он продолжает традиции пародийных курантов и юмористических лечебников XVII в. Параллельно к этим материалам в новиковском журнале публикуются мастерские мистификации, поразительные по своей жизненной достоверности и художественной выразительности, создающие ощущение подлинных документов. Таковы, например, «Копии с отписок крестьян к своему помещику» и ответная «Копия помещичьего указа крестьянам».

Из номера в номер в «Трутне» ведется раздел «Ведомости», содержащий известия, якобы поступившие из разных городов России, а также различного рода объявления вроде сообщений о подрядах, купле и продаже, приезжающих и отъезжающих и т.п. Вот образец подобного рода материалов: «Из Кронштата. На сих днях прибыли в здешний порт корабли: 1. Trompeur из Руана в 18 дней; Vettilles из Марсельи в 23 дни. На них следующие нужные нам привезены товары: шпаги французские разных сортов, табакерки черепаховые, бумажные, сургучные, кружевы, блонды, бахромки, манжеты, ленты, чулки, шляпы, шпонки и всякие так называемые галантерейные вещи; перья голландские в пучках чиненные и нечиненные, булавки разных сортов и прочие модные мелочные товары, а из петербургского порта на те корабли грузить будут разные домашние наши безделицы, как то: пеньку, железо, юфть, сало, свечи, полотны и проч. Многие наши молодые дворяне смеются глупости господ французов, что они ездят так далеко и меняют модные свои товары на наши безделицы». Беспристрастный тон сообщения, имитирующего газетную информацию, придает сообщаемому факту видимость серьезности. Но уже французские названия кораблей, (Trompeur — «обманщик», Vettilles — «безделицы, побрякушки») служат первым сигналом, указывающим на пародийную установку сообщения. Полная скрытой иронии заключительная фраза не оставляет сомнений в позиции автора. Это едкая сатира на порядок ведения торговых дел, когда богатства страны, созданные трудом народа, обмениваются на модные безделушки, служащие удовлетворению прихоти пресыщенных бездельников и щеголей благородного сословия. А вот пример пародийного объявления о «подрядах»: «В некоторое судебное место потребно правосудия до 10 иуд; желающие в поставке оного подрядиться могут явиться в оном месте».

Если обратиться к другой форме сатирических обличений, используемой Новиковым в «Трутне», — форме рецептов пародийного лечебника, то здесь демократизм позиции автора имеет прямую полемическую направленность против методов сатиры, насаждавшихся «Всякой всячиной». Журнал Екатерины тоже занимался выдачей рецептов своим читателям, рекомендуя либо лекарство от бессонницы — читать «Тилемахиду» Тредиаковского, либо средство от неверности жены — изменять самому. Демократизм Новикова питается горячим сочувствием к судьбам тружеников, оказывающихся жертвами прихотей и своеволия господ. В «рецептах» «Трутня» раскрывается страшный облик закоснелых в своей бесчеловечности крепостников, таких, например, как Безрассуд, который «болен мнением, что крестьяне не суть человеки, но крестьяне, а что такое крестьяне, о том знает он только потому, что они крепостные его рабы». Рецепт, выдаваемый Безрассуду, таков: «Безрассуд должен всякой день по два раза рассматривать кости господские и крестьянские до сих пор, покуда найдет он различие между господином и крестьянином».

Галерею «больных» дополняет его превосходительство г. Недоум — вельможа, который «ежедневную имеет горячку величаться своею породою... Он желает, чтобы на всем земном шаре не было других тварей, кроме благородных, и чтоб простой народ совсем был истреблен...» Вот рецепт, который издатель «Трутня» дает кичливому Недоуму: «Надлежит больному довольную меру здравого привить рассудка и человеколюбия, что истребит из него пустую кичливость и высокомерное презрение к другим людям... Мнится, что похвальнее бедным быть дворянином или мещанином и полезным государству членом, нежели знатной породы тунеядцем, известным только по глупости, дому, экипажам и ливреям».

Поразительны по силе обличительного пафоса «письма», печатавшиеся на страницах «Трутня», и материалы, ими тировавшие подлинные документы. Таковы упоминавшиеся выше «Копии с отписок крестьян своему помещику» и «Копия помещичьего указа крестьянам», содержание которых было посвящено теме отношений помещиков с крестьянами. Смелость и новаторство Новикова проявились в том, что это был первый случай, когда голос угнетенного крестьянства зазвучал на страницах периодического печатного органа в такой, например, форме: «...да послано к тебе, государь, прошлой трети недоборных денег с сельских и деревенских сорок три рубли двадцать копеек, а больше собрать не могли: крестьяне скудны, взять неце. нынешним годом хлеб не родился, насилу могли семена в гумны собрать. Да Бог посетил нас скотским падежом, скотина почти вся повалилась; а которая и осталась, гак и ту кормить нечем, сена были худые, да и соломы мало, и крестьяне твои, государь, многие пошли по миру».

Из приведенного отрывка вырисовывается картина бедственного положения крестьян. И полным контрастом звучат слова помещичьего указа: «Человеку нашему Семену Григорьевичу. Ехать тебе в **** наши деревни, и по приезде исправить следующее: 1. Проезд отсюда до деревень наших и обратно иметь на щет старосты Андрея Лазарева. 2. Приехав туда, старосту при собрании всех крестьян высечь нещадно за то, что он за крестьянами имел худое смотрение и запускал оброк в недоимку, и после из старост его сменить, а сверх того взыскать с него штрафу сто рублей...» Язык господского указа имитировал стиль официальных постановлении, что придавало частному факту помещичьего произвола широкий обобщающий смысл. Подобная сатира граничила по своим художественным приемам с публицистическим документальным жанром. Не случайно Н. А. Добролюбов в статье «Русская сатира екатерининского времени» сопроводил анализ «отписок» следующим замечанием: «Эти документы так хорошо написаны, что иногда думается: не подлинные ли это».

Таковы основные, наиболее яркие и новаторские формы журнальной прозаической сатиры, использованные Новиковым на страницах «Трутня», хотя ими далеко не исчерпывается все богатое содержание журнала. «Трутень» продолжал выходить до апреля 1770 г. Прекращение издания произошло, по-видимому, не без административного воздействия. О препятствиях, которые чинили «Трутню», можно судить по характерному объявлению, помещенному в сатирических «Ведомостях» листа XVIII от 25 августа: «Издателю Трутня для наполнения еженедельных листов потребно простонародных сказок и басен: ибо из присылаемых к нему сатирических и критических пиес многие не печатают; а напечатанные без всякого стыда многие принимают на свой счет, и его злословят за то повсеместно».

Вскоре после прекращения издания «Трутня» Новиков предпринимает выпуск нового журнала «Пустомеля». В выборе названия он, по-видимому, воспользовался примером английского нравоучительного журнала «Болтун» (" The Tatler" ), но, как и в предыдущем случае, кажущаяся несерьезность названия был? исполнена явной иронии. «Пустомеля» начал печататься с июня 1770 г. и выходил в течение двух месяцев тиражом 500 экземпляров. Материалы публиковались также анонимно, хотя и в этом издании Новиков привлекал к участию других авторов. Среди сотрудников «Пустомели» мы вновь видим Д. И. Фонвизина, а также востоковеда-переводчика А. Л. Леонтьева.

В этом издании Новиков несколько отошел от чисто сатирической направленности в отборе материалов, помещаемых на его страницах, и уже в первом, июньском номере напечатал начало нравоописательной повести «Историческое приключение». Сочинение это интересно тем, что в нем мы имеем дело с попыткой изобразить в повествовательной форме живые образцы правильного патриотического воспитания в духе следования исконным русским добродетелям, главной из которых является служение интересам Отечества. Таков юный Добросерд, сын новгородского дворянина Добронрава, обучаемый всем новым наукам, иностранным языкам и в то же время остающийся верным простому укладу жизни предков без всякого увлечения модными привычками к щегольству и верхоглядству. Идеальными предстают и его отношения с соседской девушкой Миловидой, его невестой. Обрученный с нею, он все же едет служить в армию. Повесть осталась незавершенной, но показательна попытка Новикова противопоставить системе образования, основанной на подражательности, совершенно естественный взгляд на проблему воспитания, соответствующий потребностям нации и не зависящий от моды.

Другим материалом такого плана можно считать помещенное в следующем, июльском номере «Завещание Юнджена Китайского Хана к его сыну». Переведенное с китайского языка А. Л. Леонте-вым, это сочинение представляет образ идеального правителя, скромного в обхождении с зависимыми от него людьми и полностью лишенного тщеславия, заботящегося лишь о нуждах государства и благополучии подданных. И предвидя смертный конец, Юнджен меньше всего думает о себе. Данная публикация также вписывалась в просветительскую программу Новикова, но теперь это было завуалированным прокламированием постулатов просвещенного абсолютизма, именно той концепции монархической власти, сторонницей которой стремилась представить себя Екатерина П.

Острейшей социальной сатирой является опубликованное в том же номере сочинение Д. И. Фонвизина «Послание к слугам моим Шумилову, Ваньке и Петрушке». В этом «Послании» устами слуг автора дается картина поголовной продажности и безнравственности власть имущих, не исключая и служителей культа.

Попы стараются обманывать народ. Слуги — дворецкого, дворецкие — господ. Друг друга — господа, а знатные — бояря нередко обмануть хотят и государя. За деньги самого всевышнего творца готовы обмануть и пастырь и овца.

Так отвечает на вопрос «Зачем сей создан свет? » кучер Фонвизина Ванька. Для камердинера Петрушки свет также предстает зрелищем, где каждый играет свою роль, руководствуясь одной целью — корыстью. Это яркий образец воинствующей сатиры в духе идей французского Просвещения XVIII в., не исключая и прокламирования постулатов деизма. И не случайно автор данного послания был обвинен в безбожии. Вполне вероятно, что закрытие «Пустомели» могло быть негласно связано с этой публикацией.

Был в журнале и раздел «Ведомое гей», свободный от социально-сатирической окрашенности. Основной темой «Ведомостей» стало освещение событий русско-турецкой войны. Примечательным новшеством раздела явилось помещение в нем, пожалуй, первых в русской периодической печати театральных рецензий на отечественные спектакли. Рецензии были посвящены выдающимся деятелям русского театра XVIII в. —драматургу А. П. Сумарокову, актеру А. И. Дмитревскому и актрисе Т. М. Троепольской. Так, в июньских «Ведомо-стях» сообщалось о гастролях в Москве актера Дмитревского, сыгравшего главную роль в трагедии Сумарокова «Семира», а также отличившегося в драме Бомарше «Евгения». Оценка игры актера была выше всяких похвал, что свидетельствовало о высокой степени театральной культуры московских зрителей. Попутно в рецензии содержалась информация о текущем репертуаре театра.

Другая рецензия, помещенная в июльском номере, посвящена постановке одной из лучших трагедий Сумарокова «Синав и Трувор» на петербургской сцене. Особо отмечалась игра актеров: «...надлежит отдать справедливость, что г. Дмитревский и г-жа Троепольская привели зрителей во удивление. Ныне уже в Петербурге не удивительны ни Гаррики, ни Ликены, ни Госсенши. Приезжающие вновь французские актеры и актрисы то подтверждают». Подобные рецензии на страницах «Пустомели» также отражали стремление Новикова сочетать программу обличительной сатиры с утверждением собственных отечественных ценностей в области культуры.

В 1772 г. Новиков предпринимает выпуск нового журнала под названием «Живописец». В нем традиции журнальной сатиры, заложенные «Трутнем», нашли свое дальнейшее продолжение. Правда, наученный горьким опытом, Новиков теперь старательно маскирует наиболее острые в критическом отношении материалы, искусно перемежая их с публикациями панегирических сочинений в стихах и прозе.

Свой новый журнал Новиков посвятил «неизвестному г. сочинителю комедии " О время! " ». Этим «сочинителем» был не кто иной, как сама Екатерина II. Как раз в 1772 г. императрица решила испытать себя в новом амплуа — драматурга. Она сочиняет несколько нравоописательных комедий, в которых, как бы продолжая традиции журнала «Всякая всячина», под видом отвлеченной сатиры на нравы высмеивает несогласных с ее политикой — естественно, в завуалированной форме и анонимно. Новиков в своем посвящении искусно использовал это обстоятельство. Отмечая смелость в обличении пороков, представленную «неизвестным сочинителем» комедии «О время! », издатель «Живописца» черпает в этом уверенность в успехе своего нового издания: «Вы открыли мне дорогу, которой я всегда страшился, вы возбудили во мне желание подражать вам в похвальном подвиге исправлять нравы своих единоземцев», — заявляет он на первой же странице издания, как бы беря венценосного анонима в свои союзники. В то же время по насыщенности сатирой и остроте отдельных помещенных в «Живописце» материалов журнал не имел себе равных среди изданий 1769-1772 гг.

«Живописец» выходил с апреля 1772 по июнь 1773 г., имея тираж 636 экземпляров за 1-е полугодие и 758 экземпляров за 2-е полугодие. Среди сотрудников Новикова мы видим Екатерину II и княгиню Е. Р. Дашкову, Д. И. Фонвизина, молодого А. Н. Радищева, поэтов П. С. Потемкина, В. Г. Рубана, Ф. В. Каржавина, М. В. Сушкову.

В этом журнале Новиков вновь помещает произведения, привлекавшие внимание читателей к одной из самых животрепещущих проблем общественной жизни России того времени — проблеме угнетенного положения русского крепостного крестьянства. В числе таких произведений прежде всего следует назвать знаменитый «Отрывок путешествия в*** И*** Т***». Помещенный в 5-м листе «Живописца», этот короткий очерк содержал потрясающие по силе обличения описания тех бесчеловечных условий, в которых приходилось жить обреченным на бесправие, запуганным и доведенным до нищеты крестьянам, составлявшим основную массу населения России. Относительно автора этого сочинения долгое время шли споры. Ряд ученых считает автором «Отрывка...» А. Н. Радищева. Им противостоит точка зрения, согласно которой автором следует считать 11. И. Новикова. Проведенные в 1970-е годы архивные разыскания помогли обнаружить документы, подтверждающие авторство А. Н. Радищева.

Картины посещения путешественником деревни Разоренной далеко перерастали значение частного факта, приобретая масштабы символического обобщения. Описание бесчеловечных условий быта крестьян дополнялись живой картиной страха, который испытывали крестьянские ребятишки от одного вида барской коляски; они боятся к ней подойти, и это вызывает реплику автора: «Вот плоды жестокости и страха, о вы, худые и жестокосердные господа! Вы дожили до того несчастья, что подобные вам человеки боятся вас, как диких зверей».

Публикация «Отрывка...» вызвала настолько сильный резонанс, что Новикову пришлось в 13-м листе своего журнала срочно поместить статью «Английская прогулка», где, защищая позицию, выраженную в очерке, он в то же время постарался смягчить обобщающий пафос обличения. «Пусть скажут господа критики, кто больше оскорбляет почтенный дворянский корпус, я еще важнее скажу, кто делает стыд человечеству: дворяне ли, преимущество свое во зло употребляющие, или ваша на них сатира? »

Публикацией другого замечательного сатирического сочинения — цикла писем к Фалалею — Новиков раскрывал перед читателем оборотную сторону крепостнической системы: разлагающее влияние рабства на представителей правящего дворянского сословия. Нравственное ничтожество родителей Фалалея производило тем более ужасающее впечатление, что в их полной власти находились крепостные крестьяне, которых они нещадно грабили, не считая за людей. «С мужиков ты хоть кожу сдери, так не много прибыли... пять дней ходят они на мою работу, да много ли в пять дней сделают; секу их нещадно, а все прибыли нет...» — откровенничает Трифон Панк-ратьевич, отец Фалалея. О принадлежности этих материалов перу Д. И. Фонвизина также шли споры, но в настоящий момент неоспоримость его авторства доказана полностью. Картины быта уездных дворян, встававшие со страниц «Живописца», имеют прямые переклички со сценами быта семейства Пpocтаковых из комедии Фонвизина «Недоросль».

Использует Новиков в «Живописце» и те формы сатиры, которые с таким блеском применялись им на страницах журнала «Трутень». Он продолжает традицию сатирических «Ведомостей», помещает в 10-м листе «Опыт модного словаря щегольского наречия», где остроумно высмеивает новомодных поклонников французских нравов и новейшую манеру изъясняться светским образом — вроде, например, употребления словечка ах. «Мужчина, притащи себя ко мне, я до тебя охотница. — Ах, как ты славен! Ужесть, ужесть, я от тебя падаю!.. Ах... Ха, ха, ха! Ах, мужчина, как ты не важен! »

Из повествовательных форм нравоописательной сатиры на страницах «Живописца» можно выделить емкое по содержанию, хотя и небольшое по объему, анонимное сочинение «Следствия худого воспитания», которое, несмотря на очерковый характер, может рассматриваться как эскизный набросок романа о воспитании.

Новиков дважды переиздал «Живописец», включив в 3-е издание 1773 г. наиболее интересные материалы из своего первого журнала. Потребность в подобных переизданиях свидетельствовала о большой популярности журналов Новикова. Впрочем, содержание «Живописца» в 1773 г. по остроте включенных в него материалов значительно уступало первым номерам. Видимо, негласная цензура сказывалась на направлении издания. В 3-м и 4-м листах Новиков перепечатывает опубликованное еще в 1771 г. сочинение Д. И. Фонвизина «Слово на выздоровление Его Имп. Высочества, государя цесаревича, великого князя Павла Петровича», а в листах 6-7 и 13-17 печатаются переводы сатир французского поэта-сатирика XVIII в. Н. Буало (VIII сатира «На человека» и X сатира «На женщин»). Эти материалы не шли, конечно, ни в какое сравнение с разящими зарисовками поместного быта, представленными в письмах к Фалалею или в очерке А. Н. Радищева.

При всем критическом отношении к отдельным аспектам внутренней политики Екатерины II Новиков постоянно сохранял веру в концепцию просвещенного абсолютизма и именно в дворянстве видел руководящую силу общества. Искренне сочувствуя угнетенному положению крестьянства, решение основного для крепостнической системы вопроса он переводил, в сущности, в сугубо моральную плоскость. Главным и единственным средством исправления существующих социальных зол он считал просвещение людей, пробуждение в них нравственной добродетели. Сатира и рассматривалась им как одна из наиболее действенных форм нравственного воспитания сограждан. Содержание «Трутня» и «Живописца» и должно было служить выполнению этой задачи.

Последним сатирическим изданием Новикова был его журнал «Кошелек», начавший выходить в июле 1774 г. и просуществовавший всего около трех месяцев, до 8 сентября. Издание было еженедельным, сведений о его тираже не сохранилось.

После ошеломляющего успеха «Живописца», с его острыми обличительными выступлениями, вновь наблюдается спад. Сатирический пафос критики общественного строя и развращенности нравов правящего сословия уступает в «Кошельке» место отстаиванию идей национальной самобытности и духовных отечественных ценностей; налицо преобладание чисто позитивной программы. Объектами нападок теперь выступают в основном представители страны, в которой издатель видит источник упадка нравственности российского дворянства, т. е. французы.

Название «Кошелек» для своего нового журнала Новиков выбрал не случайно. Смысл его он обещает разъяснить читателям в предисловии, но обещание осталось невыполненным. И тем не менее некоторые предположения на этот счет можно высказать. Слово кошелек в XVIII в. имело несколько значений, и помимо предмета для хранения денег кошельком называлась часть модного туалета в виде кошеля, предохранявшего воротник от осыпавшейся с парика пудры. По всей вероятности, оба эти значения питают иносказательный подтекст выбранного Новиковым названия своего журнала. Один из аспектов такого подтекста состоит в подчеркнутом патриотизме, окрашивающем содержательный пафос нового издания. Но некоторые материалы, помещенные в журнале, позволяют предположить и присутствие в нем скрытой идеи превращения карманов русских дворян в некий бездонный кошель, искусно опустошаемый ловкими заезжими авантюристами.

Богатством содержания «Кошелек» не отличался, но направленность его пафоса очевидна. Уже в самом первом листе позиция издателя была заявлена прямо и без обиняков, начиная с посвящения. «Отечеству моему сие сочинение усердно посвящается», — значилось на первой странице. И следовавшее затем обращение к читателям «Вместо предисловия» раскрывало исходные идейные установки редакции: «Две причины побудили меня издавать во свет сие слабое творение и посвятить оное Отечеству моему: первая, что я, будучи рожден и воспитан в недрах Отечества, обязан оному за сие служить посильными своими трудами и любить оное, как я и люблю его по врожденному чувствованию и почтению ко древним великим добродетелям, украшавшим наших праотцов».

Эта открыто заявленная ретроспективность позиции издателя означала качественный сдвиг в осмыслении тех духовных ценностей, которые издатель «Кошелька» выдвигал в качестве нравственной опоры своего мировоззрения. Упования на умозрительные постулаты обращенного в будущее гуманизма, проповедовавшиеся идеологами европейского Просвещения, теперь уступают место опоре на традиции отечественного прошлого. Не случайно за два года до выпуска «Кошелька» Новиков предпринял несколько необычное, основанное на архивах издание «Древняя российская Вивлиофика», в котором публиковались исторические документы и памятники национальной старины. Издание продолжалось до 1775 г., и всего было выпущено 10 томов.

В «Кошельке» превознесение добродетелей предков становится базой для оценки того упадка нравов, который составлял одну из отличительных черт дворянства того времени. Впрочем, в этой жизни Новиков стремится найти и положительные примеры. Принципиальным в этом отношении является помещенный во 2-м и 3-м листах журнала материал — два сатирико-нравоучительных разговора: «I. Между Россиянином и Французом» и «II. Между Немцем и Французом».

Перед нами дне бытовые сценки. В первой проигравшийся в карты француз, выдающий себя здесь, в России, за дворянина, будучи на деле сыном стряпчего, выманивает у русского, учителем детей которого он собирается стать, деньги. Француз говорит, что поражен благожелательностью людей в России. На что его новый хозяин замечает: «Если вы побольше узнаете мое Отечество, то сему действию моему удивляться перестанете. Россияне все к добродеянию склонны. С не меньшим удовольствием оказывают они всякие вспоможения, с каковым другие приемлют оные; и это, по мнению моему, есть должность человеческая. <...> Предки и наши во сто раз были добродетельнее нас, и земля наша не носила на себе исчадий, не имеющих склонности к добродеянию и не любящих свое Отечество». В последней фразе уже заключен скрытый полемический намек в адрес дворян, утративших прежние нравы.

Второй разговор происходит между французом и немцем, который знал француза но Голландии, где тот служил парикмахером. Немец резонно спрашивает француза, чему он собирается учить в России дворянских детей. Ответ поражает откровенным цинизмом: «...добрые ли будут иметь склонности воспитанники мои или худые, для меня это все равно, лишь бы только воспитались они с любовью ко французам и с отвращением от своих соотечественников, а в прочем какая мне нужда. Глупо делают родители их, что поручают воспитание детей своих мне; а я, напротив того, делаю очень умно, желая получать деньги даром. <...> В должность учителя вступаю я не для того, чтобы в состоянии был вправду учить моих воспитанников; но для того, чтобы запастись деньгами, коих я теперь не имею». Таков облик французского «учи геля».

Источник падения нравов российского дворянства Новиков видит в том бездумном преклонении перед французской модой, которая охватила русское общество, и в забвении традиций прошлого. В пробуждении уважения к этим традициям, в возвращении к добродетелям предков и видит теперь свою главную задачу издатель «Кошелька».

На изменение позиции Новикова в отношении объектов сатиры, выводимых в новом журнале, несомненно, повлияли и события внутриполитической жизни России тех лет. На юго-восточных окраинах империи и на Урале полыхала крестьянская война 1773-1775 гг. под предводительством Емельяна Пугачева. Проблема отношений между помещиками и крестьянами обозначилась особенно остро. И в этой связи симптоматичным было помещение в 6-м листе журнала анонимной одноактной пьески «Народное игрище», структурно сочетавшей в себе черты комической оперы и мелодрамы. Идиллическое изображение добрых помещиков, заботящихся о благе и воспитании своих крестьян, положено в основу этой пьески. В рамках мелодраматического сюжета о любви помещичьего сына к крестьянке, которая на деле оказывается дочерью дворянина, следуют нравоучительные рассуждения и бар, и самих крестьян, призванные утвердить идею утопического единения интересов господ и земледельцев. В текст пьесы введены народные песни, пословицы, поговорки, автор пытается имитировать крестьянскую речь. Эта публикация подтверждает отход Новикова от прежней своей позиции сатирика в сторону поиска позитивных сторон современной ему действительности.

В 4-м и 5-м листах Новиков помещает присланное в редакцию письмо от неизвестного корреспондента, взявшего под защиту французские моды и резко критически воспринявшего идеи о превосходстве нравов наших предков над современными, испорченными европейским просвещением. Издатель сопроводил публикацию этого материала обещанием ответить на выдвинутые в нем обвинения русских в отсталости и невежестве. Но ответа не последовало. В последнем, 9-м номере была помещена «Ода России», и на этом «Кошелек» прекратил свое существование. О причинах прекращения издания можно только строить предположения. Скорее всего, Новиков испытывал недостаток материалов, соответствовавших идейной направленности журнала, к тому же издание «Древней российской Вивлиофики» по-своему отвечало тем же задачам, которые он ставил перед собой в «Кошельке».

Таким образом, попытка Екатерины II использовать периодику в собственных политических целях путем внедрения на русской почве традиций английской журналистики привела не к тем последствиям, на которые рассчитывала императрица. Появление «Всякой всячины» вызвало острую полемику. Вместо консолидации общественного мнения вокруг своего печатного органа Екатерина II своей инициативой породила оппозицию, сплотившую в себе ее идеологических оппонентов, лидером которых выступил Новиков. Поэтому главным следствием активизации журналов в этот короткий отрезок времени следует считать открытое размежевание в выполнении литературой, в лице издателей журналов, ее просветительских функций. Размежевание это произошло на идеологической основе. Отход от практики меценатства, превращение журналов в самостоятельную общественную силу знаменовали резко возросшую роль периодической печати в духовной жизни общества. Другим следствием развернувшейся полемики, учитывая особую ориентированность изданий на широкого читателя, была несомненная демократизация журналистики.

Тема 4. Журналистика последней четверти XVIII века – лекция 6 часов

1) Основные направления развития «Указ о вольных типографиях» (1783), новое направление цензурной политики; указ «Об ограничении свободы книгопечатания …» (1796 г.), указ 1798г.

2) Литературные журналы («Вечера», «Санкт-петербургский вестник», «Собеседник любителей российского слова», «Утренние часы»).

3) Научные издания «Академические известия», «Новые ежемесячные сочинения».

4) Издательская деятельность Н.И. Новикова («Московские ведомости», приложения и «Прибавления» к ним, «Московское ежемесячное издание», «Вечерняя заря»).

5) «Беседующий гражданин» - издание Общества друзей словесных наук.

6) Политико-информативные официальные и частные издания («Собрание новостей», «Зеркало света», «Новый Санкт-Петербургский вестник», «Политический журнал»).

7) Журналы И.А. Крылова и его группы («Почта духов», «Зритель», «Санкт-Петербургский Меркурий»).

8) Издания Н.М. Карамзина («Московский журнал», альманахи «Аглая», «Аониды»)

9) «Санкт-Петербургский журнал» И.П. Пнина.

10) Публицистика А.Н. Радищева.

11) Зарождение провинциальной публицистики.

⇐ Предыдущая 1 234 5 6 7 8 9 Следующая ⇒