Дети, которые ставят перед нами особые задачи

⇐ ПредыдущаяСтр 2 из 10Следующая ⇒

Перевод с немецкого

Елена Куприянова

Артем Ефимов

evidentis

МОСКВА 2005

УДК 37.015.3 БЕК 85.3

Кю99

ISBN 5-S4610-029-7

© evnfeirtis, 2005

Вступление

как возникла эта книга

Если у вас есть свои дети, вы каждый день чему-то изумляетесь: их первым шагам, быстрым успехам в «развитии». Мы пишем «развитие» в кавычках, потому что развитие это следует понимать в двух смыслах: как изменение сознания, взросление и как одновременную стремительную потерю гениальных детских способностей. Чувствительным индикатором этих процессов является язык малыша, и при этом далеко не только вербальный, но все то, что относится к намеренному выражению эмоций — от зрительного контакта и улыбки до сознательно сдерживаемого плача.

Меня всегда интересовало многогранное чудо усвоения языка¹ и соответствующая этому значимость эгоцентризма². Я имею в виду формирование телесного эго, с помощью которого человек начинает воспринимать себя самого как субъекта, — с этого момента он умеет противопоставлять себя миру³. Здесь тема маленького ребенка соприкасается с древней традицией: рай и грехопадение — непосредственная, беззнаковая коммуникация и артикулированный язык.

Я давно занимаюсь проблемой человеческого внимания. Внимание маленького ребенка — для меня отправная точка при изучении как процессов взросления, так и существования в дородовом периоде. Что означает «язык» в период до рождения? Что означает «бытие»⁴ в так называемом нездешнем мире? Как это бытие превращается в способность понимания и самовыражения на Земле? Исследования сознания маленького ребенка (на основе уже упомянутых работ) в последнее время позволили придти к определенному пониманию, которое главным образом и привело к созданию фонда «Логос»⁵. Понимание это состоит в том, что в дородовый период мы живем только среди Я-существ, чье бытие и сущность идентично их выражению («РЕЧИ»), и все мы сами существуем, «разговаривая» таким образом в полной смыслов мировой сфере, состоящей только из смысла и значения. Потом мы рождаемся на земле, где единственными Я-существами являются люди. А насколько мы уже Я-существа? Бот это собственно и есть родовая травма. А как мы ее переносим, мне до сих пор не известно.

Следует добавить еще кое-что. Для маленьких детей вообще, для ранних аутистов, для многих легастеников и для звездных детей, пока они не станут взрослыми, а иногда и после этого, мы в какой-то степени прозрачны. Они «видят» — чувствуют — наши слабые места, в том числе и те, о которых мы сами не знаем. Они ощущают, когда мы не совсем искренни или притворяемся. И это для них вторая травма.

почему так трудно понять маленьких детей?

Мы так мало понимаем сознание и душу маленьких детей, потому что наше собственное сознание сильно изменилось со времен нашего раннего детства. Наш интеллект и интеллект ребенка находятся между собой примерно в таком же отношении, как мелкая разменная монета и чек, в котором содержится сумма вся целиком, — они очень мало схожи между собой. Б чем состоит это различие и как оно проявляется, рассматривается в этой книге. Существенный вопрос заключается в том, как взрослый может опытным путем изучать детское сознание. На практике не работают, то есть не приводят к желаемым результатам, даже самые простые теории. Любой человек знает в теории, что конек скользит по льду, — но на практике никому не удастся сразу поехать на коньках, придется все испытать самому.

Во время работы над этой книгой со мной произошел такой случай. При регистрации в аэропорту Гамбурга передо мной в очереди стояла молодая супружеская пара.

У матери на руках был сынишка 3-4 месяцев. Внезапно малыш повернулся и посмотрел на меня. Он смотрел мне прямо в глаза, и я был потрясен: это не был взгляд младенца — это был взгляд взрослого человека, очень уверенного в себе, даже мудрого, и он, казалось, видел меня насквозь. Я и раньше встречал такой взгляд — у людей с тяжелой формой аутизма.

Я все не мог позабыть этот эпизод. Мне вспоминались некоторые такие встречи взглядами как с детьми, так и со взрослыми. Затем мне пришло в голову, как много раз преподаватели и воспитательницы жаловались мне, что они все чаще сталкиваются с трудными, но очень одаренными детьми, В то же время мне в руки попала калифорнийская книга о так называемых детях индиго, а затем еще и книги Хеннинга Кёлера. Мне стало ясно: вот уже около двадцати лет на Земле нарождается новое поколение детей (у этого поколения были некоторые предшественники и раньше), и их все больше, и это — самое значимое событие нашего века. И я все больше стал заниматься не общей детской антропологией, а этими новыми детьми, которых я назвал звездными — вы еще увидите, почему. Писать о них казалось мне самым важным, ведь многие педагоги, психологи и психиатры (антропософски настроенные — не исключение) не только не замечают, с чем они имеют дело, когда сталкиваются с «трудными» детьми, но иногда и не хотят замечать. Между тем было изобретено более 70 названий для этой категории детей. Довольно часто на такого ребенка, трудного для воспитателей, воздействовали медикаментами, как в случае поражения мозга. Но медикаменты лишь устраняют симптомы и одновременно губят те возможности и стремления, которыми ребенок обладает. Разумеется, не каждый трудный ребенок — дитя звезд, но таких, наверное, все же большинство.

Таким образом, центр тяжести в моей работе переместился на звездных детей, причем я должен заметить: это только первая попытка. Исследование нуждается в продолжении, и оно будет продолжаться. Хеннингу Кёлеру я обязан подтверждением изложенных здесь взглядов на основании его огромного опыта работы с проблемными детьми.

Чтобы понятно описать духовно-душевную сущность звездных детей, необходимо для начала обратиться к духовной антропологии детей в общем.

метод исследования

Исследование сознания маленьких детей не может быть основано на одном только наблюдении их поведения. Наблюдение всегда проходит через сознание сложившегося взрослого человека, причем решающую роль играет имеющийся в его распоряжении понятийный аппарат. Но понятия взрослого количественно и качественно отличаются от проявлений «понятийности» ребенка, которая определяет его поведение в такой же степени, в какой понятия взрослого человека определяют его наблюдения. Если взрослый не знает — хотя бы в общих чертах, — как устроена душа ребенка, он может неверно интерпретировать его поведение (объект своих наблюдений), он уже «видит» не то, что есть, ибо то, что он видит, в значительной степени определяется тем, кто смотрит и как это интерпретируется.

Путь и метод духовного исследования прост, но и требует очень многого. Он состоит в бесконечно усиленной концентрации сначала мыслящего/представляющего внимания, затем чувствующего внимания, и наконец волевого внимания, причем мышление, чувство и воля проникают друг в друга с самого начала и непрерывно переходят друг в друга — постепенно и в указанной последовательности.

Концентрация постепенно приводит нас к моменту переживания сиюминутного настоящего, которое никак иначе не может быть нами испытано, так как этот момент присутствия духа — как и момент постижения — краток, как вспышка молнии. Продлевая эту вспышку, мы ощущаем, как наше внимание вливается в тему концентрации (образ или мысль), чтобы эту тему произвести и удержать. Ибо наша духовная сущность — это внимание⁶. Мы испытываем нашу идентичность с темой. Этот опыт освобожден от всех знаков, от всех слов, это чистое То, что мы суть, чем мы стали в смысле длящегося становления. Мы и есть значение нашей темы или становимся ею — не знаком темы, не ее видимой формой. С этого и начинаются непрерывные преображения в опыте. С одной стороны, мы ощущаем нашу вечно бодрствующую духовную самость как некий опыт «Я есмь», причем это «Я есмь» не нуждается в противопоставлении чему-то внешнему. Напротив, повседневное, обыденное «Я» может ощущать себя, только будучи противопоставлено чему-то другому и воспринято этим другим. Во-вторых, претерпевает непрерывное последующее становление и сама тема. В ходе дальнейших упражнений, путем усиления потока внимания все время изменяются оба вида событий. «Я есмь» переходит от беспонятийного, интуитивного мышления к познающему ощущению, а затем в познающую волю. Наряду с этим и тема становится ощущением, «идеей-чувством», а позже формой воли. Во всем, что имеет форму, живет формирующая воля.

Эти качественные изменения опыта соответствуют различным фазам в детском мировосприятии, но в самосознающей форме. Концентрируя свое внимание и медитируя, мы можем узнать, что переживает маленький ребенок, вернуть способность сопереживания, которую потеряли по мере взросления⁷.

практические указания для читателя

Полное «содержание» этой книги может раскрыть только сам читатель, собственным осмыслением и медитацией. В тексте присутствуют темы для «размышления» и «медитации». Первые — это мысли, которые можно продолжить, додумать, углубить. Вторые — постулаты. Прежде, чем вникать в них, их можно и нужно поставить под вопрос.

Медитация состоит в сосредоточении на каком-то утверждении, на его бессловесном, сверхречевом смысле, на его силе, про которую можно даже сказать, что это его «солнце», ибо она должна присутствовать в нем прежде, чем формулировка, слова и грамматические формы. Она находит сознание посредством солнца. При такой безмолвной концентрации на смысле утверждения, смысл становится прозрачным, и за ним может вспыхнуть новый. Намеренное сконцентрированное внимание внезапно опустошается и превращается в воспринимающее. Благодаря этому и возможно появление следующего, очередного, нового значения. Медитация, таким образом, может быть и тренингом для интуитивного сознания, и методом исследования.

Феноменологическая антропология детей

Что значит «духовный» и «духовное существо»?

Когда мы рождаемся, наше духовное существо соединяется с наследственной телесностью. Так говорят многие люди, и столько же людей, если не больше, думают, что никакого духовного существа вообще нет. Поэтому уместно Подробнее исследовать и описать понятие «духовный».

Рассмотрим хотя бы язык — это, пожалуй, лучший пример. Каждый язык (жесты, искусства, взгляды и тому подобное) состоит из чувственно воспринимаемых знаков и чувственно не воспринимаемых значений. У знаков имеется материальный носитель (воздушные волны, бумага, чернила и т.д.), значения же, напротив, свободны от материала; напрасно было бы искать некую вещественность, из которой они создаются. Под «значением» мы понимаем не только то, что можно сообщить вербальным языком, но и то, что обращено напрямую к чувствам, как, например, музыку или другие искусства, или к познающей воле, как, например, религиозный ритуал. Такие значения не могут быть переведены на вербальный язык, — иначе музыка и тому подобное были бы заменимы, то есть излишни.

Когда человек слышит или читает текст на иностранном языке, которого он не понимает, он воспринимает только знаки. Сказки, очевидно, обращаются напрямую к чувствам человека, иначе непонятно, почему в сказку может полностью погрузиться и взрослый человек.

Если значение свободно от материала и, без сомнения, является реальностью, из которой происходят знаки — ведь нет знака без значения, но значение возникает, когда оно еще не имеет своего знака, — то эта реальность может называться «духовной»; она свободна от материала и понятна, имеет смысл. Из этого непосредственно следует, что и источник значений может быть не материальным, и точно так же тот, кто понимает значения. С другой стороны, так как знак и значение человек не соединяет механически⁸ (знак может иметь совершенно различные значения в зависимости от контекста и обстоятельств), то к феномену знак-значение относятся понимание и понимающий. Следовательно, ни понимание, ни понимающий не могут быть материальны. Понимание — это духовный феномен, а понимающий — это духовное существо⁹. Если умеющий читать и не умеющий читать смотрят на одну и ту же страницу, или если шахматист и человек, не умеющий играть, смотрят на расположение фигур на доске, то различие следует искать не в том, что один воспринимает материальную (или силовую) взаимосвязь между буквами и словами или, соответственно, шахматными фигурами, которая скрыта от второго. Если вы слышите, как кто-то говорит: «Прекрасная история! », то для вас смысл сказанного зависит от обстоятельств, а само звучание фразы еще ничего не определяет.

Темы для размышления:

Обезьяна понимает слова, обозначающие числа, до семи. Если ей говорят «шесть», она хлопает шесть раз. Значит ли это, что обезьяна — духовное существо? Что она должна уметь, чтобы мы признали ее духовным существом?

⇐ Предыдущая 123 4 5 6 7 8 9 10 Следующая ⇒