Новейшие тенденции в развитии современной философской рациональности. Понятия пост-постмодерна и пост-постмодернизма.

⇐ ПредыдущаяСтр 10 из 10

AFTER-POSTMODERNISM - современный этап развития постмодернистской философии - в отличие от постмодернистской классики деконструктивизма (см. Постмодернистская чувствительность, Пустой знак, Деконструкция, Означивание, " Смерть субъекта", Номадология). В своем оформлении во многом стимулирован таким феноменом современной культуры постмодерна, как " кризис идентификации", и содержательно разворачивается как генерирование программ преодоления последнего (см. Воскрешение субъекта). В этом контексте может быть выделено два фундаментальных вектора трансформации парадигмальных установок постмодернизма на современном этапе его развития:

1) вектор программного неоклассицизма, т.е. " культурного классицизма в постмодернистском пространстве" (М. Готдингер), предполагающий существенное смягчение критики референциальной концепции знака и отказ от радикальной элиминации феномена означаемого в качестве детерминанты текстовой семантики; указанная установка инспирирует формулировку такой задачи, как " реанимация значения" (Дж. Уард) или " возврат утраченных значений" - как в денотативном, так и в аксиологическом смыслах этого слова (М. Готдинер), что приводит к оформлению (восстановлению) соответствующих проблемных полей в рамках постмодернистского типа философствования (проблемы денотации и референции, условия возможности стабильной языковой семантики, проблема понимания как реконструкции исходного смысла текста и т.п.);

2) коммуникационный вектор, смещающий акцент с текстологической реальности на реальность коммуникативную и центрирующийся, в связи с этим, вокруг понятия Другого. Современная культура обозначается Бодрийяром как культура " экстаза коммуникации" (показателен в этом отношении аксиологический сдвиг философской традиции, зафиксированный в динамике названий фундаментальных для соответствующих периодов философской эволюции трудов: от " Бытия и времени" Хайдеггера к " Бытию и Другому" Левинаса). Если в классическом постмодернизме Другой интерпретировался как внешнее (социокультурное) содержание структур бессознательного (что фактически было унаследовано от лакановской версии структурного психоанализа, где бессознательное было артикулировано как " голос Другого" ), то А.-Р. задает концепту " Другой" новую (коммуникационную) интерпретацию, в системе отсчета которой реальность языка перестает быть для постмодернизма самодовлеющей (см. Другой). В качестве водораздела между классическим постмодернизмом и современным может быть оценена концепция Апеля, - в частности, понимание им языка и языковых игр.

" Воскрешение субъекта" — стратегическая ориентация позднего (современного) постмодернизма (см. After-postmodernism), фундированная отказом от радикализма в реализации установки на " смерть субъекта", сформулированной в рамках постмодернистской классики. Программа " B.C." ставит своей целью " выявление субъекта" в контексте вербальных практик, задавая философским аналитикам постмодернизма акцент на реконструкцию субъективности как вторичной по отношению к дискурсивной среде (поздние Фуко и Деррида, П.Смит, Дж.Уард, М.Готдинер и др.). Деррида, например, предлагает " пересмотреть проблему эффекта субъективности, как он /субъект — M.M.I производится структурой текста". Аналогично Фуко в Послесловии к работе Х.Л.Дрейфуса и П.Рабинова, посвященной исследованию его творчества (один из последних его текстов), фиксирует в качестве семантико-аксиологического фокуса своего исследовательского интереса выявление тех механизмов, посредством которых человек — в контексте различных дискурсивных практик — " сам превращает себя в субъекта". В течение последних пяти лет в центре внимания постмодернистской философии находится анализ феномена, который был обозначен Дж.Уардом как " кризис идентификации": Уард констатирует применительно к современной культуре кризис судьбы как психологического феномена, основанного на целостном восприятии субъектом своей жизни как идентичной самой себе, онтологически конституированной биографии. Если для культуры классики индивидуальная судьба представляла собой, по оценке А.П.Чехова, " сюжет для небольшого рассказа" (при всей своей непритязательности вполне определенный и неповторимый — как в событийном, так и в аксиологическом плане), то для постмодерна — это поле плюрального варьирования релятивных версий нарративной биографии, — в диапазоне от текста Р.Музиля " О книгах Роберта Музиля" до работы Р.Барта " Ролан Барт о Ролане Барте". В контексте " заката метанарраций" дискурс легитимации как единственно возможный теряет свой смысл и по отношению к индивидуальной жизни. — Признавая нарративный (см. Нарратив) характер типового для культуры постмодерна

способа самоидентификации личности, современные представители мета-теоретиков постмодернизма (Х.Уайт, К.Меррей, М.Саруп и др.) констатируют — с опорой на серьезные клинические исследования, — что конструирование своей " истории" (истории своей жизни) как рассказа ставит под вопрос безусловность аутоидентификации, которая ранее воспринималась как данное. Не только индивидуальная биография превращается из " судьбы" в относительный и вариативный " рассказ", но, как было показано Р.Бартом во " Фрагментах любовного дискурса", даже максимально значимый с точки зрения идентификации личности элемент этой биографии — история любви — также относится к феноменам нарративного ряда: в конечном итоге, " любовь есть рассказ... Это моя собственная легенда, моя маленькая " священная история", которую я сам для себя декламирую, и эта декламация (замороженная, забальзамированная, оторванная от моего опыта) и есть любовный дискурс". Собственно, влюбленный и определяется Р.Бартом в этом контексте как тот, кто ориентирован на использование в своих дискурсивных практиках определенных вербальных клише (содержание всей книги, посвященной аналитике последних, и разворачивается после оборванной двоеточием финальной фразы Введения — " So, it is a lover who speaks and who says: " ). — В конечном итоге " history of love" — превращается в организованную по правилам языкового, дискурсивного и нарративного порядков, а потому релятивную " story of love" и, наконец, просто в " love story". Важнейшим принципом организации нарративно версифицированной биографии оказывается античный принцип исономии (не более так, чем иначе): ни одна из повествовательных версий истории жизни не является более предпочтительной, нежели любая другая, оценочные аспекты биографии не имеют онтологически-событийного обеспечения и потому, в сущности, весьма произвольны. Констатируя кризис идентификации как феномен, универсально характеризующий психологическую сферу эпохи постмодерна, философия моделирует два возможных вектора его преодоления. Первый может быть обозначен как стратегия программного неоклассицизма, второй — как коммуникационная стратегия современного постмодернизма (философия Другого). В этом контексте важнейшим моментом анализа " кризиса идентификации" выступает постулирование его связи с кризисом объективности (" кризисом значений" ): как полагает Уард, именно эта причина, в первую очередь, порождает проблематичность для субъекта самоидентификации как таковой в условиях, когда " зеркало мира", в котором он видел себя, " разбито в осколки". В связи с этим М.Готдинер говорит о желательности и даже не-

обходимости формирования своего рода " культурного классицизма", предполагающего " возврат" утраченных культурой постмодерна " значений". Социальная педагогика, например, оценивая ситуацию кризиса идентификации, сложившуюся в " постмодернистском пространстве", не только констатирует " нарративную этиологию" этого кризиса, но и постулирует необходимость специального целенаправленного формирования воспитательной установки на " контрнарративные импрингины". Исходное значение понятия " импрингин" (восприятие детенышем увиденного в первый после рождения момент существа в качестве родителя, за которым он безусловно следует и чей поведенческий образец нерефлективно воспроизводит) переосмыслено современной социальной педагогикой в расширительном плане, предполагающем онтологическую фундированность (гарантированность вненарративным референтом) любого впечатления, так или иначе влияющего на поведенческую стратегию личности. Второй стратегией преодоления кризиса идентификации становится в современном постмодернизме стратегия коммуникативная: расщепленное Я может обрести свое единство лишь в контексте субъект-субъектных отношений — посредством Другого (см. Другой). — В своем единстве данные векторы разворачивания проблемных полей постмодернизма задают оформление нового этапа эволюции постмодернистской философии (см. After-postmodernism).

Публикуемый текст классика современной философии Мишеля Фуко представляет курс лекций, прочитанный в январе—феврале 1982 года в Коллеж де Франс, записанный Хельмутом Беккером и Лотаром Вольфштеттером.

Приняв за исходную точку анализа платоновский диалог «Алкивиад» (Алкивиад IK Мишель Фуко в публикуемом курсе лекций рассматривает античную «культуру себя» I—11 вв. н. как философскую аскезу, или ансамбль практик, сложившихся пол знаком древнего императива «заботы о себе». Дальний прицел такой установки полная «генеалогия» новоевропейского субъекта, восстановленная в рамках заявленной Фуко «критической онтологии нас самих». Речь идет об истории субъекта, который в гораздо большей степени учреждает сам себя, прибегая к соответствующим техникам себя, санкционированным той или иной культурой, чем учреждается техниками господина (Власть) или дискурсивными техниками (Знание), в связи с чем вопрос нашего нынешнего положения - это не проблема освобождения, но практика свободы.

. М. Фуко начинает свои лекции с тезиса о том, что западная философия, основным предметом которой является определение истины, основывается на базовом принципе " познай самого себя" как отправной точки философствования.

М. Фуко ставит задачу исследования взаимосвязи субъекта и истины. При этом пишет, что " познай самого себя" было " формой, в которой изначально поставлен вопрос об отношениях между субъектом и истиной" (С. 15).

Однако, это отношение, по М. Фуко, изначально разворачивалось в западной культуре от принципа заботы о себе (занятие собой, попечение о себе самом).

" Забота о себе - это что-то вроде жала, которое должно войти в человеческое тело, все время напоминать о себе, зудить, не давать покоя" - пишет М. Фуко, говоря о постановке проблемы заботы о себе Сократом (С. 20).

В античности, пишет М. Фуко, " принцип заботы о себе стал общим условием любого разумного поведения, всякой формы деятельности" (С. 21)

М. Фуко видит причины ухода от принципа " заботы о себе" в христианстве, а в затем в картезианстве (философии Декарта). картезианский момент придал значимости принципу " познай себе" (С. 26). Это " стоило очевидности собственного существования субъекта сделаться условием доступа к бытию..., сознание самого себя... превращало " познай самого себя" в главное условие доступности истины" (С. 27). " С тех пор необходимость иметь доступ к истине не ставит под вопрос бытие субъекта (С. 31). " Истина, как она есть сама по себе, больше не спасает субъекта" (С. 32)

И здесь М. Фуко ставит вопрос: " что дает субъекту доступ к истине"? (С. 27). И выдвигает гипотезу своего исследования: " Истина никогда не дается субъекту просто так... Нужно, чтобы субъект менялся, преобразовывался..., становился отличным от самого себя, дабы получить право на доступ к истине. Истина дается субъекту только ценой ведения в игру самого существования субъекта... Не может быть истины без обращения или преобразования субъекта"

Современными психологами (Дж. Уард и др.) зафиксирован факт так называемого «кризиса идентификации», когда человек, особенно молодой, оказывается неспособным четко зафиксировать самотождественность своего сознания и себя как личности[см. 62. С. 105–155]. Этот феномен вызывается к жизни следующими факторами. Прежде всего, порожденная постмодерном аксиологическая гомогенность культурной среды в социально-психологическом плане означает своего рода разрушение условий возможности целостного восприятии субъектом себя как аутотождественной личности. Особенно остро значимым оказывается это для человека молодого, чья социализация осуществлялась уже в условиях ценностно микшированной постмодернистской культуры: будучи неспособным четко зафиксировать свою позицию по отношению к существующим аксиологическим системам, индивид оказывается не в состоянии сформировать и матрицы самоидентификации.

Кроме того, «кризис идентификации» теснейшим образом связан с таким явлением современной культуры, как кризис «судьбы», то есть психологического феномена, основанного на целостном восприятии субъектом своей жизни в качестве идентичной самой себе. Культура постмодерна, как известно, оценивается как культура нарративная, в рамках которой событие как таковое теряет свою онтологическую определенность, размываемую плюральностью рассказов о ней. При этом важнейшей атрибутивной характеристикой нарратива, или «рассказа», является его самодостаточность и самоценность: как отмечает Р. Барт, процессуальность повествования разворачивается «ради самого рассказа, а не ради прямого воздействия на действительность, то есть, в конечном счете, вне какой-либо функции, кроме символической деятельности как таковой». Для культуры постмодерна индивидуальная судьба – это уже не «сюжет для небольшого рассказа», но поле плюрального варьирования релятивных версий нарративной биографии: тексты Р. Музиля «О книгах Роберта Музиля», Р. Барта «Ролан Барт о Ролане Барте», Антониони «Антониони об Антониони» и многих других. По оценке современных метатеоретиков постмодернизма (Х. Уайт, К. Меррей, М. Саруп и др.), типовым способом самоидентификации для субъекта эпохи постмодерна становится способ нарративный [см. 57; 58]. Индивидуальная биография превращается из «судьбы» в относительный и вариативный «рассказ»

Психологи предлагают в этом контексте в качестве своего рода средства спасения программу, которая получила в современной психологии название импрингологии. Оно происходит от психологического термина «импрингин», под которым понимают нерефлексивное следование новорожденного детеныша тому стереотипу поведения, который задает оказавшийся рядом с ним в момент его рождения взрослый, которого он автоматически воспринимает как родителя. Согласно этой программе, в период социализации индивида в культуре (знаменитый период «от двух до пяти») следует предложить ребенку любую, но конкретную культурную матрицу, любую, но вполне определенную шкалу оценок, любую, но четко сформулированную нравственную систему, религиозную или светскую.

Констатируя «кризис идентификации» как феномен, универсально характеризующий психологическую сферу эпохи постмодерна, философия постмодернизма формирует специальную программу «воскрешения субъекта», которая ставит своей целью реконструкцию субъективности как вторичной по отношению к дискурсивным практикам (поздние М. Фуко и Ж. Деррида, П. Смит, Дж. Уард и др.)

Неоклассицизм направление в европ. худож. культуре, сложившееся в к. 19 нач.20 в. и отличавшееся постояннымобращением к античной культуре как смысловому пространству своего самоосуществления. В отличие от классицизма как большого стиля 18-19 вв. или “классицизма” эпохи Возрождения, Н.рассматривает античность не как культурный идеал или стилевой эталон, но как материал длясимволизации ассоциативных вариаций и деконструкций при отражении сугубо совр. социокультурных интеллектуальных проблем.

⇐ Предыдущая 1 2 3 4 5 6 7 8 910