ИВАН АФАНАСЬЕВИЧ РЯБОВ (1902-1958)

Автор: Александр Бойников, кандидат филологических наук, член Союза писателей России, г. Тверь.

Судьба Ивана Афанасьевича Рябова одновременно и типична, и необычна. Он принадлежал к поколению, чей духовный потенциал был разбужен и востребован Октябрём 1917-го. Из грамотея-селькора Рябов вырос до известного всей стране очеркиста и фельетониста газеты « Правда» и журнала « Крокодил». В 1970-е гг. Калининская областная организация Союза журналистов даже присуждала премии его имени.

Родился И. А. Рябов 25 (12) сентября 1902 г. в деревни Малые Селищи Тверского уезда Тверской губернии (ныне Калининский район Тверской области) в бедной крестьянской семье. Первоначальное образование он получил в Беле-Архиерейской школе второй ступени.

Сразу после революции Иван Рябов, полный нерастраченной юношеской энергии, бросается в круговерть общественных дел родной деревни. В должности сельского библиотекаря и особенно – секретаря волостного исполкома он общается с множеством людей, сталкивается с самыми неожиданными ситуациями. Одна из них и приоткрыла пареньку дверь в журналистику. В 1919 г. в разделе « Хроника» газеты « Известия Тверского совета рабочих и солдатских депутатов» (впоследствии « Тверская правда» ) появляется трёхстрочная заметка о том, как деревенские хулиганы обманом ограбили старушку, сыграв на её страхе перед нечистой силой. Заметка не имела подписи, но односельчане быстро установили её автора: « У нас один грамотей, всё пишет – Рябова Афанасия сынок! » [240] Вот тут-то Иван сразу и ощутил на себе издержки будущей профессии: разоблачённые заметкой хулиганы подкараулили и побили начинающего селькора. Несмотря на это, перо и лист бумаги влекли Рябова всё неудержимей: кроме корреспонденций о жизни крестьян, сельских активистах, избах-читальнях и т.п., он пишет ещё и стихи, первые из которых были опубликованы в 1921 г. в журнале Тверского губернского комитета РКСМ « Жизнь и творчество».

6-8 ноября 1919 г. И. А. Рябов принимает участие в работе I съезда тверских поэтов и писателей « из народа» (вошёл в историю как « I съезд пролетарских писателей Тверской губернии» ). По доказательному утверждению И. А. Гончаровой, в образовавшееся на съезде « общество им. И. С. Никитина он не вступил, посчитав, что программа и идеологическая направленность этой литературной организации не соответствуют духу революционного времени» [241]. В том же 1919 г. его принимают в комсомол.

После учёбы в 1922-24 гг. в Тверской совпартшколе Рябова берут на работу в « Тверскую правду» и поручают редактировать молодёжное двухстраничное еженедельное приложение к этой газете (с 1922 г. оно называлось « Среди молодёжи», с 1924 г. – « Путь молодёжи» ). В 1925 г. на губернском съезде рабселькоров было указано, что это « комсомольское приложение» « является по содержанию и внешнему виду лучшим из губернских комсомольских газет» [242]. Вокруг « Пути молодёжи» И. А. Рябов сплотил пишущий актив, и « в одном номере участвовало до 30-50 авторов» [243].

Представить тверскую журналистику 1920-х гг. без И. А. Рябова попросту невозможно. Кроме « Тверской правды» он одновременно сотрудничает в журнале « Жизнь и творчество», газете « Тверская деревня». С молодых лет вступивший на ухабистую дорогу, по его выражению, « газетного литератора», И. А. Рябов не уставал повторять: « Вот уж подлинно в газете надо писать соком нервов и кровью сердца! И как пошлы, глупы разговоры некоторых критических снобов о том, что, якобы, газета живёт один день… » [244]

В 1923 г. И. А. Рябов стал одним из организаторов Тверской ассоциации пролетарских писателей. Несомненной заслугой её было основание самостоятельной молодёжной газеты « Смена», где И. А. Рябов около года занимал пост заместителя редактора и оказывал помощь начинающим поэтам, прозаикам и журналистам. По свидетельству Н. Балакина, « Рябов был “ газетным крёстным” также для Бориса Полевого, Григория Пантюшенко, Наталии Кавской и некоторых других работников печати, начинавших свой путь в Твери» [245]. В 1920-е гг. И. А. Рябов также опубликовал немало статей, посвящённых развитию тверской поэзии. В 1926 г. он становится коммунистом.

В 1927 г. в Твери вышел совместный стихотворный сборник Г. В. Пантюшенко и И. А. Рябова. И хотя в тверской печати Рябов, следуя идеологическим установкам тех лет, писал о « чуждости» поэзии С. А. Есенина новому строю[246], в его собственных безыскусных стихах нередко прорывается есенинская печаль об оставленной деревенской родине, где « всё те же серенькие тучи // И серых изб кольцо… » [247] А стихотворение И. А. Рябова « Письмо» тематически и эмоционально перекликается с « Письмом матери» С. А. Есенина: « Всю-то ноченьку сердце ныло. // Хоть на святки приедь погостить. // И над дедовскою могилой // Починил бы, кстати, кресты… » [248] Б. Н. Полевой, вспоминая о своей совместной работе с И. А. Рябовым в Твери, писал: « Но больше всего, как мне кажется, в ту пору любил он Есенина, его деревенские стихи, хотя всячески это отрицал и очень сердился, когда кто-нибудь говорил ему об этом. Но увлекался он не “ Москвой кабацкой” и не “ Исповедью хулигана” … Он любил лучшее, что было в стихах прекрасного русского поэта, – богатство его языка, силу его слова, насыщенность образов, его ощущение мира сельского труженика, стоявшего тогда на распутье двух дорог… » [249]

В 1928 г. по поручению губкома ВКП(б) И. А. Рябов стал редактором вышневолоцкой газеты « Наш край». За короткий срок газета преобразилась, сделалась ярче, живее, « зубастее». И не в последнюю очередь благодаря хлёстким критическим статьям самого Рябова, которые он, кстати сказать, не сглаживал и не согласовывал с « инстанциями». В Вышнем Волочке Рябов, всё больше склоняясь к мысли о том, что общественные изъяны нужно искоренять средствами сатиры, постепенно обретал навыки фельетониста.

Через год он переезжает в Москву и сотрудничает разъездным корреспондентом и очеркистом в газете « Рабочая Москва», а также в общественно-политических журналах « Даёшь» и « Пятидневка». Затем почти 20 лет, с 1937 по 1958 г., И. А. Рябов работает в газете « Правда» (вырос до заведующего отделом фельетонов) и в разные годы также входит в состав редколлегий журналов « Крокодил» (1948-1958), « Молодой колхозник» (1948-1958) и « Наш современник» (1956-1958). Очерки и фельетоны, публицистические и литературно-критические статьи И. А. Рябова появляются в ведущих центральных изданиях – журналах « Новый мир», « Наш современник», « Октябрь», « Огонёк» и других. Его перу принадлежат воспоминания о поэте-крестьянине С. Д. Дрожжине и статьи об А. С. Пушкине, А. Н. Радищеве, М. Е. Салтыкове-Щедрине, Л. М. Леонове, М. А. Шолохове, Г. Уэллсе и др. Из газетных и журнальных публикаций И. А. Рябова позднее рождались книги, совокупный тираж которых в конце 1950-х гг. превысил 1 миллион экземпляров. В 1954 г. увидел свет его критико-биографический очерк о писателе-реалисте XIX в. Г. И. Успенском.

И. А. Рябову всегда претила кабинетная журналистика. В его произведениях властвовала стихия познания жизни, и потому он на удивление легко и быстро сходился с людьми самого разного круга. « Если на дворе зима, от Ивана Рябова пахнет крепким морозом, горячащим кровь, если весна – буйным половодьем, цветным шумом полей, рощ и садов, манящей далью голубых рек; ежели осень, – хмельным настоем рыжей листвы, багряными закатами… – вспоминала одна из его коллег. – И все эти дивные запахи врываются вместе с Рябовым в редакционные коридоры и редакторские кабинеты. А самое главное – вместе с ним всегда входит многогранная жизнь, которую он любил жадно, неистово, до боли в сердце, до последнего стука этого великолепного сердца» [250].

Как журналист, он исповедовал следующий принцип: « Дело публицистов – живописать современность. Мы не имеем права ждать, что о нашем времени, о сороковых годах двадцатого столетия будут писать в шестидесятых, семидесятых годах. Мы должны сегодня запечатлеть драгоценные черты нашей быстротекущей эпохи, дать её цвета и запахи» [251]. И. А. Рябов без устали колесил по городам и весям центральной России, не забывая и родные места. Немало очерков, позднее включённых в книгу « Годы и люди» (1959), созданы по итогам его корреспондентских поездок по Калининской области. В книгах И. А. Рябова, как справедливо утверждал Ю. Лукин, « перед читателем предстаёт наша страна, сама жизнь в её движении, обнаруживаются маленькие уголки советской земли, живущие этой общей для всего народа жизнью, уголки, где, как и всюду, раскрывается богатство и красота дел советского человека, его духовного мира» [252].

В своём творчестве И. А. Рябов неукоснительно и искренне следовал (как это ни отталкивающе звучит сейчас для кого-то) коммунистической идейности и партийности. Но это вовсе не означает, что Рябов-журналист полностью устарел и безвозвратно канул в Лету. Внешняя идеологичность его публикаций не отрицает их литературного мастерства. Лучшие очерки И. А. Рябова привлекают тщательным изучением фактов, умением схватывать глубинную суть затрагиваемой проблемы и поднимать рядовое событие до художественного обобщения, тонким чувством красоты природы, искренним публицистическим пафосом. И – самое главное – Рябову « в высокой степени присуще чувство нового, которое он с особой радостью замечает в людях… » [253] (выделено автором. – А. Б.). Все эти качества соединяются с ясной формой подачи материала и с высокой культурой лаконичного и отшлифованного слова.

Очерк « Россия строящаяся» (апрель 1946) посвящён послевоенному восстановлению деревень в Ржевском районе. Ещё очень сильно кровоточит память о немецко-фашистских оккупантах, причинивших ржевской земле и её людям неисчислимые страдания, разрушения и бедствия. Но пришла победа, и « Россия карающая» стала « Россией строящейся»: в Ржевском районе, как и везде на освобождённых территориях, люди самоотверженно, без какого-либо понукания возрождают жизнь. Вновь вспахиваются и засеваются расчищенные от мин, снарядов и трупов гитлеровских солдат поля, восстанавливаются и строятся дома, электростанции, школы:

« Но и на юго-западе от Ржева, где враг прошёл, в подлинном смысле слова, с огнём и мечом, где мало осталось жителей, идёт стройка. Строится деревня Дубки в глухом, болотистом краю, та самая деревня, что была опорой партизанского движения, та деревня, где шестеро крестьян было расстреляно за связь с народными мстителями, где погиб один из вожаков движения – секретарь райкома Александр Куренков. < … > Демобилизованный солдат Павел Голубев, руководящий колхозом в Кокошкине, также как и лейтенант Климов из Итомли, считает, что не просто электростанцию воздвигает он в родном краю, новая стройка рассматривается им как памятник, как символ жизни, за которую погибли в этих местах красноармейцы и партизаны. “ Дело прочно, когда под ним струится кровь”, – эти слова Некрасова напомнил нам секретарь райкома, романтик и энтузиаст нового строительства, один из героев нашего времени, героев России строящейся» [254].

Главным же героем очерков И. А. Рябова неизменно становился человек труда: « Величие и красота России строящейся – в людях её, в тех, кто, сменив винтовку на плуг, засеивает землю, кто сплавляет по вешней воде лес к местам строек, кто рубит новый дом, кто с русским терпением и русской весёлостью делает своё дело, кто честью и доблестью своей считает быть полезным своему народу, Родине своей. В этом простом и глубоком чувстве и сознании – патриотизм наших дней» [255].

Писатель, с головой погружённый в дела и мысли простого народа, пропускал всё увиденное и услышанное сквозь собственное сердце, придавая строгим газетным строкам особую, « рябовскую», эмоциональность. « В стиле очерка должен отражаться его автор, отражаться его личность, его индивидуальность», – подчёркивал он. И одна их характерных черт журналистского почерка И. А. Рябова заключается в умении всего несколькими, но выразительно-ёмкими штрихами создавать портреты простых тружеников, выделяя из индивидуальных качеств личности типичные, присущие всему народу:

« Перед молодым партийным работником, бывшим партизаном, стоит пожилой, поседевший, богатырского роста человек в солдатской застиранной гимнастёрке и солдатских же сапогах. Доброта светится в его глазах. Спокойна и нетороплива речь человека. Мы узнаём, что Василию Лебедеву пятьдесят два года, что одиннадцать лет он нёс солдатское бремя – был на русско-германской войне (Первой мировой войне. – А.Б.), был на гражданской войне в будённовской коннице, прошлым летом вернулся из Красной Армии, в рядах которой прошёл много тяжёлых и славных дорог. Путь свой на Запад он закончил в городе Кёнигсберге. Жена его убита немцами, сын и дочь находятся в детском доме, а сам он строит дом для солдатки. “ Где родился, там и пригодился”, – он кончает рассказ и берётся за топор. Я вижу, как тронул секретаря райкома этот простой русский человек в выцветшей солдатской гимнастёрке… Сила нашего народа и природное благородство его олицетворяются вот такими богатырями духа… » [256]

Пафос созидания, патриотизм, уверенность в завтрашнем дне, добросовестный труд – реальные черты мировоззрения и социального поведения людей того времени – не помешают России и в новом тысячелетии.

« Все жанры хороши, все жанры имеют право на существование в нашей литературе, но при одном условии, – говорил И. А. Рябов. – Это условие – правда жизни» [257]. И он неуклонно старался следовать этому условию. В очерке « Письма из Кашина» (февраль 1953) И. А. Рябов, анализируя успехи и недостатки в работе колхозов Кашинского района, доказательно критикует райком партии за то, что « его руководители сами ещё не овладели стилем подлинно партийного руководства и плохо учат других этому стилю. Уже стала прописной та истина, что райком должен прежде всего заниматься организацией политической работы, что он не должен подменять райисполком, отдел сельского хозяйства, брать на себя функции других учреждений. Но эту прописную истину мы волей-неволей обязаны напомнить руководителям райкома. И здесь они, к сожалению, не отличаются от тех парторганизаций, которые живут текущими кампаниями, целиком ушли в хозяйственные дела, забыли об идеологической работе» [258]. Здесь писатель с присущей ему принципиальностью вскрыл весьма порочную черту действия партийного механизма – взятие на себя несвойственных ему хозяйственных функций.

Под идеологическим клише советского периода « стиль партийного руководства» И. А. Рябов понимал не только его « политическое содержание». На примере поездки инструктора Кашинского райкома партии Ивана Аршинова в село Савцыно, Рябов показывает и доказывает, что главная его обязанность – кропотливая индивидуальная работа с людьми, в данном случае с колхозниками: « Он [Аршинов] бывал там и раньше, и всё-таки Савцыно осталось для него “ белым пятном” на карте. Почему? Потому, что инструктор шёл по треугольнику: секретарь парторганизации, председатель колхоза, председатель сельсовета. С рядовыми коммунистами, не говоря уже о беспартийных, инструктор не общался. Он не зашёл ни к одному колхознику на дом, не поговорил с человеком по душам, не завязал знакомств с людьми» [259]. А в том, что молодой инструктор этого не сделал, виноваты, по мнению И. А. Рябова, и « его прямой начальник, заведующий отделом Назаров, и первый секретарь райкома Кербунов» [260].

В этом же очерке проявилось и такие яркие качества Рябова-журналиста, как высокий интеллектуализм и историзм мышления. Он считает, что партийный работник И. Аршинов должен знать « не только о том, что представляет Савцыно сегодня, но и о прошлом этого села.

Почти о каждом сколько-нибудь крупном населённом пункте района есть в Кашине литературные материалы, выходившие до и после революции. И разве не любопытно было бы инструктору прочесть в монографии о Кашинском крае такое: “ Многочисленные подземные реки местного края бывают иногда причинами обвалов целых пространств земли и образования на месте суши новых озёр. Есть предание, что озеро Скорбеж в Савцынской волости такого же происхождения” < … > А что с рыбой в Скорбеже? “ Водятся караси необычайной величины” – говорят монографии. Инструктор о карасях и прочих обитателей озера ничего путного сказать не может.

В старинном гербе Кашина изображён кубок с белилами. Это не случайно. И если бы инструктор райкома заглянул в книги или поговорил с бывалыми людьми, то он узнал бы, что в окрестностях Савцына есть залежи цветных глин» [261]. Вот почему, по твёрдому убеждению И. А. Рябова, « руководить – это знать дело; знать глубоко и как можно больше историю района, его природу, его естественные богатства, ресурсы и резервы, его людей. Это значит видеть район в целом, отдельные колхозы, продумывать перспективы их развития, использовать возможности, заложенные в экономике района» [262].

Таким образом, для советского журналиста И. А. Рябова история нашего государства началась не в 1917 г., и потому сквозь идеологическую риторику в его журналистских материалах неизбежно прорывается русскость мировосприятия, любовь и прочные знания прошлого Руси-России. В очерке « Край родной» (февраль 1946), написанного в форме « письма земляку за границу» он, приехав в родную деревню, вспоминает свою учёбу в земской школе. И эти воспоминания превращаются в возвышенно-публицистический монолог, пронизанный чувством гордости за историю и современность малой и большой Родины:

« Однако узнали мы, что отцы и деды, ходившие за плугом, ведут свою родословную от кривичей и вятичей, что на первых страницах истории русского земледелия записаны дела мозолистых рук здешнего пахаря. Ни чернозём, ни каштановые, ни другие плодородные почвы не достались ему, и в просоленной от пота рубахе, с топором в руках врубался он в лесные чащи, отвоёвывая землю, которую можно было пахать и засевать.

И помнишь, товарищ, ещё в пору пробуждения нашего самосознания огоньком загоралась в нашей груди гордая мысль, что мы с тобой родились вот здесь, в местах, где начиналась Русь. Здесь её начало, её первоисточники, здесь корни русского племени, которое шагнуло с верховьев Волги на берега Балтики и к водам Тихого океана и которому ныне отдают благоговейную дань уважения народы Старого и Нового Света» [263].

Совершенно иной паноптикум « героев» выведен в фельетонах И. А. Рябова. На редкость метким и язвительным сарказмом писатель срывал маски благопристойности и обличал нерадивых хозяйственников (« Сон в Костроме», « За тридевять земель», « Калымщики» и « шабашники», « Слово о технике» ), руководителей, пренебрегающих развитием культуры и нуждами культурно-просветительских учреждений, злоупотребляющих служебным положением (« Письмо товарищу Быкову», « К вопросу о предках», « Кормушка», « Прогулка по городу» ), карьеристов (« Землянико-Карский» ), администраторов-бюрократов (« Евтей Иванович как администратор», « Канитель» ), коррупционеров в прокуратуре (« Робкие натуры» ), знахарей-шарлатанов (« Иерусалимские камешки», « Случай в Заозёрке» ), вымогателей и воров за государственный счёт (« Нижнеудинские оригиналы», « Меценаты и поросята» ), халтурщиков от культуры, литературы и науки (« Амур в лапоточках», « Поэзия и проза прокурора Розанова», « Нахлебник», « Искра божья», « Сорное слово» ), журналистов, нарушающих профессиональную этику (« Крылатый эрос», « Тульские меценаты» ), зажимщиков критики (« К вопросу о сатире», « В защиту смеха» ), кумовство (« Из семейной хроники» ). Фельетоны И. А. Рябова разили иной раз наповал, но при том они не были целенаправленно злыми, так как он, вслед за выдающимся русским сатириком М. Е. Салтыковым-Щедриным стремился сочетать в этом жанре острый смех и строгость оценок с добротой. Известный прозаик и журналист П. П. Дудочкин в своих воспоминаниях приводит такую фразу Рябова: « Вот у кого учиться надобно – у Михаила Евграфовича: классический пример строгости и доброты! » [264]

Сегодня, перечитывая многие рябовские фельетоны, просто поражаешься тому обстоятельству, что схваченные и разоблачённые тогда писателем мерзости жизни благополучно пережили и « оттепель», и « застой», и « перестройку», чтобы сегодня ядовитыми метастазами парализовывать и губить на корню все положительные начинания в нашем обществе. Так, предметом обличения в фельетоне « За тридевять земель» (1946) стала затратная бесхозяйственность в обеспечении продуктами питания населения Покровского района Владимирской области. Вместо того чтобы развивать местное рыболовецкое хозяйство, кооператоры предпочитают иметь дело « лишь с продукцией предприятий республиканского и союзного значения», а потому « всё, что было на полках и в витрине торгового заведения, было завезено на берега Клязьмы с берегов Ледовитого океана или по меньшей мере с Каспия» [265]. За этим частным случаем И. А. Рябов сумел увидеть и вскрыть острейшую проблему, которая не потеряла актуальности и сейчас. Многие продукты, которые могут производиться или прекрасно выращиваться на территории России, поставляются к нам из-за рубежа во всё более возрастающих масштабах. В результате во главу угла ставится проблема продовольственной безопасности страны:

« Чувство разочарования овладело нами.

С таким же чувством покидали мы в своё время город Калугу, не найдя в её стенах калужского теста; Тулу и Вязьму, не угостивших нас традиционными пряниками; древний Углич, разучившийся производить свою, угличскую колбасу; Вологду, где чудесное местное масло до сих пор именуют почему-то парижским; град Саратов на Волге, не справляющийся с ловом саратовской стерлядки и питающейся той же треской» [266]. Если же вспомнить, что Россия уже импортирует курятину и картофель, то сбылось горько-ироничное пророчество И. А. Рябова: « Они [владимирские кооператоры] уже отвыкли иметь дело с местной курицей, посему в чайной нет яиц. Колбасу они знают только краковскую. Даже картошку они хотели бы брать не иначе, как с корабля Христофора Колумба, вывезшего этот продукт на европейский континент из Америки» [267].

Специфическими стилевыми доминантами фельетонов И. А. Рябова были цельность обличительного замысла, доказательность, художественная выразительность, сатирический полифонизм (юмор, ирония, сарказм), а также мастерство « сатирико-обличительной детали», в качестве которой « нередко берутся отрывки и цитаты из рассматриваемых произведений» [268]. И, добавим, такими же деталями становятся реплики персонажей, переданные с максимальной степенью подлинности, а также используемые автором в повествовании афоризмы, пословицы, литературные и исторические параллели.

Журналистский талант И. А. Рябова питала глубокая внутренняя культура. Не оканчивая университетов, он самостоятельно стал высокообразованным человеком, заядлым книжником, завсегдатаем букинистических магазинов Москвы, мог наизусть читать целыми страницами Пушкина, Гоголя, Некрасова, Шекспира, Гейне. Именно точно найденные литературные ассоциации придавали рисуемой И. А. Рябовым в очерках и фельетонах картине современности жизненность и выпуклость. Например, фельетон « Нижнеудинские оригиналы» (1948) начинается такой литературной параллелью:

« Гоголевский судья Ляпкин-Тяпкин брал взятки борзыми щенками.

Директор электростанции в городе Нижнеудинске предпочитает молочных поросят» [269].

Далее И. А. Рябов содержательно насыщенными, лаконичными фразами разоблачает самодурство директора электростанции сибирского города Нижнеудинска, который ввёл в практику своей работы отключение света тем организациям, чьи руководители высказывали критические замечания в его адрес. « Гневный светоносец пакостил всему Нижнеудинску», – с оправданным саркастическим презрением пишет И. А. Рябов. Другой начальник – директор пивоваренного завода – уволил парторга. Тот, оказывается, на конференции « сказал о директоре: отрывается от коллектива, не слушает советов коммунистов, груб с подчинёнными» [270]. После обжалования и отмены незаконного приказа директор сделал поразительно признание: « приказ об увольнении человека с работы надо считать… шуткой» [271].

Обращение к героям русской литературы позволило И. А. Рябову представить обоих начальников, « шутников» и « оригиналов» как некую « вырождающуюся породу» самодуров, которая « нет-нет, да и заявит своём существовании… буржуазным индивидуализмом, чиновничьим произволом, барским рыком, великолепным барским жестом…

Хотя порода самодуров явно вымирает и мы имеем дело с редкими эпигонами (если бы! – А. Б.) щедринского Угрюм-Бурчеева и чеховского унтера Пришибеева, всё же надлежит нам не смотреть сквозь пальцы на дела их» [272].

Часть публицистических статей И. А. Рябов посвятил делу своей жизни – журналистике. Помимо подробных и интересных рассказов о газетчиках Рыбинска, Калининской и Московской областей (« Большая профессия», « Талантливые люди», « Народные корреспонденты» ), в них рассыпано немало ценных замечаний о журналистской профессии, ни на йоту не потерявших своей актуальности и жизненности. « Газета – зеркало жизни, – справедливо утверждал писатель. – Ценно уже одно это качество её. Но газета не только отражает то, что уже вошло в жизнь, стало явью, реальностью. Газета выступает в качестве организатора н о в о г о в жизни» [273] (разрядка в тексте цитаты. – А. Б.). Отсюда и его высокая оценка великой роли журналиста « в строительстве новой жизни, новой культуры, в организации общественного мнения» [274], профессия которого требует « таланта, упорства и терпения, гражданской смелости, знания многих отраслей человеческой деятельности. И. А. Рябов также подчёркивал, что « журналистика не узкая специальность, что журналист должен быть универсалом, энциклопедистом в своём роде, что он должен находить общий язык с крестьянином и профессором, что работа в газете требует напряжённого роста, непрекращающейся учёбы» [275].

Творческий путь истинного писателя-газетчика и страстного жизнелюба завершился до обидного рано. Иван Афанасьевич Рябов скончался в Москве 19 сентября 1958 г.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

Рябов И. А. Во глубине России: публицистика, очерки, фельетоны, воспоминания. М.: Правда, 1967.

Рябов И. Земля и люди: очерки, фельетоны, статьи. Калинин: Калининское книжное издательство, 1959.

Рябов И. Дорогой образ // Памяти С. Д. Дрожжина. К двадцатилетию со дня смерти поэта: Статьи, воспоминания, публикации. Калинин: Областное книжное издательство, 1951. С. 41-46.

Бойников А. М. Иван Афанасьевич Рябов // Тверские памятные даты на 2002 год. Тверь: Русская провинция; ООО « Альфа-Пресс», 2002. С. 143-145.

Бойников А. Газетчик на всю жизнь // Новая газета. 2002. № 30. 18 сентября. С. 13.

Лукин Ю. Журналист большого таланта // Солдаты слова. М.: Политиздат, 1981. Кн. 3. С. 94-105.

Николаев В. Очерки Ивана Рябова // Новый мир. 1950. № 4. С. 272-273.

Полевой Б. Не был, а есть!.. // Полевой Б. Н. Встречи на перекрёстках. М.: Советский писатель, 1961. С. 291-310.

Сафонов А. Иван Рябов: « … Другого ничего не хочу» [Заметки о публицистике И. Рябова] // Журналист. 1982. № 6. С. 38-39.

БОРИС НИКОЛАЕВИЧ ПОЛЕВОЙ (1908-1981)

Б. Н. Полевой (настоящая фамилия Кампов) – известный советский писатель, публицист, общественный деятель, главный редактор журнала « Юность» (1962-1981) – родился и большую часть жизни прожил в Москве, но « вырос, учился, приобщился к журналистской профессии, написал первую книгу в Твери», а потому всегда считал себя « тверяком» или « калининцем» [276].

В Твери (в 1931-1991 гг. Калинин) прошло детство будущего писателя. Борис Кампов родился в семье юриста и врача. Это были интеллигентные, хорошо образованные люди, с широкими взглядами. В семье царил культ книги. Отец был страстным библиофилом, собрал библиотеку, в которую вошли все русские и лучшие иностранные классики. Но даже когда он умер, и матери пришлось взять все заботы о сыне и о доме на себя (работа в фабричной больнице забирала всё её время), даже тогда « за чтением нашим мать… следила и направляла его» – писал позже Б. Н. Полевой[277].

Камповы переехали в общежития, « спальни» огромного текстильного комбината, который до революции принадлежал богатым промышленникам Морозовым (после 1922 г. фабрика « Тверская пролетарская мануфактура» или по-простому « Пролетарка» ). Здесь на фабричном дворе протекала жизнь Бориса Кампова, обычного советского школьника, которая ничем не отличалась от жизни миллионов его сверстников.

Своим « пролетарским» происхождением Б. Н. Полевой гордился и всегда его подчёркивал. Он был неленив и любопытен, обладал острым умом и цепкой памятью, мог подметить в людях малозаметное, но существенное. Позже люди и картины быта, которые он наблюдал, найдут своё воплощение на страницах многих книг писателя.

А пока он пишет в школьную стенную газету острые фельетоны и подписывает их претенциозно – « Б. Овод». А ещё с увлечением работает в кружке юных натуралистов.

Когда Борис Кампов учился в 6 классе, их школу посетил знаменитый на всю Россию крестьянский поэт С. Д. Дрожжин. Он произвёл сильное впечатление на будущего писателя. И, как знать, может быть, эта первая встреча с живым классиком породила мечту в будущем стать литератором? Пока же он пишет и публикует в настоящей городской газете заметку в несколько строк об этом событии.

Решение посвятить свою жизнь журналистике пришло не сразу. Ещё учась в школе, Б. Н. Полевой стал внештатным сотрудником газеты « Тверская правда». Тогда же появился псевдоним « Полевой», который предложил взять Б. Кампову (« campus» в переводе с латинского языка означает « поле» ) редактор Тверской правды» А. И. Капустин. Бывший рабочий, наборщик-линотипист, он стал первым наставником начинающего журналиста: помог ему определиться с выбором будущей профессии, а потом способствовал его творческому росту. Позже, говоря об учителях, – не по профессии, а по силе влияния личности на окружающих – имя редактора « Тверской правды» Б. Н. Полевой назовёт первым.

Изобретательно неутомимый А. И. Капустин давал своим сотрудникам необычные, иногда даже сопряжённые с риском для жизни задания. Б. Н. Полевому, чтобы написать репортаж или очерк приходилось быть « избачом», плотогоном, ассистентом-иллюзионистом… Однажды он даже стал « медвежатником», когда под видом московского « вора в законе» внедрился в тверскую криминальную среду и в течение двадцати дней изображал бывалого преступника.

Результатом выполнения этого журналистского задания стала серия социальных очерков, которые были переработаны и в виде новелл собраны в книгу с эпатирующим названием « Мемуары вшивого человека» (1927). Первая книга Б. Н. Полевого была несовершенна по форме, неглубока по содержанию. Но сегодня она имеет определённую ценность по двум причинам. Во-первых, в ней Полевой затрагивает важную проблему социального « дна», которая не только не только не была решена за годы советской власти, но и неимоверно обострилась в наши дни. Во-вторых, она интересна как его первый художественный опыт, в котором был воплощён творческий принцип « пишу без вымысла», а в центре неустанного и пристального внимания оказался человек, во всей совокупности своих положительных и отрицательных черт.

Эту книгу молодые тверские журналисты отправили Максиму Горькому в Сорренто. Тот откликнулся и прислал Полевому свою рецензию. Нужно отметить, что маститый писатель бережно отнесся к молодому дарованию, « человеку, бесспорно талантливому», одному из тех, кому предстояло изменить литературу, и дал совет учиться.

Имя М. Горького возникнет в жизни Б. Н. Полевого не случайно. Он отмечал, что Горький с детства был его любимым писателем. В библиотеке отца были собраны его произведения, опубликованные во всех дореволюционных изданиях. Ещё будучи школьником, Б. Н. Полевой прочёл не только художественные произведения, но и статьи и письма М. Горького.

В конце 1920-х гг. завязалась двухлетняя переписка тверских комсомольцев с М. Горьким, о которой писатель расскажет в автобиографических главах книги « Силуэты» [278]. Это была история « одной дружбы» с « аккуратнейшим корреспондентом» и « нашим советчиком», как определил её Б. Н. Полевой. К тому времени он окончил учёбу в промышленно-экономическом техникуме, поработал мастером-технологом на каучуковой фабрике, параллельно публиковался в ряде тверских изданий.

В 1928 г. Б. Н. Полевой перешёл на постоянную работу в недавно основанную молодёжную газету « Смена». Позже, будучи уже зрелым человеком, он вспоминал о репортёрской юности как о « самом счастливом времени в своей жизни» [279].

В журналистских публикациях Б. Н. Полевого середины 1920-х гг. « всё отчётливее вырисовывался портрет главного действующего лица его будущих литературных произведений – человека труда, самый ценный дар которого – умение хорошо, даже талантливо трудиться» [280]. Его герои пришли из жизни. В. Озеров отмечал, что писатель « досконально, во всей жизненной реальности знает то, о чём пишет» [281]. Полевому свойственно воодушевление, он заражает своим энтузиазмом, увлекательно делится новыми идеями, искренне радуется, если понимает, что « жизнь [его] столкнула… с чем-то новым» [282].

Вторая книга Б. Н. Полевого – повесть « Горячий цех» – выйдет в свет только в 1939 г. в журнале « Октябрь». Она явилась откликом на стахановское движение и также « выросла из жизни». В конце 1930-х гг. Полевой, возглавлявший в то время производственный отдел в газете « Пролетарская правда», стал свидетелем трудового рекорда, поставленного в кузнечном цехе Калининского вагоностроительного завода.

Тогда существовал стереотип, о котором с иронией говорит Б. Н. Полевой: « … в те дни все были наивно убеждены, что совершать трудовые подвиги могут лишь люди благонравные, достойные во всех отношениях» (9, 86-87). Но в данном случае рекорд был поставлен человеком с непростым характером и с ещё более непростой судьбой.

В целом повесть посвящена людям первых пятилеток, сумевшим сделать свой труд творческим и вдохновенным, энтузиастам-новаторам, рационализаторам, стремящимся принести пользу стране и обществу. Людям, воспринимающим рабочий коллектив как семью, искренне пекущимся о своём заводе. В её основу был положен реальный случай перевоспитания коллективом трудного человека. В этом смысле писатель действительно « живёт среди своих героев».

История жизни молодого рабочего-кузнеца Евгения Сизова драматична и при этом обыденна. В ней было раннее сиротство, бродяжничество, ощущение бездомности, ненужности, страха. Но были и редкие проблески надежды, и радость от встречи с умельцами, мастерами своего дела. Таков деревенский малограмотный кузнец, который любил работу не ту, что прибыльней, а ту, что сложнее, и который умельца « выше Бога, выше царя ставил» (1, 54). Таков рабочий, проводивший профориентацию, человек, помогший Сизову сделать первые профессиональные шаги. Славя положительную мощь коллектива, писатель отдаёт должное и самому человеку, увлечённому и способному увлекать. Любовь к труду становится мерилом человеческого в человеке.

⇐ Предыдущая 8 9 10 11 121314 15 16 17 Следующая ⇒