О целительном общении с Природой (к занятиям в группе творческого самовыражения) (2011)282

⇐ ПредыдущаяСтр 42 из 45Следующая ⇒

Настоящая книга Аталии Семеновны Беленькой может стать близким, задушевным психотерапевтом для многих, многих тревожных людей. Прежде всего потому, что эта книга, как и все другое, созданное писательницей, вышла из умудренного жизнью сердца, она про себя, дышит правдой в каждой своей подробности. Доброй искренностью книга проникает в читателя, оживляет его душу, а из оживленной души уходят прочь тревога, тоскливость, растерянность перед сегодняшней трудной жизнью. Оживленная душа светлеет и яснее, отчетливее чувствует-понимает свой смысл, свой путь в жизни. Наконец, это книга о Природе. Природа для многих тревожных людей — самая надежная опора души.

В предисловии «Психотерапевт Природа» к другой книге Аталии Семеновны «Осторожно ветер из калитки вышел... (Этюды о природе и человеке)» (2004) уже рассказывал, как и почему общение с природой целительно действует на человека. Здесь попытаюсь, тоже как психотерапевт, пояснить, как именно разные люди, сообразно каждый своей душевной природе, переживает целебно это свое общение с природой.

В новой книге проза автора естественно, как и в прежней книге о природе, перемежается с чудесными стихами поэтов. Стихи усиливают, уточняют художественно-психотерапевтическую работу прозы. Сам выбор, отбор стихотворений здесь есть своеобразное творчество выбора, при котором автор выбирает, хоть и не свое произведение, но глубоко ему созвучное, то есть, в данном случае, стихотворение, в котором живет и его душа тоже. Так, например, художник своею неповторимой личностью выбирает-подбирает в лесу заковыристый сук или созвучную ему шишку — и эти лесные «находки » становятся самостоятельными произведениями его искусства выбора, даже, может быть, занимают свое место в музее, хотя не сам художник их непосредственно создал. Но выбрал в каждом их них себя, свое личностное.

Не могу рассказать здесь достаточно подробно о разных картинах души, характера людей, неравнодушных к природе. Об этом, например, в моей книге «О характерах людей» (2008). Но Аталия Семеновна, сама может быть, не зная, помогла мне, составив весь последний раздел книги «Вместо эпилога» из стихотворений о природе поэтов разных характеров. Любое творческое произведение (не только стихотворение, не только о природе) всегда автопортрет того, кто его создал. Встреча с поэтом, с его индивидуальностью, в том числе, в его стихотворении, как уже отметил, оживляет нашу индивидуальность творческим вдохновением, помогая, в сравнении, в данном случае, с поэтом, чувствовать себя более собою, обнаруживая и грани созвучия, и грани различия.

Стихи поэтов, однако, живут не только в этом заключительном разделе, но и в других местах книги.

Итак, вот человек с так называемым замкнуто-углубленным характером чувствует, как ему свойственно, подлинной реальностью изначальную духовность. Это обнаруживает себя, например, в тонких символически-сновидных, подсвеченных чувством изначальности духа, таинственных нестеровских пейзажах, в тоже сновидно-символических стихах Рубцова, в его пронзительном желании в осеннем лесу «превратиться или в багряный тихий лист, или в дождевой веселый свист», дабы проникнуться чувством чистоты леса, природы и сказать «перед дорогою большою», что был в лесу листом, дождем и, значит, «чист душою» (с. 2). Это как замкнуто-углубленный японец Мацуо Басё, еще в XVII в., увидев под плетнем «цветы " пастушьей сумки" », по-видимому, как представляется мне в его хокку, почувствовал себя вместе с этими невзрачно-прекрасными цветами включенным в Великую изначально духовную Красоту мира.

Человек с романтически-демонстративным складом души (он склонен к реалистически-материалистическому мироощущению с точки зрения здравого смысла) живописует (если способен к живописи) в духе Карла Брюллова ярко-красочно, но холодновато, без внутренней сложной размышляющей глубины, тепла, а в поэзии это видится, например, в стихах Бунина. Там — з лесу зимой, под «желтой листвой» «дремлет побегов и трав прозябание, сок животворных корней». Внешняя нарочито-загадочная, но по-своему красивая приукрашенность видится и далее. «Жизнь зарождается в мраке таинственном / Радость и гибель ея / Служат нетленному и неизменному — / Вечной красе Бытия! » (с. 143).

Человек авторитарно-напряженного склада видит и изображает природное реалистически-материалистически, но не романтически, а напряженно-заботливо с шишкинским чувством хозяина, хотя и внимательно-нежного и к соснам, и к травам в живописи или по-шукшински угрюмо-защищающе, трогательно-сочувственно, например, по отношению к хрупким молодым березкам в прозе и в фильме.

Человек тревожно-сомневающийся слышит в природе, одухотворенно-материалистически воображая, анализируя, человеческое, более или менее глубокое переживание, будто растения и животные наделены человеческой душой. Это — как грустные стога Моне, как чеховские вороны, что карканьем «Голая! Голая! » дразнят холодную Волгу, «тусклую», уже без «роскошных зеленых ковров на берегах».

Там, где оскольчато уживаются вместе материалистическое и идеалистическое мироощущения (полифонический характер), природно-материальное часто видится философически сверхматериальным до некоторой каменистой мертвоватости рядом с идеалистически-сказочным. Но без этого соединения несоединимого не было бы переживания более или менее глубокой трагичности-философичности, побуждения, может быть, к самым высоким, космического масштаба, раздумьям. Это видится и в творчестве Ван Гога, и в стихотворении Заболоцкого, которое приводит Аталия Семеновна. Поэт не может понять, кто ему «откликнулся в чаще лесной». «Утром и вечером, в холод и зной, / Вечно мне слышится отзвук невнятный, / Словно дыханье любви необъятной, Ради которой мой трепетный стих / Рвался к тебе из ладоней моих...» (с. 129).

Каков же характер автора книги? Думается, лирически-земной, естественный (синтонный — «вместе» (лат.)), наполненный теплым светом с колебаниями настроения от радости к печали, порою — тягостной, тревожной печали. Но это не циклотимия, как в свое время у Левитана, а такое своеобразие душевного здоровья. Как у Поленова, Серова, Тургенева, Куприна. Этот характер и дает возможность автору выразить свое теплое, солнечно-грустное или печально-уютное, отношение к природе с таким чувством к растениям и животным — как будто бы они твои близкие родственники, о которых хочется по-земному заботиться, без тревожно-сомневающегося чеховского глубинного проникновения в душу животного или в душу степи, как в душу человеческую. Но зато заботиться особенно, живо, душевно-выразительно, общаясь с растениями и животными, как с людьми, и желая от них такого же общения с самою собой. И все это разное в отношении к природе разных упомянутых выше творцов по-своему прекрасно, потому что у каждого писателя, вообще художника в широком смысле, есть круг читателей, зрителей, характером на него похожих. Это — известный закон Геннекена — по имени французского исследователя XIX в. Общаясь с творчеством созвучного им творца (отмечу, отталкиваясь от закона Геннекена), люди все более чувствуют себя собою для своей, повторяю, жизненной дороги, обретая на ней свой, сообразный своему складу, смысл и свою любовь.

Теперь постараюсь показать, как сказанное выше обнаруживается в этюдах о природе Аталии Семеновны Беленькой.

В этюде «Юлиан бархатный» гордый красивый цветок с темно-красной бархатистой шапкой, с двумя своими друзьями, подаренные на день рождения, освещают квартиру и во многом горькую жизнь хозяйки, подчеркивая в квартире и в жизни все хорошее. Со временем два друга поникли, увяли, пришлось их выбросить, а Юлиан бархатный все гордо стоял. Но вот и он стал увядать, мрачнеть, как «человеческий старик». Однако все крепился, плача, желая передать молодым что-то важное для их жизни. Хозяйка про себя, душой разговаривала с ним и чувствовала, что Цветок дарит ей мужество и надежду на то, что много важного, полезного она еще успеет сделать и поймет, что жила, живет не напрасно, как и он сам.

В этюде «Плачет старая береза...» писательница в Кусковском парке, который был для нее много лет «главной " жилеткой" » («рассказывала ему все без утайки», а он «все понимал и все принимал»), вдруг увидела, после долгого отсутствия, прежде праздничную, свежую, молодую, знакомую Березу на старом месте — уже старушкой. С безлиственными, высохшими ветвями, живущая «почти замертво», она плакала и плакала «от болей и болезней», будто хотела выплакать писательнице свои горести. Если бы можно было для нее «отыскать чудо-доктора» с «исцеляющими таблетками»! Хотелось и хотелось стоять рядом с Березой, разделяя ее печали. Снова слышим естественное деятельное желание синтонного человека с теплым светом в душе помочь страдающему. Не просто наблюдение за воронами, каркающими о том, что осенняя Волга «голая». Хотя и это проникновенное, переживающее наблюдение тревожно-сомневающегося человека, писателя, имеет свою особую силу, ценность (но не деятельную, не живое стремление прежде всего непосредственно помогать, делать). И писательница, покидая Березу, направляясь домой, открывает для себя «великий закон жизни»: «Тот, кому горько плачешься, помогая тебе, сам разрушается твоей горечью, принимая ее в свое сердце. Парк, под каждым кустиком которого застряли " мои переживания и слезы", не просто выслушивал меня, но вбирал в себя все мои боли, отдавая при этом мне свои силы и здоровье» (с. 10-12).

В этюде «Здравствуйте, мои дорогие! » рассказывается о том, что умерла сестра писательницы, хозяйка черного с белыми пятнами кота. Ее сын много работал вне дома, и этот кот, Черик, подолгу жил один в пустой квартире. Аталия Семеновна приезжала его кормить. Она чувствовала, что Черик благодарно улыбается ей, встречая ее. Из разных мест квартиры он деликатно наблюдал за писательницей. Он «будто очень хотел мне сообщить, что дома никого, кроме него, нет, но сейчас и он не один, и я не одна, потому что мы рядом, мы вместе. Потрясающее ощущение! Казалось, что он, ни о чем меня не спрашивая, знает обо мне очень многое, и прежде всего — что мне грустно; я только кажусь сильной и бодрой, на самом деле очень нуждаюсь в поддержке» (с. 29).

Вот это и есть глубинное земное соприкосновение с Природой, с животным, растением, как с родными душами. Так и у синтонного характером Тургенева в стихотворении в прозе («Собака») собака и человек во время неистовой бури за окном смотрят друг другу в глаза и в каждой паре глаз «одна и та же жизнь жмется пугливо к другой».

Природа и человек в этой книге, таким образом, не только сходно-родственно переживают, но и постоянно, повторяю, деятельно, помогают друг другу. В этюде «Тополь под моим окном» Тополь-богатырь, изъеденный, высосанный тополиной молью, в катастрофической летней «неслыханной жаре» 2010 г. порыжел листьями, опадающими, будто уже осень, поглощал ядовитый густой дым. Моль в это время чуть «не сожрала его полностью». Но «обглоданный и ободранный» Тополь укрывал под собою «деревья " поменьше ростом" », принимал все удары на себя. Сохранившаяся зелень Богатыря поглощает дым — и писательнице поэтому легче дышать, нежели ее племяннику в центре Москвы. «Едва не плача», благодарная писательница восхищается своим измученным спасителем (с. 23-26).

Природа не только помогает человеку своими разнообразными действиями, но и своей природной Мудростью. Вот этюд — «Листья падают... Листья падают...» Осень для писательницы всегда «невыносимо печальна». Деревья теряют свои листья навсегда. Новым летом будут уже другие листья: каждый лист неповторим, как и каждый человек, так всегда было и будет. Как «деревья теряют свои родные листочки», так и писательница теряет одного за другим родных ей людей и оплакивает их, как дерево свои опавшие листья. «Уходят родные. Теряем самых близких, самых дорогих людей, без которых сама жизнь, кажется, теряет смысл». Но тут Природа дарит писательнице поражающее ее открытие. Ведь приходит зима — и «деревья живут дальше, с неизбежностью смиряясь с потерями». Деревья как бы говорят нам: «Ничего не поделаешь, приходится смиряться с неизбежным; вот и вы смиряйтесь, ничего другого не дано ни нам, ни вам». Этюд заканчивается словами: «А где-то в самых сокровенных глубинах Природы нарождаются уже другие жизни, которые обязательно расцветут в свой урочный час» (с. 106-108). Это так синтонно-естественно, печально-светло!

Как психотерапевт тоже говорю тем, кому помогаю: Природа в нас и вокруг нас, мы с нею одно, она во многом мудрее нас и нас исцелит. Но Аталия Семеновна говорит об этом с богатым, женским, художественно-синтонным переживанием, по-своему проникающим во многие души, проникающим по-другому, по-своему сильнее и подробнее, нежели мое, врачебное.

Это — поистине ценная психотерапевтическая книга.

28. Глубокий упадок душевной жизнии элементы Терапии творческим самовыражением (2011)283

Как помочь психотерапевтически тем, кто уже практически не выздоровеет от беспомощности, умственной слабости вследствие неизлечимого соматического или неврологического заболевания, от выраженного психиатрического дефекта, лакунарного органического или своеобразного шизофренического слабоумия. Общее, объединяющее тех, кому здесь возможно симптоматически-психотерапевтически помочь, — это глубокий упадок душевной жизни с более или менее выраженным переживанием этого своего упадка. Если это немощные соматические больные хосписа, паллиативного отделения, то это самые беспомощные из них. Они не способны и к элементарному знакомству со своим характером, с характерами людей, что происходит в Терапии творческим самовыражением, побуждая пациентов лечебно творить по-своему.

Главное в психотерапии этих слабых пациентов — попытаться оживить, осветить их настроение. Попытаться сделать так, чтобы наступило просветление-вдохновение в душе, то есть появление света, тихой или радостной ясности. Как это сделать?

Внушение, гипноз, обычные разъяснение, убеждение, анализ, вообще разнообразные психотерапевтические техники вряд ли здесь существенно помогут. Оживить, просветлить здесь душу возможно в основном творчеством, то есть побуждая пациента делать что-то по-своему, неповторимо по-своему, оставшимися в нем крохами своей индивидуальности. При этом совсем не обязательно изучать пациентам под руководством психотерапевта психопатологические расстройства, характеры. Здесь, понятно, не до этого — немощность, глубокий дефект, слабоумие. Не обязательно и что-нибудь написать или нарисовать, сфотографировать. Самый простой пример творческого движения души — по-своему, согласно своей природе, выбрать для себя то, что тебе ближе, созвучнее, нежели другое. Поэтому важно, чтобы у пациента в известной мере была сохранена индивидуальность — способность к различению «своего» или «не своего». На худой конец — «нравится» или «не нравится». Если нет способности к оценке (к критике), то нет и душевного переживания, возможно лишь голое физическое ощущение, боль. Тогда не работает личностная психотерапия. Но если есть способность по-своему (творчески) выбрать что-то близкое тебе, выбрать своей индивидуальностью, то и оживляется этим выбором наша индивидуальность. И при этом светится хотя бы элементарным удовлетворением, тихой радостью, скромным смыслом, любовью, если не сложным творческим вдохновением как светлой содержательной встречей с самим собою. Это может быть, например, последнее сияние во взоре умирающей бабушки, которой показали нарисованную для нее картинку маленького внука. И это может быть сложное религиозное переживание любви к близким людям, подобное переживанию умирающего в муках толстовского Ивана Ильича.

Скажут: при чем тут ТТСБ? При том, что суть ее, в отличие от арт-терапии, экзистенциально-гуманистической психотерапии, в том, что человеку помогают прийти к себе самому, к целительному творческому вдохновению, — исходя из особенностей клиники, картины души, природы характера.

Клиническая картина упадка души, душевной беспомощности малого ребенка (в широком смысле) подсказывает нам «детское» содержание наших креативных приемов, «детское» и в том отношении, что сравниваемое (оцениваемое) должно быть знакомо с детства, должно быть, по возможности, по-детски сказочно, близко к природе, быту и т. п. Словом, это — лежащее в как можно более глубоких слоях психики.

Например, побуждаем пациента рассмотреть два «характерологически» разных домашних цветка в горшках: синтонного Ваньку Мокрого (обычно созвучного синтонной душе) и аутистический Кактус (обычно созвучный человеку с выраженным аутистическим радикалом). Можно предложить сравнить и два цветка из обычного букета. Например, Ландыш и Ноготки (Календула). Побуждаем пациента также рассмотреть изображения двух как можно более разных кушаний. Например: Блины и Вареники с вишней. К подобным сравнениям часто неравнодушна даже изрядно нарушенная патологическим процессом индивидуальность. Побуждаем рассмотреть и две обычно знакомые с детства картины, в которых обнаруживают себя разные характерологические радикалы. Например: Левитан («Весна — большая вода» (1897)) и Шишкин («Утро в сосновом лесу» (1889)).

Готовясь применить эти и еще многие, уже свои, подобные приемы (элементы ТТСБ), важно расспросить родственников, знакомых пациента о его характере, о том, что было ему особенно близко, по душе, в детстве, в зрелости, сохранились ли книги, картинки детских времен, игрушки, есть ли портреты любимых им людей, фотографии любимых домов, пейзажей, был ли прежде больной религиозным человеком, какие были у него в жизни любимые занятия и т. д. Все это может дать бесценный материал для нашей психотерапевтической работы по оживлению, посильному обогащению, пусть временному, но восстановлению индивидуальности даже, подчеркиваю, слабоумного пациента.

Приемы эти, внешне простые, однако, по-настоящему ощутимо станут работать, скорее всего, лишь при достаточно серьезном знакомстве психотерапевта с ТТСБ в целом, с ее применением при характерологической и мягкой эндогенно-процессуальной патологии.

При частом, курсами, применении указанных и подобных им приемов возможно более или менее стойкое улучшение настроения тяжелых больных с хотя бы искрами одухотворенности в душе, во взоре.

Сообразно клинико-нозологическим вариантам глубокого упадка душевной жизни возможно в живой практике создавать различные, подобным образом построенные на творческом выборе (простейший вид лечебного творчества) психотерапевтические разработки.

⇐ Предыдущая 36 37 38 39 40 414243 44 45 Следующая ⇒