Архитектура Аудит Военная наука Иностранные языки Медицина Металлургия Метрология
Образование Политология Производство Психология Стандартизация Технологии


Творческие способности личности



Помимо общих способностей, присущих всем людям, каждый из нас обладает уникальными талантами, увлечениями и собственным творческим потенциалом. Это может выражаться в чем угодно — в му­зыкальном стиле, в привязанности к определенному музыкальному инструменту, в любви к музыке, математике, химии или современному танцу в целом. У человека может быть призвание к работе пожарно­го, врача, учителя или ведению домашнего хозяйства. У каждого из нас есть навыки и способности, которые можно развивать. В своей книге «Призвание» я говорю о личном измерении творческого дости­жения — о той точке, где индивидуальный талант встречается с лич­ным увлечением. Источником потенциала часто становится любовь к определенным материалам. Скульптор вдохновляется формой куска дерева или структурой камня; музыканту нравятся звуки, которые они извлекают из прикосновения к инструменту. Математики любят мате­матическое искусство так же, как танцоры любят двигаться; писатели могут черпать вдохновение в любви к экспрессии и силе слов, а худож­ники зачарованы возможностями чистого холста и палитры.

Герб Алперт - один из величайших музыкантов своего поколения. Когда он играет на трубе, возникает ощущение, будто он говорит на языке музыки. В определенном смысле так и есть. Его музыкальное творчество неотделимо от любви к экспрессии его трубы. Кроме того, он выдающийся скульптор и художник. В каждой области его творче­ские достижения вдохновлены его любовью к используемым материа­лам и пониманием тех возможностей творческого выражения, которые он в них видит. Для других музыкантов лучшее средство творческой реализации — гитара, пианино или скрипка. Есть множество примеров того, что творческое воображение людей питается конкретным сред­ством выражения — не акварелью, а пастелью, не математикой, а ал­геброй. Однажды я разговаривал с университетским преподавателем алгебры из Калифорнии, который назвал себя «алгеброговорящим» человеком. Когда он начал учить алгебру в школе, у него было инту­итивное понимание этого предмета. Он сказал мне, что английский стал его вторым языком, первым была алгебра. Сейчас он проводит большую часть своей жизни, разговаривая на алгебраическом языке.

Обнаружение «своего» средства часто становится переломным моментом в творческой жизни человека. Композитор и дирижер Лео­нард Бернстайн рассказывал, как влюбился в музыку. Он был ребен­ком, когда однажды утром спустился со второго этажа и увидел в холле пианино. Очевидно, его родители согласились взять на время инстру­мент, принадлежавший их друзьям, пока те были в отъезде. Семья Бернстайна была не особо музыкальной, и мальчик никогда не видел пианино вблизи. С детским любопытством он поднял крышку, нажал на клавишу и услышал звук инструмента. Волна приятного волнения пробежала по его телу. Он не знал, почему это случилось, но понял, что хочет проводить как можно больше времени, производя такие звуки. Он нашел свое средство и этим открыл дорогу для своего творческого потенциала.

Фарфор появился в Британии в XVIII веке. Некоторые из самых изысканных и ценных фарфоровых изделий были изготовлены на фарфоровой фабрике в Челси, основанной Николасом Спримонтом в 1743 году. До того как Спримонт открыл для себя фарфор, он был серебряных дел мастером — заметим, хорошим мастером — и неплохо зарабатывал. Но после того как он обнаружил новый материал, его во­ображение разыгралось. Он полюбил фарфор и понял, какие открыва­ются перед ним возможности. За двадцать лет он изготовил множество прекрасных изделий, которые намного превзошли его работы в сере­бре. Творческая энергия и достижения стимулировались отношением Николаса Спримонта к фарфору и теми возможностями, которые он увидел в новом материале16.

Неправильный выбор средства выражения способен подавить стремление к творчеству. Несколько лет назад я писал книгу и рабо­тал с очень хорошим литературным редактором. Она прекрасно раз­биралась в стиле и значительно повысила[u1] качество книги, как и полагается людям данной профессии. Когда-то эта женщина была пианисткой. Я спросил ее, почему она бросила музыку. Она сказала, что давала концерт в Лондоне с выдающимся дирижером. После концерта они ужинали. За едой он сказал, что она прекрасно играла. «Но ведь вам это не приносило удовольствия, не так ли? » — добавил дирижер. Она была ошеломлена. Такая мысль не приходила ей в голову. Она согласилась, что не получила особого удо­вольствия — и никогда не получала. Дирижер спросил, зачем же она этим занимается, и она ответила: «Потому что я это умею».

Мой редактор объяснила, что родилась в семье музыкантов, за­нималась музыкой с детства и проявила незаурядные способности; продолжала обучение и получила степень в музыке, затем защити­ла докторскую диссертацию по музыке и стала концертирующим исполнителем. Ни она, ни кто-либо другой никогда не задумывались над тем, хотела ли она заниматься музыкой, нравилось ли ей это. Она играла на пианино, потому что хорошо умела это делать. Дирижер сказал: «Если что-то хорошо получается, это недостаточное основа­ние, чтобы посвятить этому жизнь». Эта мысль засела у нее в голове и не давала ей покоя, пока она не поняла, что дирижер прав. Окончив концертный сезон, она закрыла крышку рояля и больше никогда не открывала ее. Вместо этого она занялась книгами и искусством, кото­рые действительно любила. Найдя свое призвание, человек раскрывает свой творческий потенциал и становится собой. Помочь людям обна­ружить свои творческие способности — верный способ высвободить лучшее, что есть в человеке.

 

Завершение

В главе 5 я сказал, что человеческий интеллект многообразен, динами­чен и индивидуален. То же относится и к творчеству. Творческие спо­собности обнаруживаются при любом типе человеческого интеллекта и в самых разнообразных областях его применения. Творческие спо­собности требуют установления динамических связей, а их результаты всегда уникальны. Творческий потенциал — это не отдельный талант, который либо есть, либо нет. Он включает множество психических функций, сочетаний навыков и личных качеств. Все мы обладаем твор­ческими возможностями, но очень многие не видят в себе этих начал, на самом же деле эти люди просто никогда не изучали и не практикова­ли того, что подразумевается под словом творчество. Творческие способности присущи каждому человеку. Это качество постоянно откры­вает возможности по-другому видеть, мыслить и действовать. Следо­вательно, по выражению американского психолога Джорджа Келли, ни один человек не имеет права полностью подчиняться обстоятельствам: «Никто не должен быть жертвой собственной биографии»17. Или, как однажды сказал Карл Юнг, «Я — не то, что со мной случилось. Я — то, кем выбираю стать».

Глава 7

Лучшие чувства

Творчество — это не только мышление, но и чувства.

 

Творчество — не исключительно интеллектуальный процесс. Оно за­действует все сферы человеческого сознания, поэтому чувства, ин­туиция, игра воображения играют в его формировании не меньшую роль, чем знания и практические навыки. В процессе творчества часто подключаются психологические функции, которые не регулируются сознательной мыслью. Самые блестящие идеи иногда посещают нас совсем не в результате сознательных размышлений. Если мы не можем решить проблему, лучше отложить ее на потом, задвинуть подальше, в спутанные глубины нашего подсознания, — и оно обязательно пред­ложит нам какой-то выход, которого мы меньше всего ждем. В любой творческой работе, не обязательно связанной только с искусством, ключевую роль играют подсознательное восприятие, интуиция, догад­ки и эмоции. И конечно, особое значение имеют такие категории, как эстетическое восприятие, чувство прекрасного и ощущение гармонии. Это относится ко всем областям творческой деятельности — от танца до математики.

Что скрывают цифры

Однажды я выяснял у профессора математики, как он оценивает док­торские диссертации по тем наукам, которые принято называть «чи­стой математикой». Сначала я спросил, какого они объема. В одном университете я курировал докторские программы по гуманитарным наукам, и там максимальный объем докторской диссертации состав­лял восемьдесят тысяч слов. Это очень важно, потому что обязательно наступал момент, когда авторов нужно было останавливать. Однаж­ды, проводя беседу с кандидатом на место преподавателя, получив­шим докторскую степень в соседнем университете, я спросил, огра­ничивался ли объем его работы. Он несколько высокомерно ответил, что у них диссертации были «того размера, какой требовался автору». Тогда я поинтересовался, насколько объемной была его диссертация. Сделав брови домиком, словно говоря об очевидном, он сказал: «Три­ста семьдесят тысяч слов», то есть примерно столько, сколько в Вет­хом завете. Я спросил, как называлась его диссертация. Оказалось, что-то вроде «Курсы повышения квалификации в Домби: некоторые проблемы». Домби — региональный центр в Англии с населением око­ло двухсот семидесяти тысяч человек1.

Другими словами, на каждого жителя пришлось чуть меньше полутора слов. К счастью, я так и не узнал, сверхординарное ему удалось обнаружить если для объяснения потребовалось более трети миллиона слов. Подзаголовок «некоторые проблемы» давал по­нять, что это даже не полное исследование, а лишь проект развернутой работы, которую автор собирался написать в будущем.

Когда я спросил профессора, ограничивается ли максимальный объем докторских диссертаций по «чистой математике», он ответил:

— Нет, сколько нужно, столько и пишут.

Меня заинтересовал обычный средний объем таких работ, и про­фессор заметил, что недавно читал диссертацию из двадцати шести страниц. Страницы сплошных математических выкладок, правда, вы­глядят несколько иначе, чем триста семьдесят тысяч слов, но, думаю, по количеству знаков эти две работы равны. И тогда я задал профессору главный вопрос: как оцениваются подобные работы? Вероятно, всегда хорошо? (Наверное, больно получать обратно диссертацию, которой вы посвятили три-четыре года, с пометой: «Плохо. Восемь из десяти. Зайдите ко мне».)

— Нет, — ответил профессор. — Обычно хорошо. Обычно.

— И все-таки каким образом вы их оцениваете? — настаивал я. — Как и все диссертации, они должны открывать что-то новое и сооб­щать нам то, чего мы прежде не знали. Другими словами, согласно основному критерию, работа должна быть творческой.

— Конечно, однако при этом, — сказал профессор, — оцениваются и эстетические качества; доказательства должны быть элегантными, а рассуждения — изящными.

— Почему это так важно? — спросил я.

— Понимаете, математики убеждены, что их наука — один из самых чистых способов познания истин природы. Поскольку природа изна­чально прекрасна, то чем элегантнее доказательство, тем выше вероят­ность, что оно ближе к красоте природы и, соответственно, к истине.

Профессор говорил так, словно речь шла о сонате, сонете или фуэ­те. Эстетика изложения — мощная составляющая творческого труда, и это относится как к музыканту, поэту, танцору или дизайнеру, так и к математику.

Вот один из многих примеров того, что не только широкая до­рога, вымощенная академическими способностями, может привести вас к творчеству. К нему ведут многие пути, которые могут включать и академический интеллект, но далеко не ограничиваются им.

 

Процесс созидания не означает только мыслительную деятельность, подразуме­вается еще и эмоциональная атмосфера..

 

Изгнание чувств

Мы не раз уже говорили о четкой границе, разделявшей в XVIII-XIX ве­ках интеллектуальную и эмоциональную сферу. Яркие представители эпохи Просвещения, будучи рационалистами, не доверяли чувствам; не менее яркие представители романтизма, наоборот, полагались только на них. Глядя на вещи с противоположных точек зрения, и те и другие смотрели на интеллект и на чувство как на разные формы жизненного опыта, которые не следует смешивать. Последствия этого разделения мы переживаем по сей день. Они наблюдаются на каждом шагу, при­нимая иногда катастрофический характер.

С помощью таких инструментов, как скептицизм и здравый смысл, философы-рационалисты стремились освободить человечество от об­мана суеверий и религиозных предрассудков2. Предметом их изучения стали законы природы, поэтому все, что имело отношение к проявле­нию душевных переживаний: чувственное восприятие, духовные цен­ности, интуитивные решения и тем более убеждения, основанные на вере, — воспринималось рационалистами как опасное отклонение не­дисциплинированного ума. Все это пустословие и мрачные пережитки прошлого, которые и близко нельзя подпускать к храму естествознания. Путеводная звезда Просвещения Дэвид Юм с бескомпромиссной пря­мотой высказал кредо ученого-рационалиста: «Возьмем в руки любую книгу по богословию или школьной метафизике и подумаем, что в ней содержится. Есть ли в ней образцы абстрактного мышления? Нет. Есть ли рассуждения относительно величин и чисел? Нет. Содержит ли она эмпи­рические умозаключения, касающиеся явлений бытия? Нет. Говорю вам, бросьте ее в огонь, ибо в ней нет ничего, кроме софистики и обмана! »3

Подобная установка означала, в частности, что в биологических науках не допускается никаких метафизических гипотез о происхожде­нии и функции жизни. Все следовало объяснять языком чистой наукии исключительно с материальной точки зрения. Если существовали силы, не поддававшиеся логическому объяснению и строго выстроен­ному доказательству, скажем сила, создавшая живой мир на Земле, то исследователи даже не строили каких-нибудь предположений на их счет, так как это не входило в сферу интересов науки. Теория естественного отбора Дарвина вписалась в эти материалистические условия с убеди­тельной элегантностью и чистотой, и последствия дарвинизма все еще сказываются во всем мире благодаря утвердившейся системе взглядов.

Подобное настроение умов наблюдалось и в гуманитарных науках: полностью отвергались религиозные идеи и все проявления трансцен­дентального идеализма. Первые психологи, Иван Павлов (1849-1936), Джон Бродес Уотсон (1878-1958) и Беррес Скиннер (1904-1990), при­ступили к изучению поведения человека способами, которые отметали все идеи о нематериальности его души. Каждый на свой лад, но все они смотрели на человеческое поведение исключительно с точки зре­ния социальной обусловленности, инстинкта выживания и условных рефлексов. Разработанная в 1920-х годах Скиннером теория бихевио­ризма предполагает, что у людей можно формировать определенные формы поведения. В этом, несомненно, есть доля истины. Многое в нашем поведении предсказуемо и управляется социумом. Павлов в экспериментах с собаками пришел к сходному выводу: он включал звонок каждый раз, когда кормил лабораторных собак, в итоге у со­бак стала выделяться слюна от одного звука звонка. Ученый назвал та­кой тип поведения условным рефлексом. Человеческие существа тоже проявляют условно-рефлекторные реакции. Однако за последние сто лет проделан огромный объем экспериментально-исследовательской работы всех аспектов человеческого поведения в лабораториях и вне их, и результаты не дают оснований для разработки такой теории по­ведения человека, которая надежно прогнозировала бы его поступки в тех или иных обстоятельствах.

Зигмунд Фрейд (1856-1939) рассматривал разум как психический аппарат, связующий индивида с внешним миром. В структуре психики Фрейд выделял три компонента: Id («Оно») — фундаментальные бес­сознательные инстинкты человека; Ego («Я») — сознательное мышле­ние, действующее по принципу реальности и управляющее нашими мыслями, физиологией и отношениями; и Super-Ego («Сверх-Я») — со­циальные нормы, моральные ценности, ощущение высшей цели, со­вести и сознательности.

По Фрейду, Ego существует в состоянии постоянного напряжения, потому что стремится управлять, во-первых, примитивными влече­ниями Id, во-вторых, моральными стремлениями Super-Ego; в-третьих, разными требованиями внешнего мира. Сохранение рационального сознания зависит от контроля над сложным взаимодействием этих разнонаправленных психологических мотивов. Соответственно, фрей­дизм представляет эмоции как потенциальный источник проблем для равновесия личности.

Несмотря на сильнейшее влияние этих идей на гуманитарные нау­ки и массовую культуру XX века, растет число психологов, педагогов, психиатров и невропатологов, отказывающихся от механистических подходов к человеческому поведению. В главе 2 я уже упоминал о таких психологах, как Джером Брунер, Джордж Миллер и Жан Пиаже. Осно­вавшие в 1960-х годах при Гарвардском университете Центр когнитив­ных исследований Брунер и Миллер открыто пытались выйти за рамки бихевиористической парадигмы и исследовать внутреннюю природу разума и сознания. Еще в первой трети XX века Жан Пиаже выступал за качественно другие подходы к пониманию того, как дети и взрослые познают и чувствуют окружающий мир. Его работы наряду с трудами Брунера оказали глубокое влияние на современные теории образования.

Многие психологи, невропатологи и психотерапевты стали воспри­нимать отрицание чувственной и эмоциональной сфер человеческой жизни как негативистские концепции, непосредственно вытекающие из рационалистических и бихевиористических традиций. «Негативное влияние психологии» — так охарактеризовал эту тенденцию шотланд­ский психиатр Рональд Лэйнг, и многие, подобно ему, относились к ра­ционалистическим моделям психологии как к симптомам тяжелого забо­левания общества: «Наша цивилизация подавляет не только инстинкты, не только сексуальность, но любое проявление трансцендентности».

В начале XX века появились принципиально альтернативные уче­ния о человеческом благополучии и эмоциональном здоровье, которые к середине прошлого столетия оформились в самостоятельное течение, названное гуманистической психологией. Ее яркие представители: Уи­льям Джеймс (1842-1910), Виктор Франкл (1905-1997), Карл Юнг (1875-1961), Абрахам Маслоу (1908-1970), Карл Роджерс (1902-1987) и многие другие — внесли мощный вклад в концепции гармоничного развития чувств, духовного начала, разума и тела. Некоторые, например бри­танские писатели Алан Уотте (1915-1973) и Олдос Хаксли (1894-1963), стали для западного читателя проводниками в мир философских учений Востока, которому всегда было чуждо противопоставление разумного, телесного и духовного. Культурная реакция на избыточный рациона­лизм к 1960-м годам начала оформляться в новую силу, совершившую коренные преобразования, которую британский историк и теоретик культуры Раймонд Уильяме назвал «структурой чувства» времени.

 

Движение личностного роста

Движение личностного роста зародилось как феномен контркультуры в Америке 1940-х годов в рамках гуманистической концепции и в 1960-е уже широко распространилось в Европе. «Личностный рост» может относиться к любым видам деятельности, но в основном это понятие приобрело прикладной характер. Учение о личностном росте, как пра­вило, применяется в группах, создаваемых для тех, кто испытывает социальные и личные проблемы. Цель таких групп состоит в изучении взаимоотношений людей и умножении их знаний о себе и друг о друге. В группах самопомощи и терапевтических группах участникам пред­лагают взглянуть на мир глазами других и пересмотреть восприятие самих себя. Во время занятий часто используются ролевые игры, ри­сование, лепка и другие «творческие» виды деятельности. На занятиях могут использоваться разные методы психоанализа, например методы Юнга и Роджерса, а также восточные техники медитации и физической релаксации, например йога. Принципы движения личностного роста продолжают развиваться и стали основой для таких современных ме­тодов обучения, как коучинг и менторинг.

Два краеугольных камня личностного роста — индивидуальность и аутентичность. Индивид, желающий получить опыт личностного роста, «считает себя недостаточно раскрепощенным эмоционально, физически или духовно. Он может чувствовать одиночество, нежелание раскрыть свой внутренний мир, отсюда возникают сложности в общении с дру­гими людьми. Ценность групповой психотерапии и групп самопомощи заключается в обучении искренности и раскрытию своего истинного " я" »4. Групповая терапия, вышедшая из научных исследований личности и поведения человека, привлекает множество платных клиентов, ищу­щих подлинных отношений. Кроме того, заниматься в

группах личностного роста людей заставляет непреодолимое желание раскрыть свои природные возможности и творческий потенциал5.

По мнению Карла Роджерса, зарождение идеи личностного роста стало реакцией на упадок традиционных религиозных отношений, вследствие чего люди стремились найти новые источники смысла жизни. Огромное количество людей страдали, по выражению Виктора Франкла, от «экзистенциального вакуума» — потери высшего смысла существования, который наполнил бы их жизнь. Как считал Франкл, «ставший закономерным вакуум, состояние опустошенности в настоя­щее время — одна из самых трудных проблем в психиатрии»6.

Карл Юнг за свою долгую профессиональную практику психоа­налитика имел дело с представителями «всех цивилизованных стран Земли». И он был солидарен с Франклом, когда писал о своих пациен­тах, вступивших во вторую половину жизни: «Среди тех, кому больше тридцати пяти лет, не встречалось ни одного человека, чьей пробле­мой по большому счету не стал бы поиск религиозного мировоззрения. Можно смело сказать, что каждый из них чувствовал себя больным, потерял то, что живая религия всех времен давала своим последова­телям... ни один человек из тех, кто так и не сумел вернуть себе веру, по-настоящему не излечился»7.

Практика психотерапевтов, придерживающихся принципов холи­стической медицины, говорит в пользу целостного и системного под­хода к личности. Помогая пациенту выражать аутентичные чувства, они учитывают все стороны его бытия в мире. Подразумеваемая цель такого подхода — помочь человеку научиться жить настоящим, сейчас и здесь.

Очевидно, что легко провести аналогию между учением о личност­ном росте и экзистенциальной психотерапией, основанной на экзи­стенциальной философии. Однако, как выясняется, все получилось не так: вместо идей экзистенциализма, вместо интереса к повседневной жизни человека в неразрывной связи с окружающими людьми и миром, контркультура стала проявлять глубокий интерес к метафизическим ценностям.

Начался процесс переосмысления материалистической модели и поиск трансцендентального опыта, и как следствие — уход в альтернативные религиозные течения. Поскольку традиционные ре­лигиозные формы давно и безвозвратно ушли, в жизнь людей бурно внедрялись различные эзотерические учения, фундаменталистские на­строения и всевозможные культы. Почти все поголовно помешались на так называемой паранауке: парапсихологии, экстрасенсорном вос­приятии и альтернативных состояниях сознания.


Поделиться:



Популярное:

  1. E) Воспитание сознательного отношения, склонности к труду как основной жизненной потребности путем включения личности в активную трудовую деятельность.
  2. E) Потребности общества и личности.
  3. I.1 Творчество как средство социализации и развития личности
  4. II.1 Досуг как средство творческой самореализации личности
  5. Асоциализация, десоциализация и ресоциализация личности
  6. В качестве рабочих гипотез при разработке методики изучения мотивационных характеристик личности были избраны следующие.
  7. Вера в свои творческие способности
  8. ВЛИЯНИЕ ЛИЧНОСТИ ПЕРЕВОДЧИКА НА ПЕРЕВОД
  9. Влияние социально-психологических факторов на социализацию личности
  10. Влияние социальной сети на коммуникативные особенности личности
  11. Влияние средств массовой информации на воспитание личности
  12. Возможности использования методов обучения в формировании личности


Последнее изменение этой страницы: 2016-04-10; Просмотров: 733; Нарушение авторского права страницы


lektsia.com 2007 - 2024 год. Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав! (0.075 с.)
Главная | Случайная страница | Обратная связь