ИМХО. Argentum Agata. Человек раскрывается в сказке

⇐ ПредыдущаяСтр 5 из 25Следующая ⇒

Люди сочиняют и слушают сказки едва ли не столько, сколько существует само человечество. И как скрывается в глубине веков и седой мгле наша давняя история, так и в сказках под вуалью волшебства и тайны исследователю может открыться кладезь знаний о человеке, его обычаях, привычках, психологии, страхах и надеждах.

Мировоззрение человеческого общества полностью отображается в сказках. Все знания о мире и вопросы зафиксированы в этих историях, где в облачении невероятного, придуманного, небывалого закодированы механизмы отношений людей, их деятельность, восприятие, мышление. И чтобы понять это, стоит только внимательнее присмотреться к основным персонажам, появляющимся в сказках совершенно разных народов.

Например, ведьма в сказке — это та, что ведает, знает больше других персонажей, может обладать даром пророчества, и не проявляет нормальных человеческих чувств. Нередко образ ведьмы, колдуньи связан с ее нахождением в некой непривычной для проживания, странной местности — в болотах или льдах. Если провести параллель с психоаналитической теорией, ведьма, колдунья персонифицирует измененное состояние сознание человека, его эмоциональное оцепенение, «замораживание изнутри». А вспоминая времена средневековых гонений на ведьм, мы видим, что женщин проверяли именно на физическую нечувствительность к боли, пытая их уколами и огнем. То есть, знания, зафиксированные в сказках, напрямую отображают воззрения общества.

Еще один небезынтересный персонаж, появляющийся в сказках разных народов — Трикстер, он же шут, — зачастую воплощенный в таких героях, как Иванушка-дурачок (в русских народных сказках; в сказках других народов существуют прямые аналоги данного образа) или же спутник главного героя сказки (нередко сам выступающий на первый план) в виде фантастического или реального животного, например — Кот-в-Сапогах. Подобный персонаж как бы связывает мир обыденного, разумного с миром непривычного, курьезного, сказочного и даже безумного. Трикстер легко преодолевает любую границу, даже между людьми и высшими, неведомыми им, силами, божествами, помогая найти помощь и спасение вне пределов привычного, обыденного. Да и по мнению психологов трикстеры, шуты, юродивые всегда несли некую терапевтическую для общества роль, громко заявляя о его болезнях и проблемах, напрямую высказывая все королям, давая всем повод посмеяться над собой и исцелиться смехом над своими же пороками.

Также в сказках встречаются персонажи, ставить которых в одни ряд с первого взгляда кажется неуместным — покровители добрые (добрая фея, ангел, крестная или крестный) и злые (классический общеизвестный пример — Синяя Борода). Что же общего между добрыми и злыми покровителями главного героя сказки? По мнению психоаналитиков, основная функция этих персонажей — защита и сохранение травмированного Эго. Заметьте, что все эти покровители появляются в судьбе героя испуганного, перенесшего те или иные потрясения, изменения в жизни, часто — весьма горестные (утрата дома, кого-то из родни и т.д.), и так или иначе берут его под свою опеку. Притом, добрые покровители помогают главному герою решить проблемы и выйти на новый уровень, а злые — ограничивают волю героя, буквально консервируя его на одном уровне.

Эти и другие общие для многих сказок архетипические персонажи одновременно раскрывают как особенности жизни общества, так и работу психики отдельного человека, демонстрируя его интересы, страхи, желания. И хотя в современных сказках серого волка заменил изумрудный дракон, а доброго или злого крестного (фею) — директор магической академии — очевидно, что человек так и не вырос из своих страхов, и очень мало изменился в своем мировосприятии.

Поэзия

NeAmina

Когда завершается год

Когда оседает на землю туман,

когда завершается год,

приходят в селение о́ ма-тима́,

невзрачные люди-с-болот.

Какие-то тряпки на тощих плечах,

почти до колен борода.

Но в каждой избе, где не гаснет очаг,

им искренне рады всегда.

Встречают хозяева гостя вдвоём.

а дети глядят из окна,

зерна насыпают в мешок до краёв

и катят бочонок вина.

На лучшее место сажают за стол,

где тускло блестит серебро.

У о́ ма-тима́ есть обычай простой:

“спасибо” сказать за добро.

Коль честен хозяин, хозяйка мила,

обиды на отпрысков нет,

зола в теплой печке уже не зола,

а россыпь блестящих монет.

За каждое зернышко, каждый глоток

расплатятся о́ ма-тима́.

А после, беззвучно шагнув за порог,

растают, как будто туман.

NeAmina

Про Ивана дурака

За морями — горы, облака и лес,

пыльная дорога, сонная река,

камни возле сосен, почерневший крест.

Помяни, прохожий, Ваньку-дурака.

Сказки только в книжках, пиво там да мёд,

свадебные пляски и хмельной базар.

Ванька разве думал, что вот так помрёт?

Был уверен парень, что придет назад.

С девицей-красоткой, вороным конём,

в кошельке бездонном золотом звеня.

Братец Ваньку встретил дымом да огнём:

со спины ударил среди бела дня.

А потом — а как же! — христианский долг,

выкопал могилу и поставил крест,

взял сундук на плечи, хоть поднял с трудом,

и ушел подальше из опасных мест.

Мертвым сном остался Ванька спать в лесу.

Брат шагал неспешно, жаркий день кляня,

девица роняла за слезой слезу,

цокали копыта резвого коня.

В сумерках на небе выпал звездный снег,

и луна соткалась в синеве ночной.

Подошел к могилке странный человек

с белоснежной пеной крыльев за спиной.

Повздыхал печально, что-то говоря,

лес совиным криком дал ему ответ.

А когда над лесом занялась заря,

две крылатых тени унеслись в рассвет.

Время не жалеет ничего окрест.

Только неизменны горы да река,

камни возле сосен, почерневший крест.

Помяни, прохожий, Ваньку-дурака...

NeAmina

Циркачи

В городе ярмарка, цирк выгибает купол, шум не смолкает даже в седой ночи, дети глазеют на представленье кукол, дряхлый старик в большой барабан стучит. Фокусник, клоун, жонглеры и люди-змеи — здесь оживает сказка, зовет мечта. Мимо пройти разве кто-то сейчас сумеет? Пара монет, калитка, и ты уж там.

Шаг за ограду, и город остался в прошлом: ты погружаешься в новый волшебный мир. Все, что казалось, в принципе, невозможным, воплощено загадочными людьми: брызжет салют, в поднебесье взлетают кони, ровная поступь стремительна и легка, смуглый мальчишка держит огонь в ладони, пламя ласкает пальцы и льнет к рукам, змеи, танцуя, сплетаются, как лианы.… А у гимнастов, кажется, нет костей — здесь чудеса естественны и не странны ни для хозяев, ни даже для их гостей. Вот темноликий парень блеснул ножами… Серый дракон ехидно сощурил глаз…

Эй, торопитесь, добрые горожане, в сказку пожаловать мы приглашаем вас…

В нашем трактире под вечер обычно людно: гости гуляют, старается менестрель, сестры таскают в зале большие блюда — сочное мясо и крепкий янтарный эль, батюшка гордо сидит за дубовой стойкой, матушка ведает кассой под звон монет, роль недотепы-золушки-и-поломойки мне достается — бездельников в доме нет. Целыми днями приходится мне трудиться, зал убирая, стены и пол скобля. Это лишь в сказках в трактиры приходят принцы, только лишь в сказках обувь из хрусталя. Добрые феи, прекрасный и верный рыцарь — глупая вера нищих и слабаков.

Но все равно сегодня мечтаю смыться: лишь отвернутся сестры, и был таков. Хлопает дверь, из трактира я вылетаю, не обращая вниманья, что вслед кричат. Крепко зажат в ладони заветный талер, я тороплюсь на ярмарку к циркачам. Птицами снова парят в небесах гимнасты, от фейерверков ночью светло, как днем. Скалится хитро жаркой зубастой пастью серый дракончик, метко плюясь огнем. Сочные краски, ткани, шелка и кожа, яркие блузы с юбками до земли. Грустная леди карты на стол положит…. Что ей нашепчут дамы и короли?

Я покатался на каждой из каруселек, очаровашку дракона держал в руках. Все я облазил, достигнув заветной цели, деньги спустил — до последнего медяка. Время застыло, никак не кончался вечер, он растекался, словно тягучий мед. И мне казалось, что кто-то беззвучно шепчет, просит как будто, тянет, манит, зовет: “Слышишь…останься…Ты тоже почуял сердцем, что не чужой здесь. Пойми, твое место тут.”

Я оглянулся у полуоткрытой дверцы: замерли люди, как будто чего-то ждут, все циркачи здесь от мала и до велика. И в каждом взгляде вижу вопрос немой.

Но, отвернувшись, я быстро нырнул в калитку: так захотелось внезапно сбежать домой.

Город меня не встретил привычным гамом — мрачная пустошь открылась моим глазам, остовы зданий, все в серо-черной гамме. И, испугавшись, я резко шагнул назад. Что там случилось, кто мне сейчас ответит? Нет ничего, только серая пыль вокруг.

Смуглый мальчишка тихо шепнул: “Столетья там пролетели. Такое бывает, друг. Их не вернешь. Ты останься, прими разлуку… Это тебе, я чувствую, по плечу…”

Серый дракончик доверчиво ткнулся в руку: “Хочешь, плеваться искрами научу?..”

Александрина Сороковая

Сундучок сказок

Украду я звезды с неба, украду.

Соскользнут они в ладони, словно в бездну.

Я губами жадно к звездам припаду,

Выпью свет волшебный быстро и исчезну.

Расплескавшись в темном небе серебром,

Выплетая кружевные паутины,

Я укрою ночь серебряным ковром,

Разметав осколки сердца древней льдины.

Поцелуем вспыхнут блики на воде,

Тени дышат, тени чувствуют, танцуют.

Где-то там, за гранью снов, в стране Нигде,

Звезды падают так нежно и чаруют.

Зажигают колдовские огоньки,

Озаряют ночь чудесным светом,

И стремятся вдаль посланцы — мотыльки,

Разнося фонарики с секретом.

Александрина Сороковая

Не сходи с дороги

Стелется сладкою дымкой туман,

Звезды на небе мигают и пляшут.

Скрип на дороге. И встал караван.

Ели ветвями таинственно машут.

Белую пену вздымает река.

Брызги взлетают, в ночи растворяясь.

С флягой отправили лишь дурака.

Чудится, елка смеется, качаясь.

Вдруг замерцали вдали огоньки.

Чудища? Леший? Сейчас растерзают.

Старый дурак рассказал: «У реки

В доме лесном на столы накрывают».

Бросились путники, слюнки текут.

Скользко. Запнулись о корни. Упали.

А из домишки к котлу волокут

Зверя мохнатого: «Вы опоздали! »

Плачет тихонько понурый зверёк,

Лапки с надеждой к гостям протянул.

Вьётся над варевом чёрный дымок.

Старый дурак всех бесстыдно надул.

«Братцы, спасайтесь! » Но в небе луна

Зло рассмеялась, клыки обнажая.

Крик оборвался. И лишь тишина

Чащу лесную накрыла, вздыхая.

Александрина Сороковая

Шоколадный поцелуй

Так нежна шоколадная ночь,

Вытекает по капле ликёр.

Как заблудшая в сумерках дочь,

Разжигает на небе костёр.

Красным цветом зарделась луна,

Оголила застенчиво бок.

И стекает на землю слюна,

Сладость тьмы превращается в сок.

Карамелью искрится река

В тусклом свете загадочных звёзд,

И набухли её берега

Сладким хворостом тысячи гнёзд.

На ладонях кружится туман,

Леденцы покатились с цветов —

Ночь защёлкнула дивный капкан

В шоколадной долине из снов.

Проза. Сказка. Сороковая Александрина (Kartusha). На неведомых дорожках

Хрустнула веточка чёрной полыни, и ведьма довольно поцокола языком:

— Ну, теперь всё в порядке!

Горькое крошево посыпалось в кипящий котёл. Забурлило жёлтым, зелёным, красным. Ещё миг и поверхность варева застыла. Заискрилась. И в колдовском зеркале появилось изображение.

— Дымок, только попробуй всё испортить! — Ядвига склонилась над котлом, едва не задев крючковатым носом Лесное Око. Зрение-то уже не то!

Серый пушистый котяра с необыкновенно голубыми глазищами тихонько подкрался к хозяйке и цапнул лапой за подол кружевной юбки. Но старуха не обратила внимания на кота — разглядывала паутину неведомых дорожек и тропинок.

Какого труда стоило приглядывать за ними и вовремя возвращать на место, а иногда помогать заблудшим путникам. Или наоборот, губить их.

Дорожки и тропинки жили своей жизнью — порой сами искривлялись или попросту меняли направление, разводя хаос в Дремучем лесу.

— Ох, беда! Леший опять забрёл в Гнилое болото и еле выскользнул из лап Чудозыра. Тот ведь глупый и не разбирает своих и чужих.

Ядвига плеснула в зеркало кленовую выжимку и прошептала заклинание.

— Мяу, — Дымок коснулся лапой котла. Удивительно, что не обжёгся.

— Да исправила, исправила.

Одна вредная тропинка, почти невидимая, принялась за старое. Уж как её только Ядвига ни стирала, как ни выкручивала! А та всё норовила указать путь прямиком к домику ведьмы.

Как здесь спрячешься от нежелательных гостей? Ведьма давно разочаровалась и в людях, и в героях, и в нечисти. Пусть лучше в объятья мавок прыгают.

А эта плутовка вздумала играть! Когда терпение Ядвиги закончилось, а магические силы в погоне за тропинкой практически истощились, ведьма махнула рукой. И лишь временами сворачивала вредину в клубочек или отправляла в сторону иных лесных обитателей.

— А вот завяжу тебя сегодня бантиком! Ха-ха-ха! — цветок дурмана растворился в зеркале, а ведьма принялась выплетать колдовскую паутину.

— Мяяяяу! — Дымок поддержал хозяйку и лениво побрёл к веранде домика, чтобы погреться на тёплом солнышке.

— Да, мой милый. И никого мне, кроме тебя, не надо, — Ядвига улыбнулась голубоглазому лежебоке.

Лёгкий ветерок теребил травинки, среди которых красовались россыпи лесной земляники. Они манили спелостью и сладостью.

Кряхтя и ругаясь, ведьма наклонилась и сорвала самые крупные ягоды.

— Ох, не для меня эта забава, — покачала головой старуха, потирая свободной рукой поясницу.

Но ягоды съела с удовольствием.

Дымок распушился и зажмурился на крылечке.

— Ленивый хитрюга!

Неожиданный всплеск в котле насторожил ведьму:

— Что ещё за шуточки? Опять кто-то пожаловал?

Морщинистые руки взметнулись над Оком.

Высокий мужчина с острой бородкой, одетый в серое. Он вышагивал по дикому лесу как ни в чём не бывало! Ни усталости, ни беспокойства, одни смешинки в глазах. Будто у себя дома! Вот нахал! Но симпатичный…

Ядвига усмехнулась и решила проучить незнакомца. Щепотка коры дуба и знак ворона — и дорожка выкрутилась в сторону озера Забвения. Ох, мавки сейчас обрадуются!

— И вообще, пора бы им меня поблагодарить. Столько добра им в руки прибыло!

Ведьма недоумённо сдвинула седые брови. Он смеётся? Не доходя до озера пары вёрст, бродяга шагнул на полузаросшую узенькую тропку. Как смог?

— Дымок, ты только погляди!

Но кот даже не пошевелился, а лишь тихонько промурчал:

— К тебе идёт…

— Ну, надо же! Заговорил, нечисть плешивая! А то всё «мур» и «мур», — покачала головой Ядвига, но сразу уставилась в Лесное Око. Шустрый какой! — Не может он ко мне идти. Кто ж про меня ведает? Да и не дойдёт сюда.

Искривлённые пальцы старухи выписали замысловатые узоры — дорожки и тропинки сливались, переплетались и замыкались. А путник шёл себе, продираясь сквозь чащу, будто всего этого не замечал. Находил тайные лазейки. И умудрился обнаружить проход через дупло древней берёзы.

— А ведь и правда, что в мою сторону двигается, — закусила Ядвига губу и почувствовала необычное волнение. Кто же ты, незваный?

Скорее из страха, старуха напустила на бродягу Чёрного медведя, свирепого и кровожадного.

Медведя однажды проклял злой упырь, случайно забравшийся в эти края. Ведьма справилась с кровопивцем, а вот озлобленного зверя излечить не получилось.

Незнакомец не испугался, а спокойно вытащил добротный меч со сверкающими самоцветами на рукояти и атаковал лютого зверя. Рычание медведя донеслось и до Дымка. Аж шерсть на загривке поднялась.

Смертоносные когти-кинжалы пронеслись над головой бродяги. Ядвига затаила дыхание — увидела, что на листья папоротника алыми каплями брызнула кровь. Но это косматое чудище дёрнулось и рухнуло в заросли кустарника. А через пару минут поднялся удивлённый мишка и удрал в чащу. Ещё долго по лесу разносился треск сминаемых медведем кустов.

— Смелый!

Не зная, как теперь быть, чувствуя, как в груди нарастает давно забытый трепет, старуха стиснула кулаки. Лесное Око — лишь зеркало и ничем не могло помочь. Ни дать совет, ни подкинуть нужное заклинание.

А незнакомец взял да исчез! Пропал с паутины неведомых тропинок-дорожек. И как Ядвига ни вглядывалась, сколько бы порошков и трав ни закидывала в котёл, так и не смогла его обнаружить. В бессилии разбила колдовское зеркало, метнув в Око тушку летучей мыши.

— Чтоб ты сгинул! — прошептала она и направилась в дом за успокоительной настойкой.

Дубовый стол был заставлен свежими порошками-зельями. В эту ночь ведьме удалось вывести новые рецепты. Пахло пряным и кисло-сладким, а также малиной и мёдом.

Распахнув резной сундук, старуха потянулась за пыльной глиняной бутылью.

— Плохо встречаешь, хозяюшка! — никаких сомнений, что низкий бархатный голос принадлежал исчезнувшему бродяге.

Ядвига выронила снадобье и обернулась. Но долго не могла вымолвить и слова. Разглядывала потрепанную одежду гостя, крепкую фигуру и упрямое мужественное лицо.

— Кто ты? И зачем явился? — настороженно спросила ведьма и опустилась на лавку у печи.

Дымок спокойно лежал на крылечке и, казалось, ничуть не удивился посетителю.

Бродяга загадочно улыбнулся и уселся рядом с хозяйкой дома.

— Хватит уже прятать свою молодость и красоту, — сказал он и с нежностью посмотрел в глаза Ядвиги. Ведьма смутилась и отвела взгляд. Как прознал? Да, она намеренно выбрала такое обличье, чтоб отпугнуть ненужные взоры и сомнительных поклонников.

А незнакомец продолжил:

— Я ведь давно тебя заметил. И полюбил. Я — колдун. И больше не смог ждать. Отправился к тебе…

— А почему так? — обличье ведьмы подёрнулось мерцанием, и Ядвига превратилась в темноволосую девушку с зелёными глазами. Расправив складку на синем сарафане, она вздохнула и улыбнулась колдуну.

— Но я ведь должен был тебя завоевать!

Ядвига не успела и пискнуть, как он подхватил её и закружил в чёрном вихре.

— А Дымок? — взвизгнула ведьма и рассмеялась.

— И его заберём!

⇐ Предыдущая 1 2 3 456 7 8 9 10 Следующая ⇒