СЕМИОТИКА И ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ

Заявленная тема может вызвать предположение, что " семиотика" и " литературоведение" понимаются при этом либо как две самостоятельные науки, либо как науки, которые на основании свойств изучаемых ими предметов обладают сходством и нуждаются друг в друге в силу сходных целей. Вопрос, какая из этих позиций больше отвечает реальности, и предполагается обсудить в данной работе с опорой на общие положения, характеризующие статус обеих дисциплин с точки зрения теории и систематики науки.

Для определения отношений между семиотикой и литературоведением возможны различные подходы в зависимости от преследуемых в той или иной ситуации целей.

А. Например, если попытаться определить специфику и взаимоотношения семиотики и литературоведения с логико-семиотической точки зрения, то прежде всего, для достижения необходимой строгости аргументации, следовало бы установить, в чем заключаются существенные особенности обеих наук, чтобы затем получить возможность прояснить их взаимные отношения. Определение взаимоотношения семиотики и литературоведения, которое, возможно, было бы получено этим путем, обнажило бы, однако, также некоторые недостатки, а именно в первую очередь недостатки, более связанные с дедуктивным методом процедуры установления характеристик, чем с самим исследуемым предметом. Ведь при уяснении взаимоотно-

шения обеих дисциплин на основании их аксиоматической фиксации (это решение в данном случае неизбежно) полученная однозначность совсем необязательно будет распространяться на отношения между каждой из них и их лишь частично систематически выстроенными предметными областями.

В. Если же попытаться подойти к проблеме исторически и заняться вопросом, в каких условиях и в какое время возникала потребность более точного определения отношений между семиотикой и литературоведением, то, во-первых, необходимо разобраться с историей семиотики вообще. Во-вторых, требуется изучить роль, которую семиотические соображения играли в прошлом в литературоведении как отдельной научной дисциплине, а также в других науках, занимающихся явлениями культуры. При этом не имеет значения, носила ли семиотическая аргументация в соответствующих науках скрытый или открытый характер, видели ли они свою связь с так называемой общей семиотикой или, стремясь ко все более детальному анализу, сознавали свои семиотические основания и проявляли интерес к интердисциплинарным проблемам. Ведь там, где нет понимания общности с другими науками, обычно обнаруживается и нежелание заниматься проблемами оснований науки, выходящими за пределы своей непосредственной области, или же подвергать методологическому сомнению свою собственную деятельность.

Если рассматривать взаимоотношения между семиотикой и литературоведением с точки

зрения возникновения каждой из них внутри различных наук о явлениях культуры, то при этом обнаруживается не только различная степень осознания методологических оснований, но и то обстоятельство, что в течение последних 20-30 лет в этих дисциплинах, несмотря на все более частое заимствование структуралистской и семиотической терминологии, обозначились две позиции, на первый взгляд прямо противоположные друг другу. Проявляющаяся в этом развитии противоречивость в отношении целей и оценки объектов изучения может быть хорошо продемонстрирована на примере литературоведения, хотя эта противоречивость присуща не только литературоведению. Поляризация такого рода вызывается методологическими сомнениями прежде всего в дисциплинах, занимающих положение между естественными и гуманитарными науками и непосредственно озабоченных проблемами соотношения так называемых гуманитарных и естественных наук и их методов. С этим же в конечном итоге связан и вопрос о положении наук о культуре и семиотике.

Было бы, конечно, интересно детально реконструировать процесс поляризации в его взаимосвязанности, вычленяя релевантные явления для того, чтобы на основе их рассмотрения дать ответ на поставленный в начале вопрос, однако в контексте нашего рассуждения будет вполне достаточно в общих чертах наметить наиболее контрастные позиции, выработанные в течение 60-70-х годов. Одна из позиций в этой дискуссии представлена взглядом, согласно которому спе-

цифика соответствующих дисциплин заложена в так называемом многообразии методов; оно является специфическим выражением разнородности и уникальности порожденного человеком в ходе долгого исторического развития культурного многообразия. Представители же иной позиции, напротив, как раз во множественности методов видят выражение несистематичности в научной деятельности, методологической беспомощности и выступают с соответствующей критикой. В то время как одни, вполне довольные собой, полагают, что могут продолжать свою деятельность, не мучаясь принципиальными проблемами, другие почти с отчаянием бьются над дилеммой отсутствия единой методологической базы их научной деятельности.

В качестве выхода из этой ситуации в прошлом среди прочего предлагалось заимствование терминов и принципов у других наук, таких, как математика (и прежде всего логика и статистика), теория информации, теория систем, теоретическая и эмпирическая социология, психология, лингвистика, теория коммуникации, культурология, а также семиотика. Ключевые термины, такие, как " эксплицитность", " единство метода", ведут свое происхождение из систематических научных дисциплин и были в свое время с готовностью подхвачены и заимствованы. Кульминацией этой трансплантации, так сказать, чужого методологического оснащения стала попытка усиленной ориентации гуманитарных наук на естественно-научное мышление. При этом на переднем плане в качестве цели

исследования оказывался поиск набора норм, определяющих употребление языка, создание и восприятие текста, а также более крупные культурные формации.

Одновременно в качестве реакции возникла обратная тенденция, и стали все чаще раздаваться голоса тех, кто выступал за возврат к собственным герменевтическим основаниям наук о культуре и за плюрализм методов.

В то время как одни пытались справиться с проблемой ненаучности литературоведения, якобы не способного к систематической работе или способного на нее только частично, прибегая к заимствованиям из гораздо более систематической семиотики, и видели в ней одну из последних надежд на спасение, другие все чаще выступали с заявлениями и попытками, направленными на обновление литературоведения через возвращение к герменевтическим основаниям всякого понимания и всякого познания; при этом в качестве предмета и цели познания они особо сосредоточивались на том, что отличает литературу по ее характеру и функции от прочих средств человеческой коммуникации и познания. Как проявление творческих возможностей человека, литература и искусство в силу их специфических эстетических методов, создающих смысл, делающих его постигаемым и сообщаемым другим, должны находиться в центре рассмотрения. Следовательно, задача литературоведа заключается, по мнению сторонников этого подхода, также и в том, чтобы сделать познаваемым не поддающееся точной метаязыко-

вой экспликации, индивидуальное, исторически уникальное проявление творческих сил человека.

Несмотря на фундаментальные различия этих двух принципиальных позиций, чья противоположность была здесь сознательно подчеркнута, обе тенденции, хотя и в разной степени, все же пользовались опытом и достоверным знанием, полученными семиотикой, явно занимающей промежуточное положение между гуманитарными и естественными науками, пользовались как в общем виде, так и используя ее терминологию - в частности. Однако вопрос, является ли семиотика просто шутовской игрой, в которой с помощью переодевания старое выдается за новое, или же семиотика, в том числе и ее роль в частных научных дисциплинах, значит нечто большее - этот вопрос не был рассмотрен достаточно серьезно.

Если же не так сильно увлекаться различиями этих позиций, особенно ярко выступающими в актуальной полемике, а попытаться найти точки соприкосновения между ними там, где они обращаются к семиотике - будь то по серьезным причинам, или под влиянием моды, или по неосознанной внутренней потребности, - в этом случае нетрудно показать, что обе позиции лишь мнимо различаются в их так называемой конечной цели, но что их расхождение скорее заключается в принципиальной оценке свойств изучаемого объекта; правда, расходятся они и в ответе на вопрос, как достичь обозначенной цели исследования. Если же мы исходим из предпосылки,

что для сравнения литературоведения и семиотики свойства исследуемого материала изначально не играют решающей роли, и из того, что конечная цель представителей обеих позиций различается лишь градуально, а не принципиально (поскольку кто же не заинтересован в познании человека вообще? ), то, несмотря на значительные противоречия, все же рассмотрение вопроса об отношениях этих, на первый взгляд самостоятельных, дисциплин оказывается не лишенным смысла. Подтверждением этому служит и то, что, как показывает история, неоднократно предпринимались осознанные и бессознательные попытки построить, исходя из общих проблем и предпосылок получения знания (собственно говоря, возможности познания мира), основы теории сознания и его воплощенного развития в образе человеческой культуры. На этом фоне вопрос об отношениях между литературоведением и семиотикой предстает поиском двух различных путей достижения сходной цели.

Если согласие в этой принципиальной оценке обеих обсуждаемых научных дисциплин может быть достигнуто относительно быстро, то при обсуждении деталей возникает ряд проблем, осложняющих и определение их соотношения. Далее будут коротко рассмотрены некоторые из них и их конструктивный потенциал для развития семиотики и литературоведения.

1. Прежде всего следовало бы определить, что связывают с обозначением " семиотика": свойства объекта, специальную отрасль знания

или же теорию определенных свойств объектов. Если исходить из словоупотребления, то вполне можно было бы дать положительный ответ на все три возможности; достаточно сравнить такие выражения, как " семиотика живописи", " семиотика театра", " семиотика музыки" и т. д. с выражениями " семиотическое исследование живописи, театра, музыки" и т. д. Очевидно, что статус соответственно существующих или рассматриваемых знаков различен.

В первом случае речь идет о знаках, являющихся свойствами объектов, или же о признаках объектов, выступающих в функции знаков и потому так называемых. Во втором случае, т. е. при выражениях типа " семиотические исследования", речь идет о том, чтобы смоделировать с помощью определенных метаязыковых средств (знаков) определенные свойства определенного объекта исследования.

Независимо от того, как решается коренной вопрос о статусе знаков, принадлежат ли они в своей основе онтологии или являются конструктами, все же невозможно отрицать, что осознанная или бессознательная интенциональность тех, кто знаки использует, играет вполне существенную роль при опознании, создании и функциональной привязке знаков.

Следовательно, если способ существования и качественные характеристики знака зависят от использующего знаки лица и его состояния, то статус знака в конечном итоге определяется биологическими, психологическими, когнитивными и культурно-историческими условиями, ко-

торые сами по себе еще недостаточно прояснены в их взаимосвязи и потому не могут служить надежной основой для решения обозначенной проблемы.

До сегодняшнего дня нет однозначного решения относительно того, в какой степени овладение знаками и знаковыми процессами следует рассматривать как явление биологически детерминированное, генетически наследуемое и программируемое, либо же как результат сознательного культурного усвоения или интериоризации. Мы еще далеки от того, чтобы сказать, каким образом все эти компоненты перекрывают друг друга, влияют друг на друга или даже трансформируют друг друга субстанциально.

Поскольку у нас нет ответа на обозначенные принципиальные вопросы, мы свободны в возможности присвоения статуса знака ситуативному комплексу любого рода или же, напротив, в лишении его этого статуса. С кажущейся произвольностью мы можем пользоваться потенциальностью знаков и превращать их, в соответствии с нашими потребностями, интересами и целями, в действительные знаки или же наделять их метаязыковой функцией.

Как показывает опыт, мы можем работать с гипотезой предполагаемой, постоянно латентно присутствующей знаковости любых объектов, так и не приняв окончательного решения о статусе знаков. Далее мы знаем, что акт создания знака, а также способы функционализации знака открывают возможность разделения знаков и знаковых цепочек на принадлежащие к языку-

объекту и метаязыку. Оказалось, что операционализация этого разделения имеет смысл прежде всего при изучении связанных с языком объектов культуры, но в том числе и тех, что изначально языковыми не являются.

2. Сделаем следующий шаг и зададимся вопросом, как литературоведение учитывает объекты, реальность, скажем, мир в литературе или " мир литературы", " литературную модель мира". Можно сформулировать этот вопрос и иначе: какова степень адекватности или манипулируемости представленных с помощью знаков и знаковых конструкций объектов литературы, или же предметов изучения литературоведения?

Исходя из того, что нам известно, актуализация или создание знаков любого рода является, с одной стороны, результатом отбора по принципу да/нет, а с другой стороны - в отношении к объекту, знаком замещаемому, - следствием происходящей путем редукции и/или особого маркирования концентрации на чем-то, представляющем с интенциональной точки зрения особый интерес. Если к тому же речь идет о создании особо сложных знаков, то (чаще всего) более элементарные " простые исходные знаки" подлежат, под влиянием системы, в которую они включаются и составными частями которой они являются, дальнейшей, порой достаточно разнообразной трансформации.

Далее, нам известно, что мы имеем при этом дело не с собственно объектами действительности, которые должны быть представлены знаками, а лишь со знаками и знаковыми конструкци-

ями, которые на основании упомянутого принципа редукции всегда делают очевидными или представимыми лишь определенные свойства подлежащего представлению или подразумеваемого объекта. Процедура означивания всегда предполагает в соответствии с принципами селекции или редукции изображение лишь определенных признаков объекта. Поскольку знаковое представление объектов к тому же, как правило, подвергается интенциональной регуляции и, в дополнение к этому, обусловлено свойствами используемых коммуникативных средств, в знаковую репрезентацию входят и элементы, отражающие специфику коммуникативной техники, равно как и интенциональные элементы, находящие отражение в сетке специфических, индивидуальных и общенормативных маркировок. С учетом этих, в данном случае лишь намеченных, обстоятельств мы ни в коем случае не имеем дело с собственно подразумеваемыми объектами, а лишь с различными способами моделирования, т. е. с определенными моделями этих объектов. Это касается как объектов литературы, так и объектов литературоведения.

Поскольку создание знаков, а также процедуры означивания зависимы от потребностей, интересов или особых целеполаганий пользующегося знаками, сами же эти обстоятельства могут быть в высшей степени различными, то один и тот же " объект" не только может моделироваться различными способами, но и описываться и интерпретироваться в различных перспективах.

На основании внутренне присущего им принципа селективности все результаты моделирования в отношении обозначаемого или подразумеваемого объекта с необходимостью носят гипотетический характер. Лишь достаточно большое число гипотез такого рода относительно одного объекта исследования (которые, как правило, поддерживают друг друга, что, однако, не всегда предполагает их логическую связанность) может гарантировать, что их предметное значение не окажется слишком узким.

3. Поскольку всякий акт образования знака является актом именования, т. е. связан с наделением именем определенных ситуаций, то и имена, принадлежащие языку-объекту, т. е. слова, равно как и понятия и специальные термины, носят знаковый характер. В силу этого характера они в принципе обладают структурным сходством; они различаются лишь функционально, т. е. как язык-объект и метаязык.

4. Теперь вернемся к нашему исходному вопросу, соотношению семиотики и литературоведения. Этот вопрос может быть сформулирован следующим образом: почему, при наличии таких понятий, как " семиотика театра", " семиотическая морфология" и т. п., не происходит полного отказа от использования таких обозначений научных дисциплин, как " литературоведение" и " лингвистика", которые могли бы быть охвачены более общим, более объемным понятием семиотики, поскольку совершенно очевидно, что акт образования знака во всех этих областях если и не одинаков, то по крайней мере сходен?

Подобное переименование было бы вполне естественным и по причине иных, выходящих за пределы факта образования знака, сходств. Ведь как в семиотике, так и в названных специальных дисциплинах обнаруживается ряд дальнейших явлений (ср., например, наличие репертуара знаков, правил соединения знаков, функционирования знаковых систем и т. д.), которые могли бы послужить основой объединения; наверняка можно было бы назвать другие признаки и аспекты, обосновывающие интеграцию семиотики и указанных частных научных дисциплин. Или же дело обстоит таким образом, что семиотика должна заниматься лишь наиболее общими основаниями процессов знакообразования и их результатов, литературоведение же - ограничиваться специфически литературным и привычным для литературной сферы знакообразованием? Однако поскольку акт образования знака, а также наличие других упомянутых сходств отнюдь не ограничиваются только семиотикой и литературоведением и не только присутствуют в других науках, но и явно входят в число необходимых условий их существования, вопрос о соотношении семиотики и литературоведения следует рассмотреть более принципиально и расширить его за счет вопроса о соотношении литературоведения и лингвистики, литературоведения и теории коммуникации, кибернетики, теории информации, возможно также и биологии, физиологии, психологии, социологии и т. д., и т. п.

Если исходить из используемых в классической семиотике понятий и сравнить их с поня-

тийными системами указанных частных наук, может показаться ясным, что семиотика действительно больше занимается общими основами статуса знака, знакообразования и элементарных знаковых процессов, в то время как частные науки анализируют специфические свойства своего предмета. Частные науки, как правило, отказываются от слишком общей формулировки своих результатов, отличаясь от семиотики и в этом отношении. Помимо этого, похоже, действует правило: пока результаты частных наук не сформулированы на языке семиотики или, по крайней мере, не могут быть проинтерпретированы на этом языке, они оказываются для семиотики иррелевантными либо недостаточно " систематичными", чтобы она могла их принять. В свою очередь, представители частных наук часто смотрят свысока, со смешанным чувством презрения, зависти и скепсиса, на обобщающие высказывания семиотики о материале, подлежащем ведению их наук. Для одних формулировки оказываются слишком общими или тривиальными и потому часто слишком далекими от практической работы. Для других они оказываются слишком размытыми, недостаточно систематичными и в целом слишком индивидуалистичными.

Выясняется, что при ответе на вопрос о систематических связях семиотики и литературоведения, как и других наук, можно исходить из их типологических сходств и различий, и что оценка этих связей на практике оказывается, в зависимости от ожиданий каждой из наук, очень различной.

Возможно, прояснение отношений семиотики и частных наук, а также смысл взаимовлияния семиотики и частных наук в настоящее время действительно будет осуществляться лучше всего - по крайней мере, в тенденции, - если больше рассматривать их взаимоотношения в историческом ключе, привлекая при этом как конкретные, так и общие целевые установки отдельных наук.

В историческом аспекте при этом следовало бы прежде всего учесть отношение к семиотике тех наук, которые в ходе своего развития прошли период достаточно интенсивной методологической рефлексии, обладают разработанным понятийным аппаратом и не только стремятся к систематичности, но и преследуют ряд сходных целей. Я имею в виду прежде всего лингвистику, кибернетику, теорию коммуникации и т. д., а также некоторые области литературоведения. Их все объединяет изучение формально или функционально сходных повторяющихся явлений с целью обнаружения и систематического описания правил их появления. Объединяет их также систематическое изучение взаимозависимости формальных, семантических и идеологических повторяющихся и сходящихся явлений.

В силу сходства направления интереса названных частных наук, прежде всего структурализм в лингвистике (особенно в фонологии) оказал серьезное формирующее влияние не только на ряд областей гуманитарных исследований, но и на семиотическое исследование конкретных исторических текстов. Предметом исследования

при этом являются структурные составляющие текстов, обычно не отраженные в метаязыке лингвистики, и речь идет о попытке, опираясь на принцип преимущественно (но не исключительно) бинарных оппозиций и учитывая системный подход, проанализировать семантические или идеологические явления систематически и ориентируясь на выявление текстопорождающих, семиотически релевантных принципов.

На этом примере видно, что при исследованиях такого рода возникает комбинация семиотически объясняемых актов именования в текстах, относящихся к области вторичных знаковых систем, и известных из лингвистики (а также из других наук) целей выявления правил. Видно также, что лингвистические данные игнорируются, чтобы дать дорогу формализации семантических или идеологических элементов текста и их интерпретации.

В результате возникает вопрос, нельзя ли, осмысляя комбинацию исследовательских подходов лингвистики и одного из ее методологических принципов (т. е. структурного) с категориями семиотики, конструктивно развить ее, предлагая расширить и больше, чем это было до сих пор, дифференцировать категориальную систему семиотики за счет методологических позиций частных наук. В то же время этот пример также демонстрирует, что заимствование семиотических категорий частными научными дисциплинами может придать их действиям более систематический характер на новой основе, сделать их более эксплицитными и контролируе-

мыми. К тому же становится ясно, что семиотика и структурализм представляют собой инструменты, которые обеспечивают основу систематизации объектов исследования и тем самым могут послужить исходной точкой дальнейшего обобщения их свойств.

Направленное на обоюдное совершенствование взаимодействие семиотики и лингвистики, теории текста и литературоведения является лишь частным случаем. Не менее конструктивным может быть взаимодействие семиотики с функциональными методами в эстетике Мукаржовского или с исследованиями Лотмана в области теории моделей. Это было бы разумным дополнением обозначившегося ранее всего структуралистского подхода прежде всего потому, что такие ученые, как Мукаржовский и Лотман (здесь можно было бы назвать и других теоретиков), сосредоточивали свои усилия не столько на выявлении формулируемых в виде правил закономерностей, сколько на формальных, эстетических предпосылках порождения смысла в различных областях литературы и искусства, а также в культурно-исторических взаимосвязях. В центре внимания оказываются тем самым текстообразующие принципы более общего рода, играющие определенную роль, с одной стороны, в коммуникативных ситуациях, а с другой - при образовании и анализе структур сознания и идеологических структур.

Если отвлечься при этом от уже обсужденного аспекта взаимовлияния семиотики и частных наук и обратиться к интерпретации их вза-

имоотношения на основе общих и частных культурных данных, то выявится еще одно обстоятельство, объясняющее, почему далеко не всегда бывает достаточно анализировать и интерпретировать объекты с помощью терминологии только одной научной дисциплины и с позиций частной дисциплины. Исследования, выходящие за рамки отдельных дисциплин, стремящиеся выявить как семиотические общности, так и различия объектов частных дисциплин, скорее всего, нуждаются как раз в понятийной системе, построенной сходным образом, чтобы полученные ими результаты можно было сравнивать.

Обобщая обсужденные примеры, можно констатировать, что семиотика не только предоставляет частным научным дисциплинам вполне пригодный инструментарий аналитических категорий и аналитических подходов, но что она способна выявлять свойства знакообразных по своей структуре моделей и соответствующим образом интерпретировать их прежде всего в сочетании с понятийными аппаратами и подходами частных наук. Будучи продуктом и частью культуры, она одновременно способствует своей осуществляемой таким образом функционализацией дальнейшему изучению культуры, как и самой себя. В этом смысле она больше чем фермент, больше чем только аналитический прибор; она является также, в более широком аспекте, важнейшей предпосылкой систематического научного синтеза.

Из сказанного для дальнейшего развития семиотики как интегративной науки, а также для

изучения семиотических данных в частных дисциплинах следует, что в будущем следовало бы уделить первостепенное внимание разработке следующих общих методологических проблем в области наук, занимающихся культурой:

1. Экстраполяция общих метаязыковых понятий и понятийных комплексов на изолированную, обозримую область и их перенос в область других наук.

2. Выделение структур (и так называемых неструктурных явлений) на уровне объекта.

3. Изучение трансформаций знаков и условий, в которых они происходят.

4. Признание нестрогости результатов анализа в качестве гипотетического отражения свойств изучаемых объектов, а также более интенсивное использование и сознательно эксплицитное обсуждение методологически релевантных гипотез, предполагающих процессы знаковых трансформаций в качестве основы организации текста.

В первоначальном варианте опубликовано: Semiotik und Wissenschaftstheorie / Hrsg. von W.A. Koch. Bochum, 1990.S.92-102.

Предыдущая 1 2 345 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 Следующая