Публицистика 18. И.А. Крылов

⇐ ПредыдущаяСтр 3 из 17Следующая ⇒

Крылов родился в семье бедного армейского офицера, отец его после пугачевского восстания вышел в отставку и семья поселилась в Твери. После смерти отца, когда мальчику было девять лет, его определили на службу, чтобы поддержать мать и младшего брата. Крылов очень рано узнал нужду и на всю жизнь сохранил сочувствие и симпатию к трудовому народу.

Когда ему было 14 лет, он написал комическую оперу «Кофейница», в которой, по его словам, «нравы эпохи описаны верно». Из его ранних комедий интерес представляют «Сочинитель в прихожей» и «Проказники». Трудный жизненный путь, самостоятельные занятия, он не имел систематического образования, способствовали формированию его демократических убеждений, которые позволили ему увидеть остроту социальных противоречий русской жизни.

В типографии И.Г.Рахманинова и при его содействии Крылов вскоре издает свой первый журнал «Почта духов» (1789). Сатирическая журналистика Крылова – дальнейший шаг в развитии лучших традиций новиковской сатиры. В январе 1789 года в Петербурге вышла первая книжка ежемесячного журнала «Почта духов», издателем и единственным автором которого был Крылов.

«Почта духов» – не журнал в обычном понимании, а книга очерков или писем-фельетонов, выходящая по частям. На титульном листе было написано: «Ежемесячное издание, или ученая, нравственная и критическая переписка арабского философа Маликульмулька с водяными, воздушными и подземными духами». Резкость критики крепостнического государства, публицистическая заостренность, отчетливо выраженная антидворянская направленность характеризуют «Почту духов». «Философские письма» пишут арабскому волшебнику Маликульмульку гномы, сильфы, ондины, которые благодаря своей волшебной природе проникают везде и всюду, оставаясь часто невидимыми, что дает им возможность наблюдать жизнь без всяких прикрас. В письмах «духи» с наивным удивлением рассказывают о явлениях общественной жизни, которые противоречат естественным законам, нормам нравственного и общественного поведения. Их восприятие царящей вокруг несправедливости, беззакония, корыстолюбия и других пороков привилигированных слоев общества выражается в сатирическом гротеске, в язвительной иронии. Сатирическое восприятие существующих общественно-политических порядков глазами «постороннего наблюдателя» – прием, который начат Кантемиром, дающий возможность с большой прямотой и смелостью подвергнуть критике уродливые стороны самодержавно-крепостнической действителльности.

Крылов стремится объединить письма-фельетоны сюжетно, фигурами одних и тех же персонажей. Этому способствует вступление к журналу и первое письмо от гнома Зора, которое является экспозицией к последующему повествованию. Во «Вступлении» говорится о бедном, незаметном человеке, размышляющем о своей горестной судьбе, о его встрече с волшебником Маликульмульком, предложившим ему стать его секретарем, в обязанности которого входило читать письма корреспондентов – «духов» и составлять на них ответы. Затем рассказывается, как гном Зор, от которого приходит первое письмо, попадает на землю и оказывается в кругу людей. Богиня подземного царства Прозерпина, побывав на земле, возвратилась оттуда модницей, «вертопрашкой» и решила завести в своем царстве все на новый лад. Она посылает гнома Зора на землю, чтобы он доставил в ад модных парикмахеров, портного и купца-галантерейщика. Так мотивируется появление подземного духа среди земных жителей.

В 48-ми письмах «Почты духов» можно обнаружить два плана: первый – резко сатирическое описание нравов и жизни столичного дворянства, строящего свое благополучие на страданиях народа, критика государственного аппарата и социальной несправедливости (письма Зора и Буристона – подземных адских духов); второй – рассуждения «сильфов» Световида и Выспрепара, воздушных духов, в которых содержатся наставления, как исправить общественные порядки. Залог улучшения государственного устройства – развитие «просвещенности» и соблюдение сословного равенства – вот основной принцип, выдвигаемый Крыловым. Крылов раскрывает разные области русской жизни, резко выступая против сословных привилегий дворянства, требует от писателей служение истине, которая для него неподкупна, требует равенства всех сословий и необходимости для каждого человека честного исполнения гражданского долга. В «Почте духов» Крылов противопоставляет «третье сословие» разлагающейся дворянской аристократии. В 24 письме он пишет: «Придворный, который гнусным своим ласкательством угождает страстям своего государя, который, не внемля стенанию народа, без всякой жалости заставляет его претерпевать жесточайшую бедность и который не дерзает представить государю о их жалостном состоянии, страшась прийти за то в немилость, может ли назваться честным человеком? » С большим сочувствием говорит о людях искусства, положение которых в крепостнической стране безысходно. В 20-ом письме Крылов сравнивает самодержавных правителей с «львами» и «тиграми»: «Львы и тигры менее причиняли вреда людям, нежели некоторые государи и их министры». В письме сильфа Дальновида говорится о деспотическом монархе, который «для удовольствования непомерного своего честолюбия разоряет свое государство и приводит в крайнюю погибель своих подданных». В одном из писем Зора есть прямой намек на Екатерину II, на фаворитизм при ее дворе: «Я принял вид молодого и пригожего человека, потому что пригожая молодость, приятность и красота в нынешнее время также в весьма не малом уважении и при некоторых случаях, как сказывают, производят чудеса...»

Наиболее значительной в идейном отношении и в художественном плане явилась повесть «Каиб», названная Белинским «необыкновенно меткой и злой сатирой». «Восточная повесть» Крылова, озаглавленная по имени главного героя – «Каиб», представляет наиболее политически острое сатирическое произведение русской литературы XVIII в. Но следует отметить, что в повести принято видеть только забавную и занятную «повестушку», а на основную мысль этого произведения как-то не обращают внимания. Как отмечает П.Н.Берков, причиной этого является то, что идея повести проведена достаточно скрытно и что чисто сюжетная сторона, искусно построенная, заслоняет идейную.

Повесть начинается с рассказа о благополучии, процветании и богатстве восточного калифа, о его не знающей предела власти – «имя его наполняло вселенную», о раболепии его двора. Каиб, пресыщенный властью, богатством, любовью женщин, томится от скуки. Однажды бессонной ночью Каиб спасает мышь от преследований кошки. По словам автора, одной из причин того, что Каиб принял бедную мышку, прыгнувшую в его постель, под свое покровительство, было следующее: «он начитался, что в таких случаях делаются великие чудеса, как прекрасная Шехеразада, сей неподражаемый историк его предков свидетельствует, а Каиб верил сказкам более, нежели Алкорану, для того что они обманывали несравненно приятнее». Как отмечает автор, дело и кончилось подлинно чудом – мышь превратилась в прекрасную женщину – фею. Волшебница фея и ее чудесное появление разрушили покой и идиллическое представление государя о царящем вокруг благополучии и счастьи подданных. «Просвещенный» государь оказался в сущности деспотом, которого можно заменить «статуей из слоновой кости» – неодушевленным предметом. Уговаривая Каиба отправиться инкогнито странствовать по стране, дабы узнать истинное положение вещей, фея обещает ему подменить его статуей из слоновой кости, которая в его отсутствие наделает много славных дел.

Изображение окружающих царя визирей и советников свидетельствует о социально-политическом характере крыловской сатиры. Главное достоинство визиря Дурсана – «борода», которая «достала до колен», подстать ему и Ослашид, которому белая чалма давала право «на большие степени и почести», Грабилей (от слова грабить) нечестными путями сумел стать «одним из числа знаменитнейших людей, снабженных способами утеснять бедных»– такова убийственная хараткеристика вельмож, окружающих монарха. Все это – свидетельство гнилости самодержавного правительства. Но, несмотря на остроту критики, Крылов и в «Каибе» остается на просветительских позициях. Обращение писателя-сатирика к реальной жизни и раскрытие разных сторон действительности в ее противоречивой сложности, его публицистическая заостренность и демократизм дают возможность отнести творчество Крылова к просветительскому реализму. Литературная позиция Крылов достаточно отчетливо проявилась в «восточной повести». Крылов не принимает «блистательного направления», язвительно высмеивает один из «классических» жанров – похвальную оду и ее творцов, которыми часто руководят лесть и страх. Эта полемичность направлена прежде всего против одописцев типа Василия Петрова и той искусственности и условности, которые характерны для классицизма. Читая книгу, которую дала Каибу фея как усыпительное средство, он находит оду визирю, недавно повешенному им за взятки. Добродетели его были воспеты с таким восторгом, что калиф начал уже опасаться, «не святого ли он повесил». Путешествуя по своей стране, он попал в хижину стиховторца, слагавшего оды. Стихотворец объясняет калифу, как составляются подобные оды: «Мы даем нашему воображению волю в похвалах с тем только условием, чтоб после всякое имя вставить было можно. Ода – как шелковый чулок, который всякий старается растягивать на свою ногу».

Одним из блестящих памфлетов в русской сатирической литературе XVIII века является написанная в форме ложного панегирика «Похвальная речь в память моему дедушке». Прием пародийного панегирика, восторженной похвалы, произнесенной в честь так называемых «добродетелей» невежественного помещика-крепостника, вконец разорившего своих крестьян, придает сатирическому обличению особенную беспощадность. В тоне добродушного рассказа, исполненного сочувствия к своему «герою», повествуется о его деяниях, раскрывающих паразитизм, ничтожество, тупость и жестокость принадлежащего к избранному дворянскому сословию помещика Звениголова, имя которого весьма выразительно. За всю свою жизнь Звениголов не прочитал ни одной книжки. Ведя в столице разгульную жизнь, он довольствовался тем, «что имя его знали наизусть во всех трактирах и кофейных домах». Беспробудный пьяница и бездельник, промотав отцовские деньги, оказывается в деревне, где, занимаясь псовой охотой, он окончательно разоряет крестьян поборами и барщиной. Смерть его была подстать жизни: «Гоняясь за зайцем, свернулся он в ров и разделил смертную чашу с гнедою своею лошадью прямо по-братски... О ком из них более должно нам сожалеть? – спрашивает автор. – Кого более восхвалять? » Таков сей «добродетельный дворянин», сердце которого было, так сказать «стойлом его гнедой лошади».

Развивая реалистические тенденции в русской литературе, Крылов показывает, как среда и воспитание сделали из Звениголова необузданного и жестокого крепостника. Уже с детства он был приучен к мысли, что дворянин может бить и мучить крестьян как угодно, они всё вытерпят, тогда как собак надо остерегаться. «Собака ведь не слуга, с нею надобно осторожно обходиться, если не хочешь быть укушен», – поучает отец свое великовозрастное чадо.

6. Публицистика 18 века. Радищев.

Перед тем как выпустить в свет «Путешествие из Петербурга в Москву» в 1790 г., в домашней типографии Радищев напечатал небольшую брошюру «Письмо к другу, жительствующему в Тобольске по долгу звания своего». Это письмо неизвестному адресату датировано 8 августа 1782 г. и посвящено описанию открытия в Петербурге памятника Петру I работы Фальконета. Радищев написал отчет о торжестве, сопроводив его высказываниями о роли монархов и их качествах. По жанру это произведение просится на страницы журнала или газеты, это журналистская работа, но мысли автора настолько смелы и антимонархичны, что нельзя было и думать напечатать письмо в подцензурной прессе. Опубликовать отчет Радищев смог только после того, как завел домашнюю типографию. Тем не менее в истории русской журналистики «Письмо к другу» не должно остаться забытым. Рассказав подробно о церемонии, Радищев описывает памятник, поясняя аллегорический характер изображения: «крутизна горы суть препятствия, кои Петр имел, производя в действо свои намерения; змея, в пути лежащая, коварство и злоба, искавшие кончины его за введение новых нравов» и др. Точные и лаконичные строки отчета не раз перебиваются рассуждениями автора, в которых заключен главный интерес «Письма к другу». Отметив появление Екатерины II, Радищев замечает, что народное признание заслуг Петра было бы гораздо более искренним и свободным, если бы оно не вдохновлялось искусственно появлением императрицы, – той, «кто смерть и жизнь миллионов себе подобных в руке своей имеет». Радищев признает заслуги Петра I, видит в нем «мужа необыкновенного, название великого заслужившего правильно». Но Петр оставил по себе и недобрую память: властный самодержец, он «истребил последние признаки дикой вольности своего отечества», закрепостил его под скипетром монарха и сделал свободу недосягаемой пока мечтой. Петр мог бы стать еще славнее, «возносяся сам и вознося отечество свое, утверждая вольность частную», т.е. дав свободу русским людям.

Надеяться на это, говорит Радищев, было бы напрасно. Если известны в истории случаи, когда цари оставляли трон, чтобы жить в покое, то происходило это не от их «великодушия, но от сытости своего сана». Царствующий государь не поступится ничем из своих самодержавных прав: «нет и до скончания века примера, может быть, не будет, чтобы царь упустил добровольно что-либо из своей власти, седяй на престоле». Это было понятно Радищеву в 1782 г., когда писалось «Письмо к другу». Печатая его 8 лет спустя, Радищев сделал следующее примечание: «Если бы сие было писано в 1790 г., то пример Людвига XVI дал бы сочинителю другие мысли». У государя не надо просить милости – его можно и нужно лишить престола, чтобы добиться свободы народу.В 1789 г. Радищев поместил в декабрьской книжке журнала «Беседующий гражданин» статью «Беседа о том, что есть сын отечества». Журнал «Беседующий гражданин» издавался с января по декабрь этого года в Петербурге «Обществом друзей словесных наук» – просветительским кружком молодых людей, далеким от какой-либо революционной пропаганды. Радищев был членом этого общества, войдя в его состав на правах старшего товарища. Он работал в то время над «Путешествием из Петербурга в Москву», идеи и образы этой великой книги необычайно волновали его, он искал единомышленников, жаждал встреч с аудиторией, и «друзья словесных наук» внимали Радищеву с трепетом и восхищением. Вялые, длинные, нравоучительные статьи, с уклоном в сторону религиозной морали, которыми заполнялись страницы журнала, были внезапно озарены пламенным словом Радищева, нечаянно пробившимся сквозь преграду цензурного надзора. Чиновники Управы благочиния, привыкшие к смирному тону «Беседующего гражданина», не ожидали такого выступления и не сумели понять его истинный смысл. Радищев, желая по виду сохранить манеру «Беседующего гражданина», написал для него не статью, а «беседу», принял жанр наставления, поучения, излюбленный в этом журнале. Свою статью Радищев начинает с утверждения: «Не все рожденные в Отечестве достойны величественного наименования сына Отечества (патриота). Под игом рабства находящиеся недостойны украшаться сим именем». Но пусть «чувствительное сердце» не торопится осуждать их за это, – они не виноваты. Характеристика состояния русских крепостных крестьян, идущая вслед за первыми положениями статьи, достойна занять место на страницах книги Радищева «Путешествие из Петербурга в Москву», – настолько она резка и значительна. Не могут называться сынами Отечества люди, «кои уподоблены тяглому скоту, не делают выше определенной работы, от которой им освободиться нельзя, кои уподоблены лошади, осужденной на всю жизнь возить телегу... кои не видят конца своему игу, кроме смерти, где кончатся их труды и их мучения... кои походят на человека одним токмо видом, в прочем обременены тяжестию своих оков, лишены всех благ, исключены от всего наследия человеков, угнетены, унижены, презренны; кои не что иное, как мертвые тела, погребенные одно подле другого...». «Не о миллионах этих люден пойдет речь, – говорит Радищев, – они не входят в состав членов государства, это «движимые мучителем машины, мертвые трупы, тяглый скот! » «Человек, человек потребен для ношения имени сына отечества! » – восклицает Радищев, – но кого можно назвать достойным этого звания? Крупными сатирическими чертами Радищев набрасывает контуры фигур представителей правящего сословия – дворянства, которых отказывается назвать сынами отечества. Вертопрах, развратник, щеголь, жадный корыстолюбец, обжора-чревоугодник – таковы люди светского круга, и не в их среде надлежит искать патриотов. Радищев не говорит, куда нужно обратить взоры в поисках достойных людей, и сразу переходит к характеристике качеств, отличающих истинного сына отечества. При этом он вкладывает в понятия честолюбия, благонравия, благородства новое, очень глубокое содержание, иной, противоречащий обычному для дворянского общества смысл. Радищев конструирует образ горячего патриота, великодушного друга обиженных, человека, чье высокое место в обществе обусловлено его личными достоинствами, а не древностью рода или придворными связями. Честь для Радищева – естественное чувство, побуждающее человека развивать те способности и качества, которые заслуживают ему любовь других людей, подтверждаемую спокойной совестью. Помогая людям, заручившись их благосклонностью и доверием, человек проникается уважением к себе и получает необходимые условия для самоусовершенствования, становится лучше. Другая важная черта – благонравие. Однако понятие это вовсе не означает просто хорошие манеры и доброе поведение. Благонравный человек – «истинный исполнитель всех предуставленных для его блаженства законов». Он скромен, чужд пустосвятства и лицемерия, преданно служит отечеству на любом посту: «для него нет низкого состояния в служении отечеству». Ради его благополучия он без устали трудится на избранном поприще и, если потребуется отечеству, с готовностью пожертвует для него жизнью. Третий «и, как кажется, последний отличительнейший знак сына отечества – когда он благороден». Свойство это вовсе не зависит от происхождения и дворянского герба. Благороден тот, кто совершает мудрые и человеколюбивые поступки, сияет в обществе разумом и добродетелью и больше всего заботится о славе и пользе Родины.

Таковы качества истинного сына отечества. Их должно развивать в себе с помощью воспитания, изучая науки, становясь просвещенным человеком. Нужно приучать свой дух к прилежанию, трудолюбию, повиновению, скромности, к желанию подражать великим в том примерам. Необходимо ознакомиться с историей и философией, а для «очищения вкуса» возлюбить «рассматривание живописи великих художников, музыки, изваяния, архитектуры, или зодчества». Программа, предлагаемая Радищевым, как видим, достаточно сложна и обширна. Как определяет исследователь, Радищев обращался в своей беседе к сотням молодых людей за пределами «Общества друзей словесных наук», также увлеченных «передовыми идеями века, но которых надо было еще воспитывать в направлении роста их революционного сознания. Радищев выступает в своей речи как агитатор, выработавший четкую тактику. Он не хочет сразу же «отпугнуть» аудиторию непривычными для нее прямыми призывами к революции. Но он ставит своей задачей при помощи горячего слова-убеждения, возбуждая чувство гражданского долга, чувство патриотизма, подвести слушателя-читателя к пониманию этических задач, поставленных перед гражданином нарастанием революционной волны в Европе».

⇐ Предыдущая 1 234 5 6 7 8 9 10 Следующая ⇒