Наука, философия и мировоззрение

⇐ ПредыдущаяСтр 81 из 84Следующая ⇒

Развитие науки, ее небывалое вторжение во все поры общественного организма породило много нуждающихся в философском осмыслении не только собственно научных, но и мировоззренческих проблем. Эта тревожащая человеческий ум беспокойная сила науки сказалась сразу же, как только она начала оказывать свое революционное воздействие на общество. Прежде всего научное мышление разрушило функционировавшую в течение тысячелетия религиозную картину мира, в которой человеку предлагалось универсальное и непоколебимое знание о том, как жить и каковы принципы, лежащие в основе миропорядка. Парадоксом научного мышления является то, что, разрушая наивно-целостное воззрение на мир, которое дается религией или тем или иным направлением религиозной философии, подвергая

¹ Жолио-Кюри Ф. Пять лет борьбы за мир. М., 1955, с. 190.

сомнению каждый постулат, принимавшийся ранее на веру, наука не дает взамен такого же целостного аксиологически убедительного миропонимания, — все ее конкретные истины охватывают лишь достаточно узкий круг явлений. Наука научила обыденное сознание сомневаться во всем и сразу же породила вокруг себя мировоззренческий дефицит, который могла теперь уже восполнить одна только философия. И философия сразу же вступила в мировоззренческое противоборство с наукой, которое исторически принимало самые разнообразные формы и которое и по сей день не может считаться завершенным.

Суть развернувшегося конфликта между наукой и философией сводится к борьбе за право обладать последней истиной. Необходимо сразу же оговориться, что полем этой битвы были не столько кабинеты самих ученых и философов, сколько общественная психология, сфера мировоззрения. Раз философские положения не могут получить подтверждение в том смысле, как подтверждают себя научные положения, значит, для определенной части массового сознания они и не могут претендовать на истинность. Перенос на науку тех ожиданий жизненного руководства, которые раньше удовлетворялись религиозным мировоззрением, образовал основу новой, получившей широкое распространение в XIX и XX вв. идеологии сциентизма, то есть веры в науку как в единственного «пастыря».

Идеология сциентизма зародилась в недрах просветительства, получила развитие в позитивизме, то есть уже в собственно философском направлении, которое, номинально оставаясь философией, по существу самоустранялось в пользу науки как нового демиурга (творца), как единственного ответчика на все жизненно важные вопросы. Позитивистской философии свойственно стремление отказаться от всех доктрин, которые используют в качестве аргументов не проверяемые научно (экспериментально, эмпирически) доказательства. Сюда попали не только действительно использующие «голую риторику» политические идеологии, но и все философские системы, затрагивающие политические вопросы, в том числе марксизм.

Вопрос о соотношении философии и науки очень сложен, он имеет различные толкования, решения и еще больше нюансов этих решений. Любая излишне жесткая формулировка этого соотношения чревата серьезными мировоззренческими последствиями. Здесь необходим тонкий диалектический анализ. Опасны обе крайности — и жесткий диктат философии над наукой, и позитивистский отказ философии в возможности достижения истины. Там, где философия приобретает политические права диктовать науке конкретные пути ее развития, нередко происходят опасные для науки задержки в развитии новых

направлений. Подобного рода крайности у нас привели в свое время к объявлению лженаукой таких блестяще оправдавших себя впоследствии направлений, как кибернетика и генетика. На Западе аналогичные причины привели к значительной задержке в развитии научной социологии.

Не менее опасна и тенденция к безграничному восхвалению достижений естественных наук в противовес общественным и гуманитарным дисциплинам. Несмотря на то что марксизм-ленинизм по своей внутренней сущности является глубоко гуманистическим учением, буржуазная в своей основе идеология сциентизма глубоко проникла и в наше общественное сознание. Безграничное доверие к естественным наукам, а значит, и к ее апологетам сказалось и на экологическом состоянии среды (химизация почвы, загрязнение воздуха и водоемов и т. д.), и на засилье экстенсивных методов производства, и на преимущественной ориентации на вещное производство в ущерб социальной сфере, и на резком снижении этических и эстетических показателей культуры, и на все возраставшем влиянии технократической психологии, во многом воспитавшей настроения потребительства и накопительства.

Почему это так, почему идеология сциентизма ведет к снижению этической культуры? Дело в том, что сциентизм как мировоззренческая установка основывается на «ума холодных наблюдениях», и там, где стоит определенная прагматическая цель, такой ум будет стремиться к ней, невзирая на возможные этические осложнения, на «сердца горестные заметы». Стране нужен бумажный комбинат? Рациональный ум рассчитал, что оптимальным местом его строительства является Байкал, и комбинат был там построен, тем более что это совпадало с ведомственными интересами. На юге не хватит воды для орошения земель? Повернем северные реки. Церковь XVII в. рушится? Что ж, нужно убрать это строение, мешающее плановой застройке. Эти примеры можно продолжать до бесконечности. Отдельный человек чувствует себя в таком сциентистском мире потерянным и бессильным. Наука научила его сомневаться в духовных ценностях, окружила его материальным комфортом, приучила видеть во всем прежде всего рационально достигаемую цель. Сам человек с такой сциентистской позиции есть не больше, чем естественно-природный материал, все духовные нюансы которого «можно» рационально познать без всякого нерастворимого для «сциентистской кислоты» остатка. Так относящийся к себе и другим людям человек неизбежно становится холодным, расчетливым прагматиком, если же он не приемлет этой логики, то впадает в противоположную крайность — отказывается от цивилизации с ее «мнимыми» благами и обращается к религии-

озным ценностям. Сциентистская идеология в ее крайнем выражении, таким образом, есть одна из современных форм антигуманизма.

Итак, наука сама по себе — это непреходящее завоевание человеческого гения. Она раздвинула горизонты, манит изобилием материальных и духовных благ. Но «обожествленная» наука, как и все обожествленное, уже нечто другое. Сама по себе наука не может считаться высшей ценностью человеческой цивилизации, она — средство, а не цель.

Марксистско-ленинская философия — научная философия, и это именно философия, так как в основе марксизма лежит гуманистическая идея и истина находится здесь в аксиологическом единстве с благом и красотой.

Итак, логика развития истории привела нас к пониманию того культурно-исторического факта, что ни научное знание, ни нравственность, ни искусство, будучи взятыми в отдельности (не говоря уже о политике и праве), не могут обеспечить гармоничную целостность общественного сознания, а значит, и поступательное развитие истории. Наука, эстетическая и нравственная формы общественного сознания определяют уровень развития духовной, а также и материальной жизни каждого общества. Их эффективная роль определяется их совместной гармонической согласованностью. Необходимо, чтобы взаимная согласованность этих форм духовной активности человека достигла такой степени, чтобы примат одной из них не мог бы привести к дегармонизации общественных процессов и внутреннего духовного мира самого человека. Мы видели, что этическое тесно смыкается с эстетическим, наука стремится к постижению тайн искусства, а последнее использует научные достижения. Всесторонняя и глубокая гармонизация форм общественного сознания — идеал будущего, достижимого только созидательной деятельностью самого народа.

Философия культуры

Понятие культуры

Универсального определения культуры нет. Возможны разнообразные функциональные описания культурной области, которые всякий раз формулируются в зависимости от конкретных целей исследования, но целостного — сущностного — определения культуры, получившего бы общепризнанное распространение, не существует, хотя вместе с тем смысловой объем этого понятия считается интуитивно ясным. Понятие «культура» (лат. cultura — возделывание, обрабатывание) изначально связано с «хорошим де-

лом», не только с тем, что сделано, но и как, и зачем. А дело есть способ освоения мира. Культура — это своего рода призма, сквозь которую преломляется и высвечивается для нас все сущее. Сам человек также есть феномен культуры. Культура — это творческий принцип жизни личности и общества в целом; это не просто умение, доведенное до уровня искусства, но и нравственно санкционированная цель.

Совокупность материальных и духовных ценностей, а также способов их созидания, умение использовать их для прогресса человечества, передавать от поколения к поколению и составляют культуру. Исходной формой и первоисточником развития культуры является человеческий труд, способы его осуществления и результаты.

К материальной культуре относятся прежде всего средства производства и предметы труда, вовлеченные в водоворот общественного бытия. Материальная культура — показатель уровня практического овладения человеком природой. К духовной культуре относятся наука и степень внедрения ее достижений в производство и быт, уровень образования, состояние просвещения, медицинского обслуживания, искусства, нравственные нормы поведения членов общества, уровень развития потребностей и интересов людей. Духовная культура отлагается в «вещной» форме. Все это живет и сотрудничает с современным поколением и является культурой, сокровищами всех богатств человеческого духа только в соотношении с живым разумом.

Культура — это воплощенный разум человечества, функционирующий как смысловое приращение к природному миру. Входящие в ее область духовные явления сохраняются не только в пределах какого-либо определенного исторического периода, но обладают вечной природой: мысль Платона сегодня такая же реальность, как и более двух тысяч лет назад. Культура являет собой совокупность всех тех духовных достижений человечества, которые — даже возникнув как индивидуально-субъективные и исторически конкретные — с течением истории получили статус общественно-объективных и как бы надвременных духовных явлений, образуя непрерывную и неподвластную отдельному индивиду всеобщую культурную традицию. Исходя из понимаемой таким образом объективности культуры, а также и из того обстоятельства, что она является результатом человеческой деятельности, культура характеризует собой человека не как индивида, но как общественно развитое существо в контексте социума. Как не может быть культуры вне или до человека, так не может быть и человека вне или до культуры: культура — это сущностное, родовое свойство человека. Куль-

турными не рождаются, а становятся. Каждый отдельный человек учится быть культурным ¹.

Культура — это такой социальный феномен, который охватывает не только прошлое, настоящее, но и простирается в будущее. Прошлая культура соучаствует, оживотворяется в нас в своих лучших образцах. А разве общественно развитой личности безразлична культура будущего? Разве ныне живущий и творящий человек не передает свои идеи и плоды своего труда поколениям, идущим на смену ему в потоке исторического времени? Не делающий этого не имеет истинного права на звание интеллигентной личности, во всяком случае, широко мыслящей и глубоко чувствующей.

Если допустить в некоторой степени романтический образ, то можно сказать, что культура — это как бы верхний покров «тела» Вселенной, который возник вместе с человеком и развивается вместе с ним. Аналогично расценивали культуру и в античности (вспомним древнегреческий логос), и в средние века, и в новое время. Синонимичны этому пониманию и ноосфера Вернадского, и культурологический пафос философии человека Тейяра де Шардена, и внутренний смысл гуманизма, лежащего в основе марксистской философии. При всей кажущейся идеалистичности образа культуры как верхнего покрова «тела» развивающейся Вселенной в нем нет ни грана мистицизма, напротив: культура здесь не противопоставляется природе, дух здесь не «спорит» с материей — они мыслятся в единстве, как органичное и естественное следствие эволюции Вселенной. В самом деле, было бы странным, если бы материя, породив дух, отторгла его как нечто чуждое ей. Изо дня в день замыкаясь в научной рассудительности, мы все чаще испытываем дефицит высокого. Приняв же этот образ, мы, нисколько не теряя земной почвы под ногами, все с большей заинтересованностью вглядываемся в высший — культурный — слой жизни, осознавая себя в нем и его в нас. Мы все больше задумываемся о тех отношениях, которые складываются между ним, с одной стороны, природной и социальной жизнью — с другой. Мы все больше осознаем, что именно культура, а не, скажем, материальное производство само по себе является истинной целью всей нашей деятельности. Феномен культуры предстает перед нами в своем истинном величии, вызывая не только благородную гордость, но и чувство ответственности, и даже опасение и трево-

¹ Если культурного человека пожелать представить в виде «джентльмена», то можно напомнить символично емкий кантовский пример: «К королю Якову I английскому его няня, которая его вскормила, обратилась с просьбой сделать ее сына джентльменом. На это Яков ответил: «Этого я не могу; могу его сделать графом, но джентльменом он должен сделать себя сам» (Кант И. Соч. В 6-ти т. М., 1966, т. 6, с. 541).

гу, вызванные многочисленными проблемами современного мира.

В чем же, хотя бы приблизительно, состоит существо современных философских размышлений о судьбах культуры? У нас нет здесь возможности полностью отразить эту проблему, и потому ограничимся теми аспектами, которые позволят, во-первых, отчасти попять сущность и специфику культуры в ее соотношении с другими жизненными феноменами, а во-вторых, дадут возможность очертить контуры тех споров, которые ведутся сегодня о перспективах культурной эволюции человечества, ее направлении, издержках и перепутьях, о разбросе надежд и осуществлений. Таковыми будут мир ценностей, проблемы соотношения культуры с природой, с цивилизацией, с сознанием, проблема типологии культур и проблема массовой культуры.

Мир ценностей

Перед человеком — целый океан культурных ценностей, созданных всемирной историей, а также несметные ценности природы, которыми он постоянно пользуется и наслаждается в меру своей одаренности, образованности и воспитанности.

Что же такое «ценность» и как это понятие соотносится с понятием культуры? Выше уже говорилось, что отличительным свойством культуры, доставляющим само существо этого понятия, его специфику, является нераздельная связь культуры и человека: ценностное отношение возможно только там, где реально присутствует человек, являющийся носителем и субъектом ценностного отношения. Функциональные сферы распространения понятий «культура» и «ценность» совпадают: там, где возникает ценностное отношение, там, следовательно, проявился тот или иной, позитивный или негативный культурный процесс.

Как можно философски определить понятие ценности? Ценность — это факт культуры, и она социальна по своей сути. Далее, это функциональный и при этом непременно объектно-субъектный феномен. Сами по себе вещи, события в их безотносительности к человеку, к жизни социума не существуют в «категориях ценностей». Это относится не только к очеловеченной природе, то есть ко всему массиву цивилизации, но даже к небесным светилам.

Понятие ценности соотносительно с такими понятиями, как «значимость», «полезность» или «вредность». Значимость характеризует степень интенсивности, напряженности ценностного отношения — что-то нас трогает больше, что-то меньше, что-то оставляет нас безразлично спокойными. Полезность может носить чисто утилитарный характер. Ею могут характеризоваться материальные и духовные ценности: одежда, кров, орудия труда,

знания, умения и т. п. Вредность — это негативное ценностное отношение. Об истине мы говорим как о познавательной ценности, которая приносит огромную пользу людям, а может быть употреблена и во зло. За нее не только вознаграждают, но и сжигают на кострах и ссылают на каторгу.

Огромный пласт из этих культурных ценностей и вообще существенную форму их выражения составляет всепроникающая система символов. Символы — это закодированные в данной культуре безусловные ценностные феномены. Особое место занимают эстетические ценности.

Стержнем культурных ценностей, объединяющим их воедино, является гуманистическое понятие нравственности, без которого все виды ценностей потеряли бы всякий (кроме грубо потребительского) смысл. Нравственный императив придает ценностным ощущениям стимул к деятельному выражению, имеющему едино понимаемую цель, и обеспечивает их духовной энергией, без которой не было бы самой культуры.

Культура и природа

Проблема соотношения природного и культурного состоит в том, что между ними невозможно провести четкой границы; культура составляет сущностное свойство человека, а человек включает в себя не только культурное, но и природное измерение. В человеке природное и культурное слиты в единое целое, и сложившиеся между ними отношения настолько сложны, что они до сих пор не могут считаться до конца осознанными.

Если попытаться сконцентрировать проблему в одном четко поставленном вопросе, то он будет звучать примерно так: что сильнее в человеке — его природный или культурный момент и какова (позитивная или негативная) оценка того влияния, которое оказывает на него культура? Вопрос этот исторически решался по-разному.

Для мифологического мышления, в котором природное и культурное еще не противополагалось, этой дилеммы не существовало. Для античности, наследовавшей ту гармонию между телесным и культурным, которая сложилась в мифологическом мироощущении, культурное начало в человеке при всем осознании его значимости продолжало оставаться все же вторичным бытием по сравнению с природным началом. Материальный космос, противостоящий человеку, мыслился как абсолютное совершенство в отличие от порой несовершенной человеческой телесности, которая не всегда отвечает идеальным требованиям; поэтому культура для древнего грека — это то средство, с помощью которого можно довести свое телесное состояние (которое включает в себя и интеллектуальные потенции) до того уровня совершенства, которым изначально обладает мир при-

роды. В средневековье, напротив, культурное стало пониматься не как средство облагораживания телесного, но как самоцель, причем телесно-природное ставилось настолько ниже культурного, что фактически превратилось в символ зла, противоборствующего культурной эволюции человеческого духа (концепция первородного греха). Реабилитация природного момента человеческой личности началась в эпоху Возрождения, однако почти тысячелетнее господство идеи внеприродной духовности не могло не сказаться на том обстоятельстве, что восстановленная в своих правах природа начала активно противопоставлять себя культуре, видя в последней источник всех социальных и психологических неурядиц в общественной жизни. Такая апология натурализма, в свою очередь, вызвала ответную реакцию со стороны защитников идеи чисто культурного прогресса. Взаимный конфликт мог доходить до того, что культурное и природное начинало мыслиться как полностью оторванное друг от друга, при этом одно из них считалось искусственным и ложным, другое — единственно естественным для человека и потому истинным. В наиболее отчетливом виде этот конфликт отразился в дискуссии между просветителями и Ж. Ж. Руссо. Для просветительского мышления все зло мира и все человеческие пороки проистекают из природной натуры человека, которую поэтому необходимо «окультурить» посредством образования и воспитания, без чего, то есть вне этой цивилизаторской «упаковки», природа человека представляет собой чистейший образец самого непосредственного, заложенного природой эгоизма. Естественно поэтому, что весь пафос просветительского мышления был направлен прежде всего на социально-политическое усовершенствование общества, которое «само собой» приведет к победе в человеке культурного начала над исходно порочным природным. Для руссоистской же традиции, наоборот, природная натура человека содержит в себе максимум совершенных потенций и только ложная культура с ее необдуманным нагромождением образовательных программ по просветительскому рецепту, всевозможные, поддерживаемые государством социальные условности и ложные идеалы способны извратить и на деле извращают это исходное природное совершенство человека. Руссо звал «назад, к природе», к естественному и гармоничному в своей естественности человеку.

Таковы крайние позиции в их кратком изложении. Вопрос этот настолько сложен и существен, что до сих пор вызывает самые острые дискуссии. Современные сторонники просветительства нередко разочаровываются в абстрактных политических рецептах улучшения общественной жизни, начиная «подозревать» человеческую природу, не дающую осуществиться

идеальным задумкам политических реформаторов, не только в изначальной склонности ко злу, но и в принципиальной неподвластности никаким культурным «лекарствам». Такое разочарование, получившее название «культурпессимизма», опустошало душу не только либеральной интеллигенции буржуазного общества, с удивлением удостоверяющейся в том, что принятие той или иной реформы отнюдь не приводит к ожидаемому очищению нравов. Некоторые теоретики, столкнувшись со сложностями реального воплощения социализма, также начинали упрекать человеческую натуру в непреодолимом биологическом несовершенстве.

Конечно, здесь сразу же должна была бы возникнуть и альтернативная идея: а не виновата ли сама культурная программа, сами политические реформы, не получившие достаточной разработанности и детального продумывания? Во всяком случае, если в конце XVIII в. возможности разума и просветительской культурной деятельности котировались как панацея от всех бед, то начиная с конца XIX в. и на протяжении всего XX в. к просветительским культурным рецептам стали относиться не только с сомнением, но и с опасением.

Вместе с тем пессимизм в отношении человеческой природы не может надолго подчинить себе общественное сознание, в котором обязательно так или иначе должно восторжествовать светлое начало. Ни одно жизнеспособное общество не культивирует долгое время идею изначальной и неискоренимой ущербности человеческой натуры. Критический пафос пессимистов начинает обращаться уже не на человека, но на культуру, внутри которой и ищутся истоки трагических неудач истории, таких, как, например, буквально ошеломившее всех явление фашизма. Философы начали пристально вглядываться в культуру: не в ней ли самой причина мрачных метаморфоз XX в. Сформировались самые различные варианты критического отношения к современным культурным нововведениям. Так, одни из философов отрицают лишь последние два века в развитии европейской культуры, которые принесли с собой не только засилье бездушного рационализма, но и такое, с их точки зрения, антикультурное, то есть ведущее к гибели культуры, явление, как «брак между наукой и революцией». По их мнению, преодолеть этот кризис культуры можно лишь возвратом к истинной культуре христианства. Другие философы идут еще дальше и обвиняют в современном культурном кризисе последние 20 веков, то есть считают виновником постепенной культурной деградации христианство. С их точки зрения, необходимо вернуться к «индоевропейским корням» европейской культуры, замутненным властолюбивыми философами, начиная с Сократа.

Здесь уже чувствуется отзвук идей Руссо, звавшего к естественному человеку прошлого. Однако руссоизм, так же как и просветительство, тоже претерпел в XX в. существенные изменения. Если последователей буржуазного просветительства смутили мрачные политические события XX в., то последователей ортодоксального руссоизма смутили, наоборот, оптимистические факты истории, такие, как быстрое развитие под влиянием различных идеологий тех стран, которые еще каких-то сто лет назад находились на самой низкой ступени социально-экономического прогресса. Полное неверие руссоистов в возможности культурного просветительства и политических нововведений под давлением неоспоримых фактов сменилось на принципиальное допущение этой возможности, с той, правда, существенной оговоркой, что предлагаемая обществом социально-политическая программа культурного перерождения человека не будет противоречить неким изначальным качествам его природы. Это с виду, казалось бы, незначительное требование имеет тем не менее серьезные политические последствия. Так, стоит только признать в качестве исходного (а значит, священного) качества человека его индивидуалистические устремления и признать их единственно благотворными (а в этом — существо буржуазной идеологии), как сразу же любая социалистическая программа с ее идеей коллективизма начнет представляться не только как утопически надуманная и потому несбыточная, но даже более того — как насилующая человеческое естество.

Культура, человек и природа — эта триада понятий не сходит со страниц философской литературы. Говорить о каком-либо абсолютном решении этого вопроса было бы несерьезным и наивным делом, однако история развития этой тематики все же дает возможность установить явно ошибочные тенденции. При абсолютном противопоставлении культуры и природы человека нередко возникают внешне утопически благодушные, а по существу прямо опасные политические устремления; при их отождествлении культура теряет всякую самостоятельность и превращается в простой атрибут природы. Человек при этом может упрощенно мыслиться то как сугубо культурный, то как сугубо природный феномен; он то сознательно и рационально управляет культурным процессом, то превращается в его бессознательный и пассивный объект, в игрушку анонимных символических структур того или иного типа культуры.

Культура и цивилизация

Для философии культуры XX в. в отличие от XVIII и XIX вв., в которых культура и цивилизация чаще всего мыслились почти полными синонимами, характерно постепенное разведение этих двух понятий, первое из которых продолжает оставаться сим-

волом всего позитивного в этой ранее неделимой области, а второе в большинстве случаев получает нейтральную оценку, а порой и прямой негативный смысл.

Цивилизация, как синоним материальной культуры, как достаточно высокая ступень овладения силами природы, безусловно, несет в себе мощный заряд технического прогресса и способствует достижению изобилия материальных благ. Не нужно тратить лишних слов, чтобы доказывать очевидные факты благотворного влияния, которое оказало на общественную жизнь распространение технических изобретений, — это аксиома. Вместе с тем техника, материальное изобилие сами по себе еще не означают собственно культурного, духовного расцвета, они не могут быть оценены как безусловно нравственные или же как безусловно безнравственные: они нейтральны. Культурная значимость технических завоеваний зависит от того, в каком ценностном контексте они используются, а это не только, например, орошение ранее неплодоносных земель, но и создание изощренных орудий массового убийства. Понятие цивилизации поэтому чаще всего связывается именно с этим культурно-нейтральным по своей внутренней природе развитием техники, которую можно использовать в самых разнообразных целях, а понятие культуры, наоборот, максимально сблизилось с понятием именно духовного прогресса. Цивилизация — это преобразованный человеком мир внеположных ему материальных объектов, а культура — это внутреннее достояние самого человека, оценка его духовного развития, его подавленности или свободы, его полной зависимости от окружающего социального мира или его духовной автономности. В западной философии встречается резко негативное отношение к цивилизации. Подобное отношение к цивилизации как к «агонии культуры» отчетливо сформулировал еще О. Шпенглер, и с тех пор это отношение к ней еще более укрепилось. К негативным качествам цивилизации обычно относят ее тенденцию к стандартизации мышления, ориентацию на абсолютную верность общепринятых истин, свойственную ей низкую оценку независимости и оригинальности индивидуального мышления, которые воспринимаются как «социальная опасность». Если культура, с этой точки зрения, формирует совершенную личность, то цивилизация формирует идеального законопослушного члена общества, довольствующегося предоставляемыми ему благами. Цивилизация все чаще понимается как синоним урбанизации, скученности, тирании машин, как источник дегуманизации мира. В самом деле, как бы глубоко ни проник человеческий ум в тайны мира, духовный мир самого человека остается во многом загадочным. Цивилизация и наука сами по себе не

могут обеспечить духовного прогресса, здесь необходима культура как совокупное духовное образование, включающее в себя весь спектр интеллектуальных, нравственных и эстетических достижений человечества, которые являются не пассивными атрибутами материального бытия, но активным и самостоятельным слоем в объективно развивающемся историческом процессе.

Для некоторых направлений современной буржуазной философии характерно возрождение руссоистской традиции в ее ранее небывалой по обостренности форме. С точки зрения, например, французского антрополога Ж. Леви-Строса, человеческая жизнь с развитием цивилизации не улучшается, а осложняется, принося с собой массу негативных последствий для человека. Мы достигли цивилизации, пишет он, но ценой превращения человека в машину. Современный человек несчастлив в принципе, счастливыми были лишь первобытные люди, так как их внешнее «я» (социальная жизнь) было тесно связано с внутренним «я» (психическая, внутренняя духовная жизнь). Слой цивилизации был здесь еще тонок (что в данном контексте расценивается как положительный факт), связь между человеком и породившей и объемлющей его природой еще можно здесь проследить. Изобретение письменности, усложнение социальных структур, создание символических «оков культуры», связывающих свободные проявления человеческого «я», привели к отчуждению человека не только от природы и общества, но и от самого себя. Человечество должно суметь вернуться к естественным формам психического соприкосновения с миром, иначе его ждет гибель не только от неуправляемых технических изобретений — это лишь физическая смерть, но и от психической напряженности, от культурной шизофрении, а это уже смерть духовная. Гармония античного мироощущения, не знавшего болезненной саморефлексии, не может быть восстановлена в «треснутом колоколе» современной культуры, который издает лишь дисгармоничные звуки.

При этом буржуазным философам видятся разные причины кризиса культуры. К числу виновников психологического стресса культуры относят не только обезличенную технику или «антигуманную» науку, но и, например, христианство или искусство, которые, с этой точки зрения, и сделали человека пленником символических структур, из-за частокола которых он уже не в силах разглядеть свое истинное естество. Считается, что многообразные культурные традиции, навязываемые человеку обществом с помощью языка и других знаковых систем, лишают его естественного отношения к жизни, дезориентируют его волю, искажают ощущения и создают искусственную систе-

му ценностей, в которой индивид вынужден воспринимать не только внешние для него события, но и свои внутренние психические переживания. Так, средневековый человек волей культурной атмосферы своего времени был вынужден относиться к себе как к ущербному по самой природе существу, не имеющему возможности непосредственной связи с верховными абсолютами религии, на пути к которым неизменно стояла церковь. Естественно, что индивид не мог в этой ситуации развить свои творческие потенции, он относился к требованиям своего духа и плоти как к греховным заблуждениям, подчинял свою волю церковному авторитету. Это с точки зрения руссоистских концепций резко негативно сказалось на духовном строе человеческой души, сузило и умертвило ее естественные потенции, лишило человека возможности глубоко и непосредственно воспринимать жизнь. Такого же рода негативные последствия принятых культурных условностей находятся западными философами в каждой исторической эпохе, даже более того, современное общество, с этой точки зрения, в большей, чем когда-либо ранее, степени закабаляет человека, так как возросший уровень чисто материальной цивилизации во сто крат увеличивает диктаторскую власть усредненных культурных стереотипов. Как видим, такого рода концепции зиждутся не только на особом понимании культуры и цивилизации, но и на определенном понимании самого человека. Человек в этом смысле всего лишь марионетка в знаково-символических клетках культуры.

С точки зрения марксизма человек во многом находится в неосознанной зависимости от установившихся в обществе культурных (и других) стереотипов. Однако степень этой зависимости исторически не возрастает, а падает. Исторический оптимизм марксизма основывается на его социально-философском учении, видящем единственную возможность прорыва человека к своему истинному «я» в установлении соответствующих общественных отношений и потому стремящемся к достижению такого общественного состояния.

Исходный тезис марксизма о сложной природе культурных явлений, которые включают в результаты отражения объективных общественных отношений, в том числе и классовых (вспомним ленинскую теорию о двух культурах в классово-антагонистическом обществе), нередко толковался у нас в наивно-просвещенческом свете. В 30-е гг. казалось, что достаточно одних только рациональных усилий, одного только рационального обучения, чтобы человеческая натура сразу же восприняла весь сложный пласт культурных нововведений. Такая рационализация культуры закономерно вела к ее технократизации, то есть, по существу, к отождествлению культуры с материальной цивилизацией. Специалист-профессионал в какой-либо области воспринимался нами как обязательно культурный человек: мы забывали, что жизнь человека в обществе протекает в сложной динамике исторически выкристаллизовавшихся культур-

ных символов и психологических механизмов адаптации к миру. Культура, как мы видели выше, не инородна человеку, она есть сущность его природы, и потому человека нельзя обучить культуре как чему-то внешнему, она должна «самопроизрасти» в человеке с помощью, конечно, всех тех многочисленных каналов, которыми он связан с общественной средой. Отождествление культуры с рациональным обучением чревато также и тем, что этот путь ведет к унификации самого понятия культуры, к его генерализации. Исторически сложившееся богатство культурных типов сводится при этом к единому и единственному рецепту, что консервирует культурное развитие, затуманивая реальную культурную перспективу. Разве не свойственно было нам в свое время прикладывать одну и ту же «масштабную рейку» к любым событиям культурной жизни, будь то мифы африканских народов или религиозные общины Швеции? И разве, наконец, все это не привело к тому, что из нашей культурной жизни на время исчезли подлинная глубина и сокровенная духовность, что индивид «съеживался», вживаясь в общепонятные и строго очерченные, но тем самым и диктаторски давящие рамки официально принятых культурных норм?

⇐ Предыдущая 75 76 77 78 79 808182 83 84 Следующая ⇒