Архитектура Аудит Военная наука Иностранные языки Медицина Металлургия Метрология Образование Политология Производство Психология Стандартизация Технологии |
Гегель о судьбах философского
системного мышления в условиях отчуждения (работа 1801 г. ) Названная работа Гегеля (далее для краткости - ) в последнее десятилетие привлекала внимание гегелеведов24. Для фиксирования поворота Гегеля к позитивному пониманию системной проблематики она особенно интересна25. В гегелеведческих исследованиях и дискуссиях 70-х годов обсуждался главным образом вопрос о том, из каких частей состоял намеченный здесь проект системы и в каком отношении это членение находится к структуре системы позднего Гегеля26-27. Однако существующими исследованиями, в которых разбирается вопрос о системности в работе, нельзя полностью удовлетвориться. Споры о структуре системы немаловажны, но ведь и тип системного членения сам зависел от смысла тогдашних духовных исканий Гегеля. В анализируемой работе, несомненно, видны результаты
поворота к системным построениям. Но проблемы, тревоги, которыми молодой Гегель в Берне и Франкфурте, еще не исчезли в первых йенских сочинениях. Более того, Гегель объективировал свои сомнения и колебания в, стремясь разъяснить и оправдать переход от досистемной, а отчасти и позиции к построению новой системной философии. Существенно, что это было сделано благодаря связыванию, с одной стороны, критических и позитивных размышлений о философской системности и, с другой - глубоко эмоциональных, личностных, смысложизненных раздумий об исторических судьбах философии в условиях отчуждения. Иными словами, в гегелевском мышлении нашло продолжение и дальнейшее развитие своеобразное объединение идей системности и историзма. При анализе мы должны были считаться с тем, что это произведение, существенное для понимания идейного развития Гегеля, не переведено на русский язык и в работах советских историков философии специально не проанализировано. Поэтому представляется уместным дать также и некоторые общие характеристики работы. Объектом критического разбора в ней становится философская система И. Г. Фихте. Эта система в истории мысли потом нередко подвергалась критике. И не кто иной, как Гегель, стоял у истоков основательного, во многом меткого критического анализа философии Фихте. Гегель начал воевать с ней опять-таки по инициативе Шеллинга и под его сильным влиянием. А ведь еще совсем недавно, как мы видели, Шеллинг почти заразил Гегеля убеждением, что философия Фихте и есть та истинная философская система, пришествия которой заждалась Германия. Если Гегель и поддался восторженному, недолгому правда, преклонению друга перед системой Фихте, в конце века вряд ли изучив ее достаточно основательно, то в начале нового столетия, после тщательной работы над философией Фихте, он охвачен уже гораздо более глубоким и самостоятельным устремлением осуществить критический расчет с новым философским учением. Возможно, Гегель и не решился бы на открытый выпад против Фихте - ведь это означало бы увеличивать и так уж немалое число противников талантливого философа. Но у Шеллинга завязалась перепалка с Фихте. Поскольку война была объявлена, Гегелю ничего не оставалось, как выступить на стороне своего друга и философского союзника. Сама по себе теоретическая задача - сопоставление фило67 софских систем Фихте и Шеллинга, которые после Канта и под его несомненным влиянием очень скоро повернули философскую мысль к новым пластам серьезнейших проблем, - была для современника и сотоварища этих новаторов в философии столь же увлекательной, сколь и трудной научной задачей*. Суждение о философских системах Фихте и Шеллинга в 1801 г. уже могло опираться на довольно представительный материал, хотя, разумеется, их развитие продолжалось и Гегель еще не мог знать, что произойдет с этими системами в дальнейшем. Историческая дистанция, одним словом, была слишком короткой, чтобы уверенно судить о содержании фихтеанства и шеллингианства как философских и в более широком смысле идейных явлений. (Так, предметом критики была работа Фихте 1794 г.) Существовала еще одна немалая трудность: Гегель, теперь уже более свободный и самостоятельный в критических суждениях о системе Фихте, испытывал пока что глубокое воздействие личности, таланта, дружбы Шеллинга. Внешне он проявлял себя адептом шеллингианства. И это делает неравнозначными разделы и суждения работы, соответственно относящиеся к Фихте и Шеллингу. Но как бы то ни было, Гегель ищет твердый теоретический фундамент для более конкретного разбора особенностей обоих философских учений. Им становится весьма интересное для нашей темы размышление о том, как и почему философы вновь и вновь побуждаются к созданию
(*Надо отметить, что резкая по содержанию полемика Гегеля с Фихте носит уважительный по форме характер - в основе своей это дискуссия с коллегой, философствование которого безоговорочно признается, т. е. относящимся к сути и специфике философского мышления. В приложении Гегель разбирает полемику Рейнгольда против Фихте и Шеллинга (Рейнгольда, когда-то восторженного поклонника кантианства и фихтеанства, но потом, как саркастически свидетельствует Гегель, многократно объявлявшего - letzte Beendigung der Beendigungen - философской революции). Гегель категорически отметает рейнгольдовы критические такого рода: -де обрела в системах Фихте и Шеллинга свои принципы и свою философию28. Гегелевскую критику полемических произведений Рейнгольда - это небезынтересное свидетельство размежевания в рамках философского сообщества Германии - мы вынуждены оставить в стороне. Отметим только, что Гегель выступает против идеи Рейнгольда, согласно которой надо выдвинуть на первый план и, отвергнув 29. Но ведь это, по сути дела, и критика Гегелем своих прежних резких (теперь значительно смягчаемых) противопоставлений и.)
оригинальных философских систем - и в чем, стало быть, состоят сущность и истоки непрерывных системных устремлений в философии. Перед нами - еще один аспект вопроса о системах и системности в философии. И снова же аспект, актуальный также и в наши дни. Гегель ставит проблему своеобразно, интересно, связывая контекст философии и личностные переживания философствующего индивида, стремящегося к построению системы. Иными словами, идея системы и проблема исторического развития (системность и историзм) предстают в мышлении Гегеля в определенном единстве друг с другом, а также в единстве с глубокими смысложизненными раздумьями о философствующей личности. Человек, решающий стать философом, рассуждает Гегель, сразу оказывается перед задачей глубокого смысла и огромной трудности - ухватить противоречивость, даже драматичность своего участия в историко-философском процессе. Попытаемся определить специфику гегелевского истористского рассмотрения. В данном случае оно относится к истории философии. Не случайно же специальная, конкретная - по своему заголовку - работа начинается с. И вот она - внутренняя драма философского творчества: новые и новые системы не могут не рождаться, но какова ожидающая их судьба? Гегель считает, что новые системы рождаются из противоречия между устремлением к вечности и влиянием особой исторической эпохи, из противоречия между свободой и духом несвободы, отчуждения. 30. Какова бы ни была последующая судьба создаваемых философских систем - очень часто они обречены, увы, на то, чтобы увеличивать и в истории мысли, все же нельзя оДолеть стремления индивидов новых поколений проникнуть в философию глубже, чем это сделали предшественники. Выпадает ли на их долю успех, зависит не
только от индивидуальной одаренности мыслителей, но и от того, сумеют ли они уловить, в чем состоит задача философии каждого момента по отношению к уже протекшей, истории философской мысли, по отношению к целостности философского развития. Иногда, рассуждает Гегель, историю философии представляют как своего рода ремесленное, рукодельное искусство и соответственно новый шаг вперед видят в изобретении чего-то абсолютно своеобразного. 31. Гегеля не удовлетворяет подобный подход к пониманию связи и в развитии философии, ибо если бы все так и было, то тогда даже великие философские системы играли роль однодневок, как бы созданных ради неповторимого момента истории: целостность философии распалась бы на дискретные. Иными словами, Гегель восстает против упрощенного историзма - против того, чтобы замыкать философское мышление только на, а значит, погружать в пучину забвения навсегда ушедшее. В гегелевской работе привлекают внимание раздумья начинающего философа над вопросом, который не может не задавать себе каждый индивид, ищущий собственный путь в философии. Естественно его стремление внести в философию нечто новое, оригинальное, своеобразное. Но что вообще означает новизна в контексте философского мышления? Пытаясь разобраться в этом вопросе, Гегель прежде всего считает важным выступить против оригинальничания, формальной игры в. 32. В противном случае, были бы только воззрениями; вместе взятые, они составляли бы случайное скопление множества понятий и мнений - 33. Выступая против субъективизма и исторической релятивизации философского мышления, Гегель в то же время отстаивает идею о его исторической обусловленности, которую он относит к коренным особенностям формы (Gestalt) философствования, к специфике. Эту форму определяет характер эпохи, поставляющей для философии. как характеристика сущности, проблемного содержания и историческое своеобразие как характеристика имманентной формы системы - таковы, по мысли молодого Гегеля, тесно взаимосвязанные стороны философии. Сущность подлинной философии неотделима от; формируются же и форма и сущность. Отсюда вытекают императивные требования, обращенные к философствующей личности: испытывая неустранимое влияние эпохи, ориентироваться вместе с тем на, т. е. на спекулятивный разум, заставлять свою мысль течь по руслу проблем и решений. Такова ясная, казалось бы, цель философствования, но Гегель видит на пути ее достижения колоссальные трудности. Он рисует ситуацию исторического выбора философа как глубоко драматическую. 34. Значит, философия в соответствии с ее природой ввергает приобщающегося к ней индивида в глубокое противоречие между устремлением духа к свободе, подлинно творческой оригинальности и ограничением свободы. Свобода проявляется в стремлении и умении индивида, породив оригинальную систему, слиться с безотносительной философии, с ее сутью. Несвобода состоит в скованности
влиянием конкретной эпохи, в преувеличении роли формы - тоже в стремлении к оригинальности, только неподлинной. Очень важно подчеркнуть, что несвобода, как утверждает Гегель, связана с внутренне присущим философии на системы и с неустранимостью самого духа системности. Поскольку же свобода философствующего субъекта скована, ограничена, в процессе философствования рождается своеобразное, прорывающееся тем беспокойнее, чем, и оно состоит в том, чтобы снова и снова. Такой подход позволяет Гегелю связать чисто специальные на первый взгляд философские противоположения с лежащими в их основе интересами человеческой жизни.
35.
Гегель в связи с этим далее конкретизирует противоречие между свободой и несвободой в жизнедеятельности, в мышлении философа, тяготеющего к новаторству. Его удел - напряженное между противоположностями: их различение, объединение, снятие - и неминуемый новый достигнутого единства противоположностей. Это и общий закон жизни, и закон развития философии. Итак, Гегель глубоко одушевлен диалектикой, которую он черпает из всей мировой философии (из философской ), но особенно из современной ему отечественной философской мысли. Особенность гегелевских размышлений, их главный для нашей темы интерес - в начавшемся соотнесении диалектики и идеи системы. Причем это соотнесение существенно отличается от более поздних логицистских образцов. Гегель пока еще не овладел манерой абстрактно размышлять о всеобщих духа, избирающих индивида, в том числе индивида философствующего, своим послушным орудием. Движение философа в рамках противоречия свободы и несвободы рисуется и переживается им как личная драма. мыслящего индивида, к которой был так
внимателен Гегель в конце столетия, не перестала интересовать философа. Потребность в философии, утверждает он, рождается там и тогда, когда. Поэтому философское противопоставление застывших противоположностей - и самой важной из них: субъективности и объективности - молодой Гегель не считает одних лишь абстрактных сущностей. Здесь он видит свидетельство отчуждения, широко захватившего и интеллектуальные занятия, подобные философии, и жизнь тех, кто к ним приобщается. Отчуждение же коренится в более фундаментальных процессах человеческой жизни. Это плата за многосторонность, многоформие бытия человечества, плата за прогресс и просвещение. 36. (Проскользнула тема, которая скоро станет для Гегеля главным объектом интереса: развитие в человеческой жизни форм объективирования,.) Итак, к чему же пришел Гегель? Если системные устремления философии - отражение духа, распадения, (прилагательное fremd - чуждый - часто встречается в работе ), не означает ли это, что нужно решительно противостоять духу системности, что следует бороться со всяким системосозиданием в философии? Даже в ранних, наиболее антисистемных по форме высказываниях нет такой идеи. Но уж во всяком случае в работе 1801 г. системность, как и дух обособления, предстает как неотъемлемая, вовсе не случайная, а имманентная черта философствования, научного размышления вообще. С этого времени и до конца своей жизни Гегель становится защитником идеи об обязательном системном построении философии, если она хочет быть наукой. Но пока защита ведется своеобразно. Философия и философы-исследователи, согласно Гегелю, в любую эпоху не просто хотят создавать новые оригинальные системы - они на это. Устранить эту обреченность невозможно. Значит, единственно верный путь - все же овладеть принципом системности и, если возможно, связать его не
только с тенденцией обособления, но и с духом Целостности, с принципом тождества, с идеей абсолютного. Однако усилия именно такого рода - направленные на созидание философии и учитывающие драму отчуждения - предпринимаются и удаются очень редко. Их результаты тонут в потоке псевдосистем. Что не случайно: такова уж эпоха, такова ее культура. Ибо отчужденный дух распадения целостности на дискретные духовные атомы, считает Гегель, начинает торжествовать в новое время. Болезнь эпохи - удовлетворенность: сегодняшнего дня с культурой прошлого; обе формы культуры. Но и это в лучшем случае. Ибо еще чаще рассудок, который Гегель обвиняет в приверженности духу обособления, , отчуждения, начинает 37. Борьба разума с рассудком - одна из центральных тем предшествующей и современной философии - особым образом осмысливается Гегелем. При анализе проблемы в работе Гегель развивает диалектические идеи, которые имеют самое прямое отношение к теме нашей книги. Так, в небольшой главке в центре внимания стоит именно вопрос о системности. Почему так? Да потому, что высший идеал разума, который отстаивается Гегелем, - это, как уже упоминалось, разум спекулятивный. Или иначе: порождающий системную целостность. Заметим, что в принципе такое же общее понимание спекуляции, спекулятивного сохранится и в более поздней гегелевской философии. Присмотримся ближе к проблеме спекулятивного разума, отныне приобретающей для гегелевской философии большое значение. Центр тяжести спекулятивного - поиски, новое и новое обретение, удержание тотальности, ориентация на абсолютное38. Рассудок не только не понимает устремления спекулятивного разума к целостности - это устремление рассудку ненавистно и представляется источником неуверенности, непрочности39. Итак, надо учесть прежде всего, что философии Гегель теперь считает детищем спекулятивного разума, противопоставляемого рассудку. 40 Трудность, согласно Гегелю, состоит в том, что рассудок проникает и в самое сердце философии. Он тоже берется продуцировать системы, точнее, псевдосистемы - а это представляет собой, как выражается Гегель: достаточно с помпой 41 какое-либо одно положение, выдать его за, связать с ним какие-либо другие утверждения, и система как будто бы готова! Это (Wahn) выглядит тем более делом, что ведь и подлинно философская система строится на некоторых основоположениях, что и она прибегает к дефинициям и т.д. Но вот тут-то и заключена великая, для многих так и не разгаданная, тайна приобщения к подлинной философии. На пути построения философской системы неудачи постигают и талантливых философов. Гегель задумывается над их причинами. В частности, поднимается вопрос, для немецкой классической философии не новый, - о диалектике начала системы и дальнейшем диалектическом развертывании системного движения мысли. Линия гегелевской критики учения Фихте - анализ непоследовательностей и слабостей фихтевского понимания системной диалектики.
Такой
системой, как будто бы нацеленной на тождество как диалектическое единство противоположностей, но так его и не достигающей, является, согласно Гегелю, учение Фихте. Речь идет в данном случае о тождестве субъекта и объекта, которое Гегель вслед за Шеллингом считает необходимым положить в основание системы. Фихте тоже претендует на то, что корень его системы - тождество субъекта и объекта, из которого затем и развертывается их диалектика. Однако Фихте, рассуждает Гегель, не замечает по крайней мере двух ограниченностей своей системы. Во-первых, исходным пунктом системного движения у него реально является не подлинное тождество субъективного и объективного, а только субъективное, в котором объективное является не полноправной стороной диалектического противоре75 чия, а всего лишь аспектом субъективного Я. Поэтому, вовторых, при первом же исходного фихтевского псевдотождества - а не распадаться оно не может, ибо иначе не было бы системы, не было бы философствования, - объект, строго рассуждая, не может вернуться в лоно тождества. Как бы Фихте ни стремился пробиться к объективному, это ему уже не удается - столь мощный заслон поставлен неверным выбором исходного принципа философствования.. В результате системность движения и его исходный принцип у Фихте побивают друг друга:. Напротив, шеллинговская философия обладает тем достоинством, что в ней становится принцип тождества; 43. Пройдет несколько лет, и Гегель иначе оценит философию Шеллинга. Однако данная формулировка весьма существенна, ибо суд над шеллингианством будет осуществляться на основе той же статьи кодекса - о необходимости последовательного, проведения философской системы принципа тождества. Поэтому-то рассуждения о тождестве существенно важны для понимания дальнейшей судьбы системы самого Гегеля. Гегель в ходе критики действительной слабости фихтевской системы ставит вопрос, имеющий немалое значение для понимания диалектики познания и построения систем. С точки зрения отношения к противоречиям исследуемой области системы (системы научного познания, системы философии) могут быть разделены на два типа. Системы первого типа (сознательно или бессознательно) отвлекаются от противоречий изучаемых объектов или объектных областей. Они не фокусируются, таким образом, на проблемах диалектики, на исследовании развития. Системы второго типа в центр внимания помещают диалектику, т. е. собственно противоречия изучаемой области. Создать такого рода систему философии (охватывающую диалектику теоретического и практического разума) уже стремился Кант. Фихте еще более детально, чем Кант, исследовал вопрос о диалектике философского системного мышления. Однако Гегель в анализируемой работе объявляет попытку Фихте в целом
неудавшейся. Почему? Да потому, что Фихте, по убеждению Гегеля, все же изменил диалектике, вследствие чего он, борец против, попал в объятия догматизма! 44. Оставим в стороне то обстоятельство, что Гегель в работе (как, впрочем, и впоследствии) преувеличивает субъективизм фихтевской философии. Здесь существенно, что Гегель формулирует центральное диалектическое требование к оригинальному философскому (в более широком смысле - теоретическому) системному построению: следует исходить из единства противоположностей; надо двигаться к раскрытию их тождества; но нельзя допустить, чтобы одна из противоположностей подмяла под себя другую. Так, в философском познании необходимо, согласно Гегелю, иметь в виду противоположность субъективного и объективного, которая в известном смысле становится отправным пунктом, началом системного движения. В противовес фихтевскому объективного субъективным Гегель выдвигает инициированный шеллингианством принцип их тождества. Для Гегеля основной пока что смысл тождества - равноправие, равносущественность, неразделимость, подлинное единство противоположностей. Иной подход к системному изучению связи субъективного и объективного - к одной из противоположностей - заклеймен Гегелем как философский догматизм. Вспомним, что в нашем веке многие мыслители Запада обвиняли классическую философию (включая философию Гегеля) в том, что ею не было достигнуто именно единство субъекта и объекта. В ходе этой критики, направленной, правда, на позднюю гегелевскую философию, не без оснований подчеркивалось, что гегелевский абсолютный ДУХ противоположности - природу и жизнедеятельность индивида. Законченная гегелевская система впала в грех догматизма и антидиалектики, которого так опасался молодой Гегель. Впрочем, молодой философ хорошо понимал, сколь велика опасность подобного догматического, антидиалектического грехопадения; мало кто, признает Гегель, может противостоять духу, отчуждающей, а не интегрирующей эпохи.
Одна из проблем, которую, по убеждению Гегеля, так и не удалось разрешить Фихте, - вопрос о сопряжении теоретического и практического разума, т. е. теории, философии, науки, с одной стороны, и нравственности, права, государственной жизни - с другой. Подлинная философская система та, которая будет охватывать субъективное и объективное, или, выражаясь понятиями фихтевской философии, сферы Я и не-Я, которая найдет способы перехода от первой области ко второй. Гегель тут согласен с Фихте. Но он утверждает, что эти переходы как раз и не удались Фихте. 45. Здесь - один из центральных пунктов расхождения с Фихте, где уже как бы замешивается раствор, который впоследствии пойдет на строительство фундамента собственной философской системы Гегеля. Неприемлемо для Гегеля не то, что объективный мир в системе Фихте стал теоретической способности. Существенно другое: сама эта способность истолкована так, что она оказывается не в силах объективный мир. Иными словами, Гегель критикует систему Фихте не за то, что она исходит из идеалистических постулатов, а за то, что экспансионистские притязания интеллигенции, направленные на полное овладение объективным миром, оказались нереализованными. Объективный мир остался непроницаемым для фихтевского Я, . Идеальное, продолжает Гегель, тем самым обособляется у Фихте от реального, причем на смену начальному - и правильному - стилю позитивно утверждаемого тождества Я = Я (Я есть Я) не случайно приходит менее уверенное,: Я должно быть равно Я. Поэтому в системе Фихте не увязываются концы с концами: 46. Обратим внимание на требование связать начало и резуль78 тат системы: оно также будет развито далее в более поздних гегелевских рассуждениях о системности. Другая фундаментальная проблема, которая, как считает Гегель, остается у Фихте нерешенной из-за пороков его системы: это отношение Я к природе. Для Гегеля здесь довольно существенный пункт прежде всего в силу его тогдашних шеллингианских ориентаций. Но дело не только в них. Для всего мировоззрения, мироощущения философа, глубоко коренящегося в идеалах молодых лет, весьма существенно, чтобы природа, с одной стороны, не была оставлена в ее противоположности по отношению к человеку, по отношению к духу и чтобы, с другой стороны, объединение человека и природы не было получено ценой принесения в жертву человеческой свободы. Фихте, конечно, руководствовался аналогичными побуждениями, что Гегель понимает, приводя соответствующие фихтевские размышления о. Но, заявляет Гегель, природа остается у Фихте 47. Та же судьба - омертвление, нереализуемость - постигает свободу в ее фихтевском толковании48. Не удался Фихте и другой системный замысел - создать теоретическую платформу для единства наук49. Таков жесткий приговор, выносимый Гегелем фихтевской системе, а через нее и кантианству50. Что же Гегель в работе противопоставляет фихтеанству? Как мыслит он ответить на диалектические требования, выдвигаемые перед новаторской философской системой? Увы, единственный ответ - общая апелляция к тождеству. Заимствованный из философии Шеллинга и вырванный из сложного контекста шеллинговских рассуждений, принцип тождества здесь не более чем призыв добиться единства противоположностей субъективного и объективного, свободы и необходимости: 51. Как конкретно философ может добиться этого единства? Гегель вслед за Шеллингом выдвигает на первый план, а кантианцев и фихтеан79 цев критикует за. Любопытный контраст по сравнению с более поздним гегелевским логицизмом! 52. Апология трансцендентального созерцания, которое так резко критически (значит, и самокритически) будет оцениваться в, - одно из свидетельств того, насколько мало Гегель в начале века продвинулся в разработке позитивных оснований собственной философской системы. Ее еще нет, хотя некоторые контуры будущего системного здания начинают прорисовываться. Оценивая работу 1801 г. с точки зрения интересующих нас проблем системности и историзма (в связи с идейным развитием философского сообщества), мы вправе сделать следующие выводы. 1. Гегель пока еще не готов разработать собственную философскую систему. Но мыслитель уверен: новая философская система должна быть создана; более того, она обязательно будет создана, побуждаемая и пробуждаемая философствования. Имманентная цель системы - обеспечить внутреннее единство многомерной философской проблематики. Предварительно должны быть, как полагает Гегель, выявлены основные критерии философского системного мышления. Мыслитель формулирует требования к системе философии, которые представляются немаловажными. Недаром же и впоследствии Гегель не изменит некоторым из них. В основание системы надо положить, согласно Гегелю, диалектический принцип противоречия, единства противоположностей в форме тождества субъективного и объективного, который конкретизируется через единство 53. Итак, Гегель стал продумывать критерии философской системы, диалектические требования к ней. Работа является шагом на пути формулирования Гегелем принципиальных для него идеалов системного философского мыш80 ления. Возникает один из первых проектов членения философской системы. 2. Гегель отныне будет считать альфой и омегой системной работы сопряжение теоретического и практического разума, наук о природе и наук о человеке, в конечном счете во имя объединения необходимости и свободы. Идеал свободы по-прежнему ставится во главу угла, но уже более тесно связывается с необходимостью. Только благодаря их диалектическому объединению, как полагает Гегель, философ и философская система способны пробиться сквозь,, неминуемо присущие самому духу системности, - пробиться к, целостности, включиться в совокупную историю человеческой культуры, человеческого духа. Этот процесс столь же неизбежен, сколь и драматичен. 3. Избран, таким образом, особый стиль рассуждения о системах и системности философии. Испытывая на себе влияние традиционной абстрактной философии (с ее метафизическими, логико-гносеологическими темами и методами), Гегель вместе с тем предпочитает своеобразный подход, при котором философско-метафизические, размышления о критериях, об их судьбах переплетаются с абстрактными историческими сопоставлениями и конкретной эпохи. В этом подходе, в этом сплаве есть еще один важный ингредиент - чувственность в форме переживаний, устремлений, разочарований философа, на новаторскую философскую работу. 4. Перечисленные особенности философии Гегеля были в немалой степени связаны с острыми размежеваниями внутри неофициального философского сообщества, в стане философов-новаторов, в рамках того на первый взгляд целостного, но по сути дела весьма противоречивого историкофилософского образования, которым была формирующаяся немецкая классическая философия. Это дискуссии глубоко содержательные - за каждым оттенком критического анализа скрываются в дальнейшем более основательно исследуемые узлы философских проблем. Это дискуссии внутри высокой философской культуры, что отличает их от полемики Гегеля с системосозидающей официальной философией.
Популярное:
|
Последнее изменение этой страницы: 2016-07-14; Просмотров: 639; Нарушение авторского права страницы