Морские и континентальные империи: сходства и различия

Политические процессы в постсоветском пространстве (Подвинцев О.Б.)

Также можно прочитать дополнительно ( Это продолжение статьи Доминика Ливена «Империя, история и современный мировой порядок»):

В отечественной и зарубежной литературе в последние десятилетия предлагалось множество различных вариантов критериев сравнения и классификации империй. Более продуктивным представляется сравнения близких по времени своего существования имперских образований, нежели поиск древних аналогов современных явлений. При этом необходимо делать упор на чертах сходства и отличия в структуре различных империй, а не на их идеологическом оформлении, господствующем политическом режиме и прочих вещах, не вытекающих непосредственно из сути империй как таковых. Таким образом, наиболее значимые различия именно между империями (но не политико-государственными организмами или историко-политическими феноменами в целом), заключены в особенностях подчинения «периферии» «центру», которое может быть прямым и косвенным, опосредованным и непосредственным, формальным и неформальным, явным и завуалированным и т.д. Это в свою очередь во многом зависит от географической удаленности основных элементов «периферии» от «ядра», степени их разнородности, характера предшествовавшей экспансии и т.д. Таким образом, возникшее в новое время деление на «континентальные» и «колониальные» империи приобретает решающее значение. В основном оно совпадает с делением, согласно геополитическому подходу, на «сухопутные» и «морские» державы.

Континентальные империи представляют собой единый территориальный массив. Присоединение новых владений в таких империях рассматривается просто как расширение существующей страны, появление новых провинций, что находит выражение и в соответствующем политико-юридическом оформлении.

В колониальных империях периферия отделена от «ядра» значительными пространствами («океаном», «моря» может оказаться недостаточно). Владения представляют собой не продолжение единой страны, а отдельные подчиненные образования – колонии.

В современных условиях деление на «континентальные» и «колониальные» может быть дополнено указанием на «неформальными» империями. Концепция «неформальной империи» была разработана в 1970-е годы применительно к характеристике отношений между СССР и странами Восточной Европы, однако, быстро отказалась, вполне применимой и для описания взаимоотношений США с рядом союзников в Азии и Латинской Америке. Периферию неформальной империи составляют не «провинции» и не «колонии», а формально независимые государства.

Чтобы упорядочить и привести в систему широкий спектр государственных образований и исторических событий, о которых уже шла речь в настоящей статье, необходимо дать империи некое определение. Мне кажется, чаще всего встречающиеся в научной литературе определения не годятся для этой цели[369]. Они основываются на противопоставлении метрополии и провинций или колоний, лежащих на периферии империи и акцентируют политическое господство, а также факт экономической эксплуатации метрополией периферии. Увлечение историей культуры в последние годы привело к тому, что исследователи стали подчеркивать культурную гегемонию метрополии как еще один отличительный штрих империи. Здесь важно отметить, что данное определение работает в основном лишь применительно к современным западноевропейским заморским империям. В Британской, французской или голландской империях образца 1900 года метрополию от периферии отделяли океан, расовые различия населения и все возрастающий разрыв в уровне благосостояния и экономического развития. С точки зрения культуры «Европа» оказала гораздо большее воздействие на жизнь и сознание колонизованных народов, нежели на жизнь и сознание колонизаторов. Само это обстоятельство с течением времени превратилось в причину возмущения против колонизаторов. Возможно, важнее всего было то, что взрослое мужское население метрополии имело гражданские права, в то время как жители периферии в принципе были лишь подданными империи. По совокупности всех этих причин Британскую, французскую и голландскую империи можно считать «национальными империями» – в том смысле, что в них доминирующее положение занимали целые нации.

Что касается великих сухопутных империй прошлого, то применительно к ним определение империи как системы отношений центра-периферии имеет гораздо меньше оснований, и не только потому, что никакой океан в этом случае не отделял метрополию от ее колоний. Многие из сухопутных империй могут быть охарактеризованы как «аристократические». В них господствовал и их эксплуатировал класс, а не сообщество, и тем более не нация. Члены аристократической элиты имперского центра гораздо более отождествляли себя и вступали в союз со своими собратьями-аристократами (особенно в рамках одной цивилизации), чем с плебеями из своего собственного этноса. Кроме того, такая империя зачастую гораздо более жестоко эксплуатировала низшие классы «центра», нежели низшие классы периферии, поскольку это было с точки зрения логистики гораздо проще и политически безопаснее. Хорошим примером здесь служит царская Россия, начиная с эпохи Петра I и до 1860-x годов. В этот период Россия представляла собой союз различных групп землевладельцев вокруг русского поместного дворянства, являвшегося центром системы. Элита этого общества подчас гораздо лучше говорила по-французски, чем по-русски, и воспринимала себя не только как членов правящего класса России, но также как часть европейской космополитичной аристократии. Достаточно очевидно, что остзейские немцы-аристократы получали от этой империи гораздо больше благ, нежели обращенная в крепостное состояние масса великорусского населения[370].

Османская империя не была аристократическим государственным образованием, но имела некоторые общие черты с царизмом. Анатолия – самое сердце страны – являлась одной из самых бедных и самых эксплуатируемых областей империи. Османская элита говорила на языке, подвергшемся персидскому влиянию, который не понимало большинство турок. Для этой элиты само название «турок» было синонимом деревенщины. Ядро османской элиты той эпохи, когда империя находилась на пике своего развития, состояло из обращенных в ислам рабов-христиан – ситуация, известная в мусульманском мире, но совершенно невозможная в европейских морских империях. Османское государство может служить прекрасным примером империи, чья идентичность строилась на верности религии и династии, а не на принадлежности к определенному этносу. Потенциально ислам и Османская династия служили основой общего самосознания, преданности одним и тем же политическим идеалам и институтам, объединяя вокруг себя турецкие, арабские и курдские элиты. Продвинуться наверх по социальной лестнице и вступить в ряды этой элиты было гораздо проще, нежели в аристократической Европе, хотя для этого обычно требовалось принять ислам[371].

На раннем этапе своей истории государство турок-осман также представляло собой и другую, весьма типичную разновидность сухопутной империи, особенно характерную для исламского мира: империю, созданную кочевниками. Великий политический мыслитель Ибн-Халдун является самым известным ее теоретиком[372]. В традициях империи кочевников народы на периферии такой цивилизации сохраняют воинскую доблесть и периодически завоевывают городские центры данной цивилизации. Со временем они сами покоряются культуре и соблазнам этой цивилизации и становятся жертвами новой волны воителей-кочевников. Хотя многие из народов, завоевывавших Китай с севера (включая и манчжуров Цин), были самое большее полукочевниками, сходная модель может применяться и в этом случае. История всех этих империй переворачивает с ног на голову концепцию культурной гегемонии. Для маньчжуров ценой захвата власти в империи в конечном итоге стала культурная ассимиляция и, в известном смысле, исчезновение как нации собственно маньчжуров[373].

⇐ Предыдущая 123 4 5 6 7 8 9 10 Следующая ⇒