XV. «НА КАМНЕ СЕМ СОЗИЖДУ ЦЕРКОВЬ МОЮ»

⇐ ПредыдущаяСтр 12 из 12

Но на деле Церковь живет Царством Божиим, в этом ее жизнь, действительно собственная, ни к чему в мире не сводимая. Этот опыт Царства Церковь призвана нести миру, а это опять значит - в реальность... Церковь в себе, церковность ради церковности — страшное сужение, измена и подмена.

Священник Александр Шмеман

Когда-нибудь, исследуя основы бытия советского общества, ученые придут к выводу, что это было больное общество. Оно было инфицировано душевной болезнью, скорее всего паранойей. Все, кто оставались душевно здоровыми и сопротивлялись паранойе, объявлялись больными и подлежали уничтожению. Подобные исследования уже проведены учеными-социологами, изучавшими нацистскую Германию. Дольше всех сопротивлялись верующие. Их уничтожали особенно методично. Впоследствии было создано гетто, в котором верующие могли обитать только при одном условии — если они признавали паранойяльную систему самой лучшей на свете и помогали ее усовершенствовать. К счастью, оставались катакомбные приходы, которые раз и навсегда отказались от условий, навязываемых безумным государством. Незадолго до кончины, отвечая на вопрос иностранного корреспондента о своей программе действий, патриарх Сергий (Страгородский) ответил: «Моя программа — программа Духа Святого. Я действую по нужде каждого дня». Поставленный в жесточайшие условия выживания, митрополит, а впоследствии патриарх Сергий, пережив сталинские репрессии конца 30-х годов, когда погибли почти все члены его Синода, понимал, что Церковь переживает небывалые в истории испытания. Весьма вероятно, что он не сумел предвидеть последствий конкордата 1927 года, находясь в заключении, но разве это не стало для него очевидным уже в 1930 году? На что он рассчитывал, давая интервью в 1930 году сначала советским, а затем зарубежным журналистам? Что явная ложь заставит задуматься зарубежных христиан над тем, что происходит в СССР? Был ли это действительно «вопль Русской Церкви», как это воспринял Бердяев? Или это была очередная попытка выжить, приспособиться в страшных условиях сталинских репрессий?

Современник митрополита Сергия, глубоко верующий и церковный человек, переживший аресты в 20-х, сталинские времена и умерший в 1942 году в блокадном Ленинграде, гениальный ученый-физиолог Алексей Ухтомский, размышляя над происхождением душевных болезней, писал: «...И особенно интересны высокоразвитые психозы зрелого возраста, так называемые «систематизированные бредовые помешательства», где логическая функция человека безупречна, а беда коренится в психологических глубинах. Строятся подчас удивительно содержательные, цельные («интегральные») и красивые бредовые системы, чего-то ищущие, чем-то вдохновляемые и, однако, бесконечно мучительные для автора. Затравкою при этом всегда служит неудовлетворенный, невыполненный долг перед встретившимся важным вопросом, который поставила жизнь. Человек сдрейфил в мелочи, оказался неполносильным и неполноценным в один определенный момент своей жизненной траектории, и вот от этого «судящего» пункта начинает расти, как снежный ком, сбивающая далее и далее, логически правильная, но уводящая все более и более в сторону бредовая система. Это и есть так называемая паранойя». Чем глубже вчитываешься в статьи и письма митрополита Сергия, написанные им в 30-е годы, тем больше соглашаешься с выводами Ухтомского. Ученый-христианин напоминал: «Все дело в том, чтобы ежеминутно быть в бдительном подвиге перед лицом Собеседника (будет ли это ближайший человек, или Первый и Последний Собеседник)... «В одно мгновение совершается спасение или погибель человека», — говорит Исаак Сирин. Это оттого, что мгновение принесло тебе задачу и вопрос; и смотря по тому, что ты заготовил в себе, ты отвечаешь полносильно, как единый и собранный в себе деятель; или — ты, озирающийся вспять, — отныне идешь надломленный с сознанием своей раздвоенности или даже множественности: «Легион имя мое, потому что нас много! » Идешь отныне, «стеная и трясыйся», как Каин».

Митрополит Сергий неоднократно на протяжении 30-х годов размышлял о природе Церкви как социального института. Сохранилась запись беседы с ним представителей ленинградского духовенства во главе с епископом Димитрием (Любимовым) 12 декабря 1927 года. Тогда еще кипели страсти вокруг Декларации. Митрополит Сергий так обосновывал молитвы за власть: «Ну, а чего тут особенного, что мы поминаем власть? ...Раз мы ее признали, мы за нее и молимся. Молились же за царя, за Нерона и других? »

Ленинградцы спросили: — А за Антихриста можно молиться?..

- Нет, нельзя.

- А вы ручаетесь, что это не Антихристова власть?

- Ручаюсь. Антихрист должен быть три с половиной года, а тут уже десять лет прошло».

Записанная ленинградцами беседа окрашена полемическим пылом. Нельзя буквально понимать каждую строку столь символической книги, каковой является Апокалипсис. Если там сказано, что Антихрист будет властовать три с половиной года, то это лишь указывает на некую неполноту и недолговечность его власти. Но дальнейшая беседа складывалась неординарно.

Ленинградцы спросили:

«- Вы спасаете Церковь?

- Да, я спасаю Церковь».

Это был весьма опрометчивый ответ митрополита Сергия. Ленинградцы возразили:

«— Церковь не нуждается в спасении, а вы сами через нее спасаетесь».

Митрополит Сергий вынужден был уточнить: «Ну да, конечно, с религиозной точки зрения бессмысленно сказать: «Я спасаю Церковь», но я говорю о внешнем положении Церкви». Аргументация митрополита Сергия, его попытки отделить внутреннюю жизнь Церкви от внешней свидетельствуют о неразработанности в православии экклезиологии — богословского учения о Церкви. И митрополит Сергий, как богослов, остро ощущал и даже пытался восполнить этот существенный пробел.

Сохранилась его работа, созданная им, видимо, в середине 30-х годов, но опубликованная лишь в 1944 году: «Есть ли у Христа наместник в Церкви? » Раскрывая богословскую интуицию апостола Павла, митрополит Сергий утверждал: «Как в браке два соединяются в плоть едину и отселе живут нераздельною жизнью, так и Христос — Глава с Церковью — Телом Своим составляет единое бытие, живущее единою жизнию, причем обе стороны дополняют друг друга и уже неотделимы до конца века. Христос благодатно «питает и греет Церковь» и этим в Ней спасает людей, а Церковь, повинуясь Христу, тем деятельно участвует в спасении людей. В сознании этого своего существенного единства со Христом Церковь и дерзает исповедовать себя единственной на земле носительницей неповрежденного Христова учения, сокровищницей всяких благодатных даров, единственною дверью ко спасению. Много значит для Церкви и Ее внешний канонический строй, усердие и мудрость Ее земных правителей». Полемизируя с католическим учением, согласно которому папа является наместником Христа, митрополит Сергий отмечал: «В свете апостольского учения о существенном единстве Христа — главы с Его Телом — Церковью становятся, в сущности, немыслимыми никакие рассуждения о каком-то наместничестве в Церкви. Об этом можно говорить лишь до тех пор, пока мы рассматриваем Церковь как земную, человеческую организацию, хотя и с небесными задачами. На первом плане здесь администрация, а для администрации не важно, от кого исходит распоряжение, лишь бы данное лицо имело надлежащие полномочия (разрядка наша - СБ.). Но при указанном апостольском учении говорить о замене Христа кем-либо другим не только неприемлемо, но не лишено даже значительной доли кощунства для чуткой христианской совести».

Казалось бы, богословствуя, митрополит Сергий не придавал особого значения земной структуре Церкви. Хотя в его статье ощущается скрытая полемика с митрополитом Кириллом и едино-мысленными ему епископами, духовенством и мирянами. Почему же он с такой решимостью принялся отстаивать административную структуру, тот зыбкий церковный центр, который он создал и возглавил? Хотя считал, что основная опасность для Церкви проистекает прежде всего от церковных людей: «...враждебный Христу мир не только будет стремиться погасить светильник Христов всякими гонениями и другими внешними средствами. Мир сумеет проникнуть внутрь самого корабля Христова: среди поставленных Христом блюстителей церковных сумеет найти себе слуг, чтобы их руками разрушать дело Божие». Он понимал, что Церковь жива лишь до тех пор, пока остается верна Христу, Его заветам: «...С удалением Его остается лишь форма Церкви, пустая, безблагодатная и неспасительная, чему церковная история представляет немало примеров... та же церковная история делает нам и суровое предостережение против особых надежд на внешнюю систему (разрядка наша — С.Б.). Достаточно вспомнить имена Нестория, Диоскора и им подобных, возглавлявших патриархата, или Римских Пап последующего времени. Целые народы, когда-то блиставшие православием, славные мученичеством и подвижничеством, а теперь отпавшие от Церкви, остаются печальными памятниками человеческого несовершенства системы при всей ее мудрости. Как учреждение Божественное и с задачами вышемирными, Церковь не может существовать лишь человеческими средствами и человеческой мудростью».

Неужели митрополит Сергий не отдавал отчета в том, что он и верные ему епископы оставлены на свободе Сталиным только для того, чтобы их, в случае необходимости, можно было продемонстрировать Западу? Большевики громогласно заявляли, что никаких гонений за веру в СССР не существует. Они пытались предстать перед капиталистическим Западом вполне цивилизованными политиками, поскольку сильно зависели от него. Важно было, торговать с Западом, получать новые технологии. Загнав оставшихся на свободе православных епископов в гетто, большевики заставляли их лгать, лжесвидетельствовать перед остальным миром, что большевики вполне легитимны и не являются преступниками. Тем самым митрополит Сергий и верный ему епископат становились соучастниками творившихся преступлений против собственного народа и остального мира. Как тогда, так и сегодня ряд епископов всерьез считают, что митрополит Сергий «переиграл» Сталина. И что это подтвердилось значительно позже, после встречи Сталина с тремя митрополитами в сентябре 1943 года. Сподвижники митрополита Сергия в один голос говорили о его мудрости и дальновидности. В их воспоминаниях звучит один мотив — будто бы он предвидел дальнейшее развитие событий и поэтому шел на все ради того, чтобы сохранить апостольское преемство. Что было бы, восклицают они, если бы Сталин решил, что возглавить Русскую Церковь должны обновленцы? Но к 1943 году различия между православными и обновленцами стерлись настолько, что многих обновленцев после покаяния митрополит Сергий принимал в сущем сане. Если принять их аргументацию, то получается, что на самом деле митрополит Сергий «спас Русскую Церковь».

Но может ли церковная организация стать самоцелью? Об этом в начале 70-х годов XX столетия размышлял профессор-протопресвитер Александр Шмеман: «В том, однако, все и дело, в том вся антиномичная глубина Церкви, что «неотмирная» Ее сущность оставлена Господом в «мире сем» ради мира, ради спасения его (мира) путем обращения ко Христу, к жизни во Христе человека. В каждом человеке гибнет или спасается весь мир, и потому к каждому человеку направлена и обращена Церковь и ради одного, бесценного и купленного «дорогой ценой», призвана все время оставлять 99. Не для себя существует Церковь и не в самосохранении внутренний духовный двигатель ее жизни. А потому пребывает в Ней очень тонкая, огромным числом «церковников» слишком часто не замечаемая черта, отделяющая подлинное и праведное охранение Церкви от соблазнительного самосохранения: когда церковное общество начинает, почти бессознательно, служить себе, а не назначению Церкви в мире. Когда верующие начинают ощущать Церковь, как существующую только для них и для удовлетворения их «религиозных нужд», и в этих нуждах, в этих церковных навыках, в своем духовном удовлетворении полагать мерило всего в жизни Церкви. Когда по видимости все остается таким же благолепным, молитвенным, духовным, утешительным, а на глубине уже искривлено тонким — самым тонким из всех! — духовным эгоизмом и эгоцентризмом. И потому главной заботой церковной совести не должна быть забыта эта черта, чтобы праведное охранение Церкви не превращалось в духовно-опасное, ибо двусмысленное и соблазнительное самосохранение... Мученичество и исповедничество всегда остаются долгом христиан».

В течение 30-х годов митрополит Сергий внимательно следил за церковной жизнью эмиграции. Более того — вопреки собственным советам постоянно вмешивался в жизнь зарубежных приходов. 27 апреля 1934 года Синод торжественно присвоил митрополиту Сергию титул Московского и Коломенского, хотя местоблюститель - митрополит Крутицкий Петр (Полянский) был еще жив. Так продолжались искривления церковной жизни, которые не принимались ни «катакомбниками», ни зарубежными приходами, сохранившими верность митрополиту Евлогию в Европе, а в Америке — митролиту Платону, а затем его преемнику — митрополиту Феофилу. 22 июня 1934 года сергианский Синод запретил в священнослужении «карловацких» епископов. В январе 1935 года последовало запрещение всех епископов Северо-Американской епархии, включая умершего к тому времени митрополита Платона. А в конце этого же года возникли споры вокруг учения протоиерея Сергия Булгакова о Софии. Начали его «карловацкие» епископы осенью 1935 года. Застрельщиком этого скандала стал сын известного богослова Николая Лосского — Владимир, бывший членом парижского братства святого патриарха Фотия, которое сохраняло верность митрополиту Сергию. Он публично обвинил отца Сергия в том, что он распространяет еретические суждения о Софии. Владимир Лосский обратился с обширным сочинением, которое позже, в 1936 году, вышло отдельной книгой: «Спор о Софии». Оно было отослано митрополиту Сергию (Страгородскому), который ознакомился с учением отца Сергия Булгакова не по его книгам, а в изложении Владимира Лосского. Из Москвы вскоре последовало церковное осуждение учения отца Сергия. В указе, адресованном митрополиту Литовскому и Виленскому Елевфе-рию, который, в отличие от митрополита Евлогия (Георгиевского), перешедшего в юрисдикцию Константинопольского патриархата, сохранил верность Московской патриархии, значилось: «...по своему сану (протоиерей) и по своей должности (профессор догматики в Православном Богословском институте) Булгаков является в некотором роде официальным представителем Православной Церкви, и последней отнюдь не безразлично, что проповедуется им в качестве ее учения... Система Булгакова создана тоже не только философской мыслью, но и творческим воображением. Это тоже есть поэма, увлекающая и высотой, и своим внешним видом: она оперирует терминами и понятиями, обычными в православной догматике, в Св. Писании и под (сдобными). Но вот вопрос: церковное ли содержание влагает Булгаков в эту новую форму? Может ли наша Православная Христова Церковь признать учение Булгакова своим учением? Для решения этого вопроса не нужно излагать и разбирать всю систему Булгакова. Чтобы не быть ею загипнотизированными, подойдем к ней со стороны: возьмем несколько основных положений православной догматики и посмотрим, во что они превращаются в толковании Булгакова».

Митрополит Сергий, имевший репутацию видного богослова, не имел возможности непосредственно ознакомиться с книгами Булгакова. Поэтому осуждение было произнесено лишь по докладу членов парижского братства святого Фотия - священника Алексея Ставровского и мирянина Владимира Лосского. Указ митрополита Сергия гласил: «Учение проф(ессора) прот(оиерея) С.Н. Булгакова, своеобразным и произвольным (софианским) истолкованием часто искажающее догматы Православной веры, в некоторых своих пунктах и прямо повторяющее лжеучения, уже соборно осужденные Церковью, в возможных же из него выводах могущее быть даже и опасным для духовной жизни, признать учением чуждым Святой Православной Христовой Церкви и предостеречь от увлечения им всех верных ее служителей и чад... О самом прот(оиерее) С.Н. Булгакове, как состоящем вне общения с Православной Церковью Московского патриархата, особого суждения в настоящее время не иметь, но в будущем, в случае возникновения дела о принятии прот(оиерея) Булгакова в общение, поставить условием такого принятия, а равно и разрешения священнодействий, письменный его отказ от своего софианского истолкования догматов веры и от других своих вероучительных ошибок и письменное же обещание неизменной верности учению Православной Церкви».

Никого не интересовало, что отец Сергий свою «софиологию» никогда не выдавал за церковное учение. Основные положения «софиологии» он сам считал лишь теологуменами, т.е. частным богословским мнением, которого никому не навязывал. В дискуссии были вовлечены преподаватели Богословского института. Хотя осуждение учения отца Сергия со стороны Московского патриархата и «Карловацкого» Синода состоялось, оно не повлияло на его преподавательскую деятельность, поскольку митрополит Евлогий (Георгиевский), являвшийся первосвятителем Парижского экзархата, относился дружелюбно к отцу Сергию. И все же он был вынужден создать комиссию, которая должна была рассмотреть учение Булгакова и вынести свое суждение. Позже он вспоминал: «Одновременно с этой комиссией (она была создана, чтобы рассмотреть «Проект временного управления Русской Церковью заграницей», принятый «карловчанами» на Соборе в Белграде, где присутствовал митрополит Евлогий - С.Б.) возникла в те дни другая - для разбора учения прот(оиерея) С. Булгакова, под председательством протопресвитера И. Смирнова, в составе прот(оиерея) И. Ктитарева и профессоров: архим(андрита) Кассиана, прот(оие-рея) Г. Флоровского, А.В. Карташева, В.В. Зеньковского и Б.И. Сове». Непонятно, зачем митрополиту Сергию понадобилось осуждение книг протоиерея Сергия Булгакова?

Эту инициативу уже не припишешь всесильному Е.А. Тучкову, который к этому времени уже был особоуполномоченным по Уралу, или АРК, которая также прекратила свое существование. И Синоду митрополита Сергия оставалось существовать совсем недолго - он был упразднен в 1935 году. А в 1937 году за борьбу с религией, после того как всенародная перепись показала, что большинство жителей СССР продолжают считать себя верующими, взялся нарком НКВД Николай Ежов. Массовые аресты стали обычным делом. Арестовывали уже без разбора — не только духовенство и интеллигентов, но и маршалов, красных командиров, партчиновников, рабочих и крестьян. Просматривая уголовные дела этих лет, приходишь к выводу, что их штамповали. Свидетели случайные, обвинения трафаретные, приговоры одинаковые: тюрьма, расстрел, крайне редко - ссылка. Только за 1937 год было закрыто 8 тысяч храмов, ликвидировано 70 епархий и викариатств, расстреляно 60 православных епископов.

Георгий Федотов в 1939 году так комментировал внешнюю и внутреннюю политику вождя большевиков: «Все подозревают Сталина в расчетах на мировую революцию, в том, что он предает Россию испанцам, китайцам, не знаю кому. Какая слепота! Что может быть бесспорнее предательства Сталиным революции в Европе! Предательства республиканской Испании, предательства чешских коммунистов. Думают, что если тиран душит Россию, то обязательно в интересах Интернационала, и не догадываются, что служение Интернационалу тоже требует самоотречения, жертвенности, т.е. тех добродетелей, на которые Сталин неспособен. Быть полновластным хозяином страны, связать навеки свое имя с ее историей и пожертвовать этой страной в интересах человечества, братства трудящихся, поистине для этого требуется сверххристианская жертвенность. Всякий бандит, овладевший государством, перестает отделять интересы этого государства от своих собственных. Сталин, как немецкие императоры в Петербурге XVIII века, прежде всего хозяин России. Но хозяин хищнический, варвар, головотяп, который, ради своих капризов или по своей тупости, губит землю или истощает ее силы. К естественному варварству прибавьте страх. Борьба за личную безопасность, за сохранение власти для тирана заслоняет все. Накануне войны он разрушает армию, чтобы обезопасить себя от заговоров, - в этом весь Сталин». Важно еще раз прислушаться к голосам современников митрополита Сергия, особенно к тем, кто тогда находился в эмиграции и мог говорить свободно. Николай Бердяев отмечал: «Та природно-историческая среда, то царство кесаря, с которым Церковь встретилась в Римской империи, или в средневековом феодальном обществе, или в капиталистическом обществе нового времени, сами по себе не более христианские, чем рабоче-крестьянское государство, чем коммунистическое общество, если бы оно когда-либо осуществилось. Капиталистическое государство с церковно-христианской точки зрения не имеет никакого преимущества перед социалистическим государством. Церковь стремится только изнутри духовно христианизировать всякую встретившуюся Ей природно-историческую среду, и всегда удается это Ей лишь отчасти вследствие сопротивления человеческого греха. Церковь не может иметь никакого политического идеала и не может быть связана ни с какой политической партией. Положительный идеал Христовой Церкви есть Царство Божие, т.е. личное, социальное и космическое преображение, обожение, новое небо и новая земля. Все земные политические формы для Церкви преходящи. Церковь лояльна в отношении государственной власти, хотя бы то была власть языческого кесаря Нерона или власть антихристианского Совета народных комиссаров, в том лишь смысле, что Она не ведет политической борьбы, не может быть одной из сторон в столкновениях, происходящих в царстве кесаря. Оценки Церкви остаются исключительно религиозными и нравственными... Коммунистическая власть родилась в состоянии смертного греха, она совершила много преступлений, убивала, истязала людей, развращала души детей, отравляла опиумом безбожия народную душу. Церковь не может не осуждать духовно зла и греха, не может не бороться духовно против дехристианизации русского народа. Но это не означает политической борьбы Церкви против советского строя, против рабоче-крестьянского государства, не означает склонности Церкви к контрреволюции и реставрации... Церковь может примириться и с коммунизмом, как природно-историческим фактом, стремясь его христианизировать. Но Церковь остается непримиримой в отношении антихристовой коммунистической идеологии...» В этой статье Бердяев полемизировал с «карловчанами», которые только себя считали подлинной Русской Церковью и ставили своей целью реставрацию монархии в России. Политиканство митрополита Антония (Храповицкого) и его единомышленников принесло немало бед гонимой Русской Церкви еще при жизни патриарха Тихона".

Но Бердяев недооценил трагический надлом церковной жизни в России, который произошел в 1927 году и привел вскоре к печальным последствиям. Георгий Федотов, размышляя над истоками этого события, писал: «Каким образом могло случиться, что путь патриарха Тихона, столь благодатный для Русской Церкви, в своем последовательном развитии привел Ее к развалу? Виною именно эта роковая «последовательность», которая противоречит принципу икономии. Компромисс допустим в определенное время и место, в определенных границах. Эти границы указываются внутренним тактом, духовной мудростью. За икономией и выше ее стоит нравственный и канонический закон, никогда не подлежащий отмене. Его нарушение может быть прощено в отдельном случае, но никогда не обращено в принцип, в норму поведения. Из малого, легкого, почти «святого» греха патриарха м(итрополит) Сергий создал традицию - традицию лжи, которой, к счастью для России, не вынесла русская церковная совесть. Ошибки и грехи иерархов и церковных политиков бессильны уничтожить то богатство святости, которое накопляется в Русской Церкви. Кровь мучеников, исповедничество десятков тысяч, незримое подвижничество новой русской Фиваиды, жаркие молитвы малого стада — все это может с избытком уравновесить в очах Божиих и в судьбах России эти ошибки и эти грехи. Талант организации никогда не давался Востоку, особенно России. Утрата единства церковной организации (не исключающая ни наличности иерархии и действительности таинств) - последнее испытание, которое Бог посылает Русской Церкви. Будем верить, что Она выйдет из него снова единой, чистой, окрепшей и юной».

Федотов поставил несколько важных проблем, которые не утратили своей актуальности и сегодня. Первая: можно ли выстроить церковную политику на односторонних компромиссах? Последствия сервилизма ужасны, поскольку обесценены вечно живые в Церкви понятия исповедничества и мученичества. Поначалу митрополит Сергий под давлением большевиков поставил российских мучеников на одну доску с уголовными преступниками. После конкордата 1943 года тех епископов и представителей духовенства, которые выступали против политики митрополита Сергия, из лагерей и тюрем не выпустили. Когда после Великой Отечественной войны их начали освобождать, многих не принимали наследники митрополита Сергия — они оставались за бортом церковной жизни. Уже после крушения коммунизма возникла необходимость реабилитировать их специальными государственными актами. Комиссия по канонизации при Священном Синоде поначалу рассматривала не столько подвиг мучеников, сколько их лояльность по отношению к митрополиту Сергию и проводимой им политике. Вторая, не менее важная проблема — признание ошибок митрополита Сергия и выстроенной им политики. А ей следовали его преемники — патриархи Алексий (Симанский) и Пимен (Извеков), который дважды был арестован и перенес лагеря и ссылку, был одно время среди «непоминающих». Признать позицию митрополита Сергия ошибочной означает для нынешних иерархов Русской Церкви, что ошибались и они, отрекаясь от исповедников и мучеников не только сталинской, но и хрущевской и брежневской эпох. Все это приводит к необходимости переосмысления пройденного в XX столетии Русской Церковью пути.

Один из церковных историков XX столетия, профессор-протопресвитер Иоанн Мейендорф заметил: «Нет основания думать, что «выбор», сделанный митрополитом Сергием, был следствием его личного малодушия. Никаких особенных привилегий он легализацией не достиг. «Легализация» 1927 года ничего не обеспечила ни духовенству, ни верующим. Помимо самого митрополита Сергия, семь архиереев подписали «Послание» 1927 года, но трое из них вскоре погибли мученической смертью... Сотни других, менее известных представителей Сергиевского духовенства, а также приближенные самого митрополита погибли в кровавых сталинских чистках. Собственно, власть так и не признавала никакой разницы между Патриархией и церковными группами, отколовшимися от нее... Митрополит Сергий знал, что Советская власть - безжалостная и тоталитарная — могла легко разрушить церковную организацию. Но сохранение этой организации он считал своим архиерейским долгом. Другой, самый важный вопрос: нужна ли вообще церковная «организация», когда она лишена возможности говорить правду, а должна, наоборот, лгать не только в политической области, защищая сталинскую тиранию, но лгать о себе самой, отказываясь от своих мучеников, как это неоднократно принужден был делать митрополит Сергий и его преемники? В этой ужасной духовной дилемме — настоящий «соблазн» Сергиевской церковной линии: является ли церковная «организация» целью в себе? Не для того ли она существует, чтобы провозглашать истину, а не ложь? » Вряд ли можно согласиться с отцом Иоанном, что в поступке митрополита Сергия отсутствует такой мотив, как малодушие. Христиане, пережившие гонения, каким бы мужеством они ни обладали, вспоминают прежде всего испытание страхом. Холодный беспросветный ужас одиночки, бесконечные допросы, ощущение богооставленности - все это требует от христианина крайнего напряжения всех сил и беспредельного доверия Богу. Важная деталь, подмеченная историком, — ложь, произносимая от имени Церкви, неминуемо искривляет ее пути и требует публичного покаяния.

Отец Иоанн Мейендррф поставил еще одну важную проблему, которую можно обозначить как помутнение церковно-канонического сознания. Он писал: «Нынешняя путаница в нашем каноническом мышлении явно происходит от постоянного непонимания истинной природы канонического предания, выражающего понимание Церковью самой себя в таких выражениях, которые нельзя всецело сводить к категориям закона. Те, кто пытается утверждать абсолютную правовую действенность всех канонов, оказываются перед фактом, что Церковь не вспоминает некоторые из них вот уже несколько столетий. Те же, кто, наоборот, пытается обесценить все каноническое предание, по существу, отвергают саму Церковь». Манипулирование канонами, которое осуществлял митрополит Сергий в конце 20-х и в 30-е годы, напоминает эквилибристику. Он пользовался канонами как оружием, направляя их против не согласных с ним епископов и духовенства. Раскрывая смысл богословского понятия «икономии», отец Иоанн Мейендорф писал: «Совершенно ошибочна, по моему мнению, концепция икономии, представляемой иногда в узком юридическом смысле «освобождения от действий закона», в противовес «строгому соблюдению закона»... Такое употребление этого термина правильно в некоторых случаях, когда икономия, т.е. забота о человеческом спасении, требует действий, противоречащих букве закона; но есть и такие случаи, когда забота о человеческом спасении, т.е. икономия, требует абсолютной строгости (даже превосходящей букву закона)... Икономия поэтому не есть понятие произвольное... Это есть признание того, что Бог продолжает действовать для спасения человечества иногда и не соответствующими канонам средствами. Распознавать это божественное действие есть не только право, но и обязанность Церкви, так же как долгом ее является отказ от признания всякой возможности присутствия божественной благодати в тех группировках, которые нацелены на разрушение Церкви Божией или на разрыв ее богодухновенного Предания».

Симбиоз Церкви и государства, закрепленный на встрече трех митрополитов со Сталиным в 1943 году, привел к тяжелейшим последствиям. Сохранилась запись беседы Сталина с тремя митрополитами, которая произошла в Кремле 4 сентября 1943 года. Ее сделал видный чекист, впоследствии возглавивший Совет по делам Русской Православной Церкви, Георгий Карпов. Во время беседы с митрополитами Сергием (Страгородским), Алексием (Симанским) и Николаем (Ярушевичем) Сталин касался самых различных вопросов, в том числе и бытовых: «Тов. Сталин сказал, что церковь может рассчитывать на всестороннюю поддержку Правительства во всех вопросах, связанных с ее организационным укреплением и развитием внутри СССР, и что, как он говорил об организации духовных учебных заведений, не возражая против открытия семинарий в епархиях, так не может быть препятствия и к открытию при епархиальных управлениях свечных заводов и других производств. Затем, обращаясь ко мне, т. Сталин сказал: «Надо обеспечить право архиерея распоряжаться церковными суммами. Не надо делать препятствий к организации семинарий, свечных заводов и т.д.» Затем т. Сталин, обращаясь к трем митрополитам, сказал: «Если нужно сейчас или нужно будет в дальнейшем, государство может отпустить соответствующие субсидии церковному центру». После этого т. Сталин, обращаясь к митрополитам Сергию, Алексию и Николаю, сказал им: «Вот мне доложил т. Карпов, что вы очень плохо живете: тесная квартира, покупаете продукты на рынке, нет у вас никакого транспорта. Поэтому Правительство хотело бы знать, какие у вас есть нужды и что вы хотели бы получить от Правительства? »... Через несколько минут представленный т. Сталину т. Поскребышевым план особняка по Чистому переулку, дом 5, с его подворными постройками и садом был показан для ознакомления митрополитам, причем было условлено, что на другой день, 5 сентября, т. Карпов предоставит возможность митрополитам лично осмотреть указанное выше помещение. Вновь затронув вопрос о продовольственном снабжении, т. Сталин сказал митрополитам: «На рынке покупать продукты вам неудобно и дорого, и сейчас продуктов на рынок колхозник выбрасывает мало. Поэтому государство может обеспечить продуктами вас по государственным ценам. Кроме того, мы завтра-послезавтра предоставим в ваше распоряжение 2—3 легковые машины с горючим».

Тов. Сталин спросил митрополита Сергия и других митрополитов, нет ли у них каких-либо еще вопросов к нему, нет ли других нужд у церкви, причем об этом т. Сталин спросил несколько раз.

Все трое заявили, что особых просьб больше они не имеют, но иногда на местах бывает переобложение духовенства подоходным налогом, на что т. Сталин обратил внимание и предложил мне в каждом отдельном случае принимать соответствующие меры проверки и исправления.

После этого т. Сталин сказал митрополитам: «Ну, если у вас больше нет к Правительству вопросов, то, может быть, будут потом. Правительство предполагает образовать специальный государственный аппарат, который будет называться Совет по делам Русской Православной Церкви, и председателем Совета предполагается назначить т. Карпова. Как вы смотрите на это? »

Все трое заявили, что они весьма благожелательно принимают назначение на этот пост т. Карпова».

С момента этой беседы высший епископат Русской Православной Церкви был причислен к партийной номенклатуре и всем его льготам. Что такое продукты по «государственнным ценам» в период войны и голода? Это означало, что отныне продукты питания для архиереев будут поставляться из специальных кремлевских хозяйств. К числу номенклатурных льгот следует отнести: спецавтомобили, специальное медицинское обслуживание, спецсанатории, зарубежные поездки. Все это привело к тому, что высшая иерархия Русской Православной Церкви вошла в состав новой партийной знати, но уже откровенно богоборческого государства. Даже хрущевские гонения 1959 года, которые значительно поколебали многих российских христиан в правильности избранной митрополитом Сергием политики, не изменили благосостояния высшего епископата. Так постепенно возникал тот трагический разрыв между рядовыми верующими и высшим церковным управлением, который сохраняется и доныне. Беды простого церковного народа остаются для «синодалов» тайной за семью печатями. Они искренне недоумевали в годы брежневского правления: чего хотят церковные диссиденты? Хрущевское гонение захлебнулось, но ведь были открыты храмы, монастыри, существовали три духовные семинарии, две академии. Казалось — чего еще нужно прихожанам? Ныне покойный митрополит Питирим (Нечаев), находясь в зарубежной поездке в 1974 году, заявил, что не стоит крестить маленьких детей — пусть вырастут и тогда уже сами решают, принимать ли им крещение. За номенклатурные льготы необходимо платить — многие православные епископы в СССР принимали предложения спецслужб и сотрудничали с ними. Они регулярно снабжали КГБ необходимой информацией, получали клички и задания. Сегодня лишь единственный епископ — митрополит Литовский и Вильнюсский Хризостом — публично покаялся в том, что он сотрудничал с КГБ.

Преемники митрополита Сергия пытались оправдать его поступки. Избранную им церковную политику не подвергали сомнению патриархи Алексий I и Пимен. Неоднократно о верности избранного пути размышлял Святейший патриарх Московский и всея Руси Алексий II: «Катакомбная» Церковь тридцатых и сороковых годов дала великое множество новых мучеников российских, благодаря молитвам которых стало возможным то робкое возрождение духовной жизни, которое мы сегодня переживаем. Важно узнать, как в посткоммунистической России оценивает православная иерархия давние события: «Декларация» 1927 г., еще раз повторю, сиюминутного реального плода не принесла. Но курс, намеченный еще патриархом Тихоном и развитый митрополитом Сергием, все же помог сохранить Церковь и дожить до сегодняшнего дня. Этот курс был брать на свою совесть меньший грех, дабы избежать греха большего. Так солдат на войне убивает (и это грех), но отдать на погубление врагу своих ближних, с точки зрения Церкви, было бы грехом несра

⇐ Предыдущая 3 4 5 6 7 8 9 10 1112