ГЛАВА 4. КУЛЬТУРА И ИДЕОЛОГИЯ

Анализ понятия идеологии, сопоставление идеологии и культуры по-своему не менее важно, чем разговор о творчестве и религии в контексте культуры. Однако смысл обращения к идеологии состоит на этот раз вовсе не в том, что идеология имеет решающее влияние на культуру или сущностную связь с ней. Феномен идеологии в корне отличен от культуры. Более того, от идеологии всегда исходила, исходит и будет исходить опасность для того, что несет в себе культура. Но именно поэтому культуру и идеологию необходимо размежевать. Их сближение и отождествление, неспособность противостоять идеологии дорого обходились культуре, особенно в нашей стране. Иначе говоря, проблема идеологии в высшей степени актуальна для понимания не столько того, что есть культура, сколько того, чем она не является и не должна быть.

Понятию идеологии в России повезло не больше, чем религии. Еще несколько лет назад разговор об идеологии на научной почве был совершенно невозможен. О ней рассуждал идеолог и рассуждал идеологически, т.е. с искажением фактов, с подгонкой концепций под интересы злобы дня. Из того существенного, что принципиально оставалось непроясненным в феномене идеологии, можно указать на неразличение собственно идеологии от идеи, идейности, идейной борьбы. Но как раз такого рода различением совершенно необходимо предварять всякий анализ того, что из себя представляет идеология. Конечно же, она может включать в себя идейность и борьбу идей, как, скажем, возможны они в рамках науки и философии. В них идейная борьба может достигать накала, вполне реальна резкость и непримиримость позиций. Но борьба идей лишь тогда остается в пределах философии или науки (и шире — культуры), когда это будет борьба за истину. Вот к этой борьбе за истину идеология вполне равнодушна. Не то чтобы она стремится всегда и во что бы то ни стало преследовать истину. Истина как таковая идеологию не вдохновляет, она вращается вокруг совсем другого центра. И центр этот совсем чужд культуре.

Если культура ориентирована на достижение истины, добра и красоты, если они регулируют ее развитие, служат мерилом при ее оценке, то идеблогией движет воля к власти. Истина, добро и красота идеологией безоговорочно не отвергаются, но она готова принять их только на служебных ролях, как подспорье для достижения своих целей. Предположим, феномен эксплуатации и классовой борьбы — несомненная истина общественного развития XIX в. Ее охотно взяла на вооружение марксистская идеология. Но когда в XX в. классовая борьба стала затихать ввиду того, что интенсивно размывалась классовая однородность пролетариата, теряла свои родовые черты и эксплуатация буржуазией других слоев общества. Тогда марксистская идеология потеряла всякий интерес к истине, т.е. настоящему положению вещей. Она с необыкновенной легкостью пошла на обман и подтасовки.

Идеология, как было сказано, — это всегда и во всем воля к власти. Но осуществляет она себя не прямым насилием, а через убеждение, аргументацию, наглядными средствами. В своем наиболее чистом и простом виде идеология выступает как агитация и пропаганда. Но она может принимать внешние формы внутренне глубоко чуждых ей феноменов культуры: науки, философии, искусства. Идеологию не всегда просто отличить от религии. Но и наука, и философия, и искусство, и религия для идеологии — это всегда средство, реквизит, используемые для чуждых им целей. Поэтому идеология, привлекая те же науку и искусство, может решать свои цели, достигать своего идеологического успеха, но для науки и искусства она всегда пагубна и разрушительна.

Трактовка идеологии как воли к власти предполагает, что ее носителями (субъектами) могут быть различные социальные общности (группы, слои, классы). Поэтому конкретная идеология всегда осуществляет волю к власти вполне определенной общности людей. Эта общность может господствовать безраздельно, может бороться за расширение своего господства, но может, будучи угнетенной, стремиться к господству. В нашей национальной традиции широко распространено убеждение в том, что угнетенный всегда прав. Отсюда склонность рассматривать идеологию социальной общности, стремящейся из угнетенного состояния к власти, как идеологию верную, противостоящую идеологии неистинной и лживой. Здесь не должно быть никаких двусмысленностей. В своем целом любая идеология всегда ложна. Она может содержать какой-то момент истины, иногда достаточно существенный. Но истина в идеологии играет подчиненную роль. Идеология выражает собой интересы определенного слоя, не общества, а его более или менее крупной части. Вольно или невольно она стремится подчинить целое — части, общее — частному.

Идеология дает смыслы и ставит цели широким общественным движениям, формирует убежденность в необходимости тяжелой борьбы. В конечном счете она требует индивидуального бескорыстия и жертвенности, всего того, для чего необходим энтузиазм. Но если идеология одновременно является формой ложного сознания, то с железной необходимостью она ведет не только к обману и манипулированию избранным меньшинством широкими массами приверженцев идеологии, но и требует известной доли самообмана и самоослепления. Его целиком не смогли избегнуть даже самые расчетливые и циничные идеологи.

Несмотря на всю чуждость и враждебность культуре, ее возникновение и существование опирается на культуру. Идеология не способна к саморазвитию, она обязательно питается ресурсами культуры. По отношению к культуре идеология всегда вторична. Как и в чем проявляется эта вторичность?

Весь парадокс состоит в том, что культура и идеология глубоко чужды друг другу, они проистекают из совсем разных источников. Источник культуры — творчество. Строго говоря, творить в чьих-то интересах нельзя. Постольку, поскольку акт творчества состоит в воплощении человеком своего внутреннего мира, своей души, ему первоначально предстоят некие смутные образы, которые становятся произведением искусства, превращаются в научный или философский текст, душевные движения, реализующиеся в нравственном поступке, и т.д. При этом творить нечто изначально ясное, обдуманное, заранее сконструированное нельзя. В процессе творчества в человеке нечто впервые оформляется и высветляется, выходя из душевных глубин. В том, что творец создает, он до конца не волен. В известном смысле создаваемое такая же неожиданность для творца, как и для тех, кто является его читателями, слушателями, зрителями. Известно, например, что А.С. Пушкин был очень поражен тем, как Татьяна повела себя с Онегиным. Об этом он говорит в своем письме в шуточном тоне. Однако речь идет об очень серьезных вещах. В частности, о том, что автор не властен по своему произволу создавать произведение. Творя, он подчиняется чему-то более значимому, чем его авторская воля, отсюда новизна и непредсказуемость в творчестве, создание доселе не бывшего. В творчестве тем самым преодолевается замкнутость мира, реализуются скрытые от самого творца потенции.

Идеология создается совсем по-другому. В ней обязательны расчет, польза, корысть. Идеолог знает, чего он хочет. Иными словами, он держится за уже существующее, состоявшееся, стремясь увековечить уже сложившееся и когда-то найденное. Скажем, есть класс или социальная группа со своими сферами влияния, интересами, коллективными представлениями, ценностями, идеалами, вожделениями, своей моделью поведения. Идеология должна все это отстоять и обосновать, утвердить в качестве истины, добра и красоты. Идеология — это задача с уже заранее известным результатом. Для нее важны не поиски целей и результатов, а средства их осуществления. Очень часто идеологический текст по всем внешним признакам неотличим от принадлежащего культуре философского, научного, литературного текста. Так, долгие десятилетия коммунистического режима важнейшим произведением марксистской философии считалась работа Ленина " Материализм и эмпириокритицизм". Название у нее вполне философское, терминологический аппарат также носит традиционно философский характер, разбирается в ней вполне философская проблема соотношения материи и сознания, объекта и субъекта. И тем не менее " Материализм и эмпириокритицизм" никакого отношения к философии не имеет. Реально никакой философской цели Ленин перед собой не ставил, ни к какому философскому результату не стремился. Для него очевидными и незыблемыми были две вещи. Во-первых, первичность материи по отношению к сознанию. И во-вторых, соответствие материалистической доктрины интересам классовой борьбы пролетариата и стремящейся его возглавить большевистской партии. Поэтому ничего нового в своей работе Ленин не искал и не открывал. Он обосновал ту точку зрения, на которой давно стоял, искал и, как ему казалось, находил аргументы в пользу своей позиции и ниспровержения враждебных ему точек зрения. В себе и для себя открывать Ленину было нечего, ему и так все заранее было ясно. Ясное для себя он пытался сделать таким же ясным для других. Задача эта не творческая, а в лучшем случае популяризаторская.

Это совершенно очевидно и естественно, что среди крупных идеологов не было и не могло быть по-настоящему творчески одаренных личностей. Они, как правило, отличные популяризаторы и пропагандисты с незыблемо устойчивым и глубоко консервативным мировоззрением. Как это ни покажется странным, но идеология, провозглашающая в своих доктринах ниспровержение всего существующего порядка, не менее консервативна идеологии, пытающейся соответствующий порядок увековечить. Консервативной ее делает главное — нежелание и неспособность непредвзято, а в конечном итоге творчески отнестись к самой себе. Это делает идеологию внутренне беспомощной. Свою беспомощность она скрывает, постоянно находя и изобретая внешнего врага.

Идеология — всегда борьба с кем-то или с чем-то. У нее обязательно есть противник, которого нужно сокрушить. Очень часто для идеологии все средства хороши, если речь идет о победе над противником. Подтасовки, придирки к мелким ошибкам, их раздувание, нежелание понять противника, встать на его точку зрения, нетерпимость, язвительность — все это найдется практически в любой идеологической работе. Идеологи действительно нередко умеют обнаружить слабые места в работе противников. Но им хронически не дается позитивное развитие собственной доктрины. Это совершенно не случайно, что в работе идеологического характера преобладает и господствует полемика. Для развернутого и стройного изложения собственной доктрины неизменно недостает места и времени. Очень показательна в этом отношении работа крупнейшего марксистского идеолога Ф. Энгельса " Анти-Дюринг". В течение почти столетия " Анти-Дюринг" был азбукой марксизма. В нем находили ответы на все вопросы: политические, экономические, философские. Другой более целостной работы в марксизме так и не появилось. И вот что характерно: " Анти-Дюринг" написан в ниспровержение и посрамление третьестепенного немецкого мыслителя, действительно высказывавшего массу поверхностного, недодуманного и даже нелепого. Объемная книга блестящего по-своему полемиста Энгельса представляет собой своего рода выстрел из огромной пушки по воробью. " Очень естественно, что свое марксистское учение идеолог Энгельс только и смог изложить от обратного", через ниспровержение противника. Нет борьбы и врага — нет и вдохновения. Свою неполемическую работу Энгельс написать так не сумел, хотя над " Диалектикой природы" он работал многие годы. Думаю, ему не хватало борьбы и противника. Но через борьбу и победу над противником рождается только очередная идеология, а не философия и культура. Творцу культуры нужен собеседник, а не враг, диалог, а не борьба: как раз то, чего не нужно было Энгельсу и другим идеологам.

При всем несовпадении идеологии и культуры, их чуждости друг другу между ними возможно " мирное сосуществование", более того, оно необходимо. Ведь феномен идеологии, несмотря на все его изъяны и негативные стороны, неустраним. Он возникает и воспроизводится не по чьему-то капризу, злой воле или исторической случайности. Постольку, поскольку любое общество в обозримой исторической перспективе будет социально дифференцировано, т.е. включать в себя различные социальные группы, чьи интересы не совпадают и противоречат друг другу, с необходимостью эти интересы будут оформляться в идеологические доктрины и лозунги. И проблема состоит в том, чтобы исключить экспансию идеологии в сферу культуры. Это становится возможным в ситуации плюрализма идеологий.

Идеологический плюрализм предполагает не просто наличие в обществе множества идеологий. Более важно, чтобы каждая из них отказалась от претензий на господство над другими идеологиями в качестве единственно верного учения. Сохраняющаяся множественность идеологий и в не меньшей степени отсутствие у каждой из них стремления вытеснить все другие идеологии, характерна для стран с устойчивой демократической традицией. Напротив, господство идеологии, претендующей на роль единственно верного учения, присуще странам с тоталитарным строем. В странах идеологического плюрализма у самых широких слоев населения формируется скептическое отношение к идеологии. К идеологии относятся терпимо, т.к. она неизбежна, но не верят ей на слово. Здесь идеология воспринимается наподобие рекламы. Всем заведомо известно, что за рекламой стоит стремление к прибыли, поэтому она преувеличивает достоинства товара и умалчивает о его недостатках. Вместе с тем какую-то информацию реклама дает, помогая ориентироваться в потоке товаров. Сходство восприятия идеологии с реакцией на рекламу в том, что в ней видят тот же " товар", который нужно выгодно продать. И реклама, и идеология утилитарны, отражают не столько истину, сколько полезное их создателям. Там же, где идеология достигает тотального господства, где она единственно верное учение, происходит процесс ассимиляции культуры идеологией. Философия, наука, искусство, образование начинают служить идеологии. Они рассматриваются прежде всего как средства идеологической работы. В результате культура выхолащивается и вырождается. Творческий импульс в культуре становится невозможным, а значит, становится невозможной она сама.

Предыдущая 1 2 345 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 Следующая