Особенности художественного времени в романе Воннегута «Бойня номер пять».

⇐ ПредыдущаяСтр 4 из 14Следующая ⇒

«Бойня номер пять, или Крестовый поход детей» (англ. Slaughterhouse-Five, or The Children’s Crusade) (1969) — автобиографический роман Курта Воннегута о бомбардировке Дрездена во время Второй мировой войны. Главный герой — американский солдат Билли Пилигрим, нелепый, робкий, апатичный человек. В книге описываются его похождения на войне и бомбардировка Дрездена, которая наложила несмываемый отпечаток на психическое состояние Пилигрима, с детства не очень устойчивое. Воннегут ввёл в повесть фантастический элемент: события жизни главного героя рассматриваются сквозь призму посттравматического стрессового расстройства – синдрома, свойственного ветеранам войны, который искалечил восприятие героем действительности^[3]. В результате комичный «рассказ про инопланетян» вырастает в некоторую стройную философскую систему. Пришельцы с планеты Тральфамадор забирают Билли Пилигрима на свою планету и рассказывают ему, что время на самом деле не «течёт», не происходит постепенный случайный переход от одного события к другому — мир и время раз и навсегда даны, известно всё, что произошло и произойдёт. О чьей-либо смерти тральфамадорцы просто говорят: «Такие дела». Нельзя сказать, почему или зачем произошло что-либо — такова была «структура момента».

В «Бойне» дрезденскую трагедию переживают двое - ровесники и соотечественники, совсем юные солдаты. Один из них, Билли Пилигрим, становится процветающим оптометристом в провинц. горождке Илиум: постаравшись обо всем забыть, он приспосабливается к жизни. Другой - Курт Воннегут, впоследствии прозаик со спорной репутацией (персонаж собств. романа), ни о чем забыть не может и долгие десятилетия вынашивает в себе опыт войны, чтобы воплотить его в «антивоенной книжке». Билли совершает «путь пилигрима» наоборот - от самого страшного в жизни события все глубже в духовное небытие и дальше - на фантастическую планету Тральфамадор, где культивируется философия ни-во-что-невмешательства. В., напротив, идет от события, частного опыта, к его осмыслению в широком контексте современной жизни. В одном из интервью он называет писателей «эволюционными клетками общества»: их назначение - нащупывать и вводить в обиход новые идеи в оболочке невероятного вымысла. Тральфамадорцы убеждены, что все живые существа и растения во вселенной машины. Они не понимают, почему земляне так обижаются, когда их называют машинами. Тральфамадорцы, напротив, очень рады своему машинному статусу: ни волнений, ни страданий. Механизмы не мучаются вопросами насчет того, как устроен мир. Согласно научной точке зрения, принятой на этой планете, мир надлежит принимать, как он есть. « Такова структура данного момента », — отвечают Тральфамадорцы на все «почему» Билли. Тральфамадор в романе являет собой торжество научного знания. Его обитатели давно разгадали все загадки вселенной. Им известно, как и когда она погибнет. Тральфамадорцы сами взорвут ее, испытывая новое горючее для своих блюдец, «когда создастся подходящая структура момента». Но грядущие катаклизмы не портят настроения тральфамадорцам, руководствующимся принципом «не обращать внимания на плохое и сосредоточиваться на хороших моментах». Билли в общем-то и сам всегда жил по тральфамадорским правилам. Ему не было дела до Вьетнама, где функционирует его сын Роберт. Запамятовал Билли и про дрезденский апокалипсис. До тех пор, пока не слетал на Тральфамадор после той самой авиакатастрофы. Но теперь он постоянно курсирует между Землей и Тральфамадором. Из супружеской спальни он попадает в барак военнопленных, а из Германии 1944 г. — в Америку 1967 г., в роскошный «кадиллак», который везет его через негритянское гетто, где совсем недавно танки национальной гвардии вразумляли местное население, попытавшееся «качать свои права». В скитаниях Пилигрима хаотичность только кажущаяся. Его маршрут выверен точной логикой. Дрезден 1945 г., Тральфамадор и США конца шестидесятых — три планеты в одной галактике, и вращаются они по своим орбитам, подчиняясь закону «целесообразности», где цели всегда оправдывают средства, а чем больше человек напоминает машину, тем лучше для него и для машинно-человеческого социума. Бойня номер пять — не порядковый номер очередного мирового катаклизма, но лишь обозначение дрезденской скотобойни, в подземных помещениях которой спасались от бомбежки американские пленные и их немецкие конвоиры. Вторая часть названия «Крестовый поход детей» раскрывается повествователем в одном из многочисленных чисто публицистических вкраплений, где авторские мысли выражаются уже открытым текстом. Люди оказываются игрушками в военных развлечениях сильных мира сего и сами в то же самое время порой испытывают неодолимую тягу к смертоносным игрушкам. Отец военнопленного Роланда Вири вдохновенно собирает различные орудия пытки. Отец повествователя «был чудесный человек и помешан на оружии. Он оставил мне свои ружья. Они ржавеют». А еще один американский военнопленный Поль Лазарро уверен, что «слаще мести нет ничего на свете».

Таким художественным образом объясняется и композиция романа — это не рассказ о последовательно сменяющих друг друга событиях, а идущие без всякого порядка эпизоды жизни Пилигрима. Он научился у инопланетян путешествовать во времени, и каждый эпизод является таким путешествием. “Бойня номер пять” представляет собой своего рода мозаику, состоящую из разделенных пробелами эпизодов, зачастую приведенных не в той последовательности, в которой они происходили. Фрагменты из жизни одного или разных персонажей оказываются внешне никак не связанными друг с другом. Они производят впечатление отдельных завершенных текстов, — как если бы Воннегут с каждым отрывком заново начинал бы роман. Обедненному, вынужденному в традиционном искусстве подчиняться общим законам структуры, эпизоду он противопоставляет эпизод, взятый в своей единичности, выхваченный из каких бы то ни было связей. Фрагменту действительности возвращается изначальная свобода, равноправие по отношению к другим фрагментам и одновременно — независимость от человека.

В результате реальность остается абсурдной. Эпизод не сводится к одному отвлеченному значению, заданному ядром структуры, а обретает семантическую неопределенность. Он не поддается интерпретации и не распознается как структура, имеющая центр. Что в эпизоде является главным, и на что следует обратить внимание? Читатель, сознание которого регулируется механизмами культуры-власти, неизбежно найдет в нем центр, ядро и тотчас же установит принцип сцепления данного эпизода с соседним. Однако дальнейший текст романа (и, соответственно, дальнейшее чтение) высветит в качестве центральных в интересующем нас эпизоде совершенно другие аспекты, какие-то детали, которые вначале были второстепенными. В новой перспективе именно они кажутся главными, а все остальные — подчиненными. Например, в эпизоде, где рассказывается о нелепо погибшем в лифте ветеране войны, Воннегут упоминает шоколадную конфету “Три мушкетера”, которую жует циничная журналистка. Читатель может и не обратить на эту деталь никакого внимания, сочтя ее непринципиальной. Но затем она будет неоднократно повторяться в “Бойне номер пять” (в том числе — и как аллюзия на знаменитый роман Дюма), и принцип ее использования в новых контекстах позволит увидеть эпизод с погибшим ветераном в несколько ином ракурсе и обнаружить в нем новый смысл. Семантический центр постоянно смещается, что делает мир Воннегута многополюсным. У читателя романа может возникнуть впечатление, что Воннегут подробнейшим образом объясняет предложенный им способ воссоздания мира в эпизоде, где говорится о том, как жители планеты Тральфамадор пишут и читают книги [7]:

“Там нет ни начала, ни конца, ни напряженности сюжета, ни морали, ни причин, ни следствий. Мы любим в наших книгах главным образом глубину многих чудесных моментов, увиденных сразу в одно и то же время” (105).

Тральфамадорские писатели, на первый взгляд, работают так же, как и Воннегут. Автор “Бойни” сам это отчасти подтверждает, заявив, что его роман написан в “телеграфически-шизофреническом стиле, как пишут на планете Тральфамадор”. Тральфамадорцы, возвратив фрагментам действительности единичность, сингулярность, высвобождают в них глубинный смысл, первозданную силу и красоту. Однако на различие между их поэтикой и методом Воннегута указывает слово “глубина”, которое употребляют тральфамадорцы.

Пространство романа “Бойня номер пять” не имеет глубины, т. е. внутреннего измерения. Оно разворачивается на плоскости и напоминает декорацию. Взгляд читателя останавливается на поверхности вещей. Собственно говоря, в этом мире по ту сторону поверхности ничего нет. Предметы, явления, персонажи чередуются на фоне пустоты, вызывая ощущение пробела, неприсутствия. Они всего лишь оболочки, за которыми угадывается абсурд. Распознав его, человек ужасается. Он уже не в состоянии разделить оптимизма тральфамадорцев и насладиться красотой мира. Она — фикция, скрывающая бездну. Не случайно в эпизоде, где говорится о поэтике тральфамадорской литературы, за рассуждениями инопланетян о чудесных мгновениях тотчас же следует сцена, опровергающая их мировидение. Стоя на краю Каньона, маленький Билли, который должен получить эстетическое удовольствие, до смерти пугается. Вместо красоты он видит бездну.

Мир тральфамадорцев — вечное настоящее. Здесь нет прошлого и будущего. Все происходит здесь и сейчас. В мире Воннегута, напротив, события относятся либо к прошлому, либо к будущему. Место настоящего занимает пустота. Инопланетяне видят в реальности трехмерные объекты, облеченную в плоть духовную сущность. Война для них — неудачный эпизод истории, неприятный казус, состояние, в целом не свойственное вселенной, на которое можно не обращать внимание. В свою очередь, Воннегут различает в окружающем мире неприсутствие, пустоту. Действительность ему видится всегда абсурдной, охваченной войной, даже если внешне везде царит мир. Тральфамадорцы говорят о жизни, пытаясь подобрать семантически насыщенное слово, вызывающее иллюзию присутствия [8]. Воннегут же должен передать войну, т. е. пустоту и смерть. Говорить о них прямо невозможно, поскольку, обозначив абсурд (войну), облачив его в слово, мы тем самым концептуализируем его, заставляя утратить свой статус [9]. Единственный способ написать о ней — пропустить ее. В романе “Бойня номер пять” войне соответствует пробел. Воннегут так и не показывает дрезденскую бомбардировку. Мы видим то, что происходило до нее, и то, что происходило после. Но сам эпизод бомбардировки, который должен был бы стать ядром романа, его главным событием в тексте отсутствует. Пустота остается пустотой. Ее возможным вербальным эквивалентом в романе может быть только абсурдное слово, бессмысленное птичье чириканье “Пьюти–фьют? ”.

Воннегут как мастер сатирической прозы приобрел популярность в 60е гг. В. пишет: «шутовство - моя реакция на беды, которым я не в силах помочь». Ведущие темы творчества – дегуманизирующее влияние технологий, доброта как единственное средство одолеть человеческую глупость и жестокость, борьба человека с враждебной вселенной. Давая художественную интерпретацию этих тем, сплавляет воедино иронию, сатиру, научную фантастику, трагикомедию; разговорный язык его прозы содержит массу неологизмов.

ввёл в повесть фантастический элемент: события жизни главного героя рассматриваются сквозь призму посттравматического стрессового расстройства – синдрома, свойственного ветеранам войны, который искалечил восприятие героем действительности

«Билли лёг спать пожилым вдовцом, а проснулся в день свадьбы. Он вошёл в дверь в 1955 году, а вышел в 1941 году. Потом вернулся через ту же дверь и очутился в 1961 году. Он говорит, что видел своё рождение и свою смерть и много раз попадал в другие события своей жизни между рождением и смертью».

Отец военнопленного Роланда Вири вдохновенно собирает различные орудия пытки. Отец повествователя «был чудесный человек и помешан на оружии. Он оставил мне свои ружья. Они ржавеют». А еще один американский военнопленный Поль Лазарро уверен, что «слаще мести нет ничего на свете».

в эпизоде, где рассказывается о нелепо погибшем в лифте ветеране войны, Воннегут упоминает шоколадную конфету “Три мушкетера”, которую жует циничная журналистка.

художественным образом объясняется и композиция романа — это не рассказ о последовательно сменяющих друг друга событиях, а идущие без всякого порядка эпизоды жизни Пилигрима. Он научился у инопланетян путешествовать во времени, и каждый эпизод является таким путешествием. “Бойня номер пять” представляет собой своего рода мозаику, состоящую из разделенных пробелами эпизодов, зачастую приведенных не в той последовательности, в которой они происходили.

время на самом деле не «течёт», не происходит постепенный случайный переход от одного события к другому — мир и время раз и навсегда даны, известно всё, что произошло и произойдёт.

⇐ Предыдущая 1 2 345 6 7 8 9 10 Следующая ⇒